– Где он был? В крупе? Над духовым шкафом? – вовсе не на чай намекал я. – В кружке дочери, – Анна мгновение сжимала её у сердца, потом протянула ко мне руки и раскрыла ладони, отдавая своё сокровище. Я бережно принял скарб, на дне которого, поблескивая, лежала колба с Экситейтором размером с палец. Спрятала там, где, по её мнению, никто не нашел бы. Значит, дочь либо мертва, либо больше не зайдёт на чаепитие к матери. Второе вероятнее. Неудивительно. «Моя мама – бывшая Туша». Звучит недостаточно презентабельно для любимого ребёнка, живущего в «Центральном круге». Я взял двумя пальцами колбу и осмотрел на свету. Ни хрена в них не разбираюсь, но по цвету жижа внутри была чуть темней «красного» Экситейтора. Напоминала кровь, но не такую вязкую. На стекле имелась печать качества ДС, штрих–код, а под ним номер, настолько маленький, что я едва разобрал цифры. 25.05.172.12.3.100КБКА. Сейчас 172 год эпохи Илона, значит, первая часть, скорее всего, дата изготовления, а цифра 100 – процент совместимости. Всё странней и странней становится. Я до конца не верил, что это возможно, ведь «сотые» – индивидуальны. Этот Экситейтор должен быть «сотым» лишь для одного человека в этом городе. Гочи же и эта колба утверждали обратное. Хотя, это всего лишь цифра на стекле. Что внутри – неизвестно. Пожалуй, стоит доверить это одному назойливому Аналитику. – Отправь данные Гере, – я отдал Экситейтор Лине. – Хочу знать, что внутри. Вбить сообщение в ПАДС было бы быстрее, но Эбберт предпочла провести сканирование дроном. Ну, пусть развлекается с новой игрушкой. – Рассказывайте, Анна, как вас угораздило так вляпаться? – я поудобнее развалился на диване. – А что рассказывать? В молодости своей я была начальником по производству одежды, ну, как одежды… безвкусного тряпья, которое штамповалось по шаблонному закрою для «рабочих пчелок» Партии, у которых нет вкуса. Однажды одна из девочек была неосторожна со станком, и ей вырвало кусок блузы с манжетой. Она чудом не пострадала, но работу в лоскутах не продолжить, техника безопасности не позволит, а работать дальше нужно, иначе смена не засчитается. И мы ничего не нашли лучше, чем просто сшить блузу из обрезков ткани, чтобы девчонке закрыли смену. Четыре года я вкалывала на этом заводе, но именно в тот день впервые улыбалась. Потом еще пару раз было что-то в этом роде. А может, я в каждой мелочи искала возможность, в общем, не помню, каким образом, но спустя какое-то время я уже жила там, чтобы успевать шить мелкие заказы обычным людям, с которых не требовала платы. Тушам в основном. Обрезки, просто сжигаемые на других заводах в качестве топлива, обрели вторую жизнь. Вы бы видели, какие удивительные разноцветные наряды получались из когда-то презираемой мной ткани. Я старалась учесть любое пожелание, найти индивидуальный подход, подчеркнуть личность каждого, по сути, незнакомого мне человека. Наградой мне были лишь счастливые лица, довольные моей работой, – глаза Анны заблестели, а губы слегка дрогнули. – Партия арестовала меня за спекуляцию и отправила в Гикопроторий, где мне был «предложен» контракт Туши на пять лет с 75%–м «красным». Пять лет я покрывала аэростаты какой-то краской серебряного цвета. Пары этой вони разъели мне легкие и носоглотку, после чего я практически перестала ощущать запахи. Брызги, попадавшие мне в глаза, испортили зрение так, что в данный момент я еле различаю цвета. Вот что я получила за обрезки ткани. А теперь вы приходите и говорите, что я поспособствовала убийству двадцати четырёх человек?! И что ждет меня за это?! Меня размелют в труху и будут скармливать по кусочку Партийным свиньям?! Нет, спасибо, лучше сразу застрелите! Я не поеду в Гикопроторий! Анна как будто только и ждала, кому бы рассказать про свою загубленную судьбу. Однако, если честно, мне плевать. К счастливым людям Ликторы не ходят. Все мы стоим в огромной очереди на исповедь в кабинет, даже не зная, кто принимает. Анна же стоять устала и рассказала нам с надеждой в голосе, что мы передадим дальше. Но её боль, лишь одна из многих. Весь город галдит и молится. Все душещипательные истории сливаются в один скучный рассказ, который я уже устал слушать. – Тяжко вам пришлось, Анна. И то, что с вами приключилось – горько, но прошу вас! По прихоти одного выблядка убили два десятка человек! Людей «Рабочего района», жён, мужей и даже детей, таких же обычных, как ваша дочь! – я бережно протянул кружку Анне обратно. – Да, Гикопроторий сломал вашу жизнь, но создан он был для таких, как тот ублюдок, что жестоко убивает ни в чём неповинных детей. Анна опустилась на дальнюю сторону дивана, прижимая кружку к груди. Беззвучные слёзы капали с её подбородка, ударяясь о фаянсовое дно. – Мы поймали его. И его подельников. Остановили это безумие. Но чтобы этого не повторилось, мне нужен заказчик. От вас необходима информация, только и всего. Швея подняла на меня свои глаза с длинными ресницами, пару мгновений её взгляд словно проходил сквозь, и лишь когда пелена рассеялась, Анна посмотрела мне прямо в душу. – Месяц назад, в районе двенадцати часов дня, пришел джентльмен и представился мистером Гочи. Сказал, что для дела нужны робы, похожие на такие, как у ДС. Пообещал заплатить целым состоянием. Думала, собираются что-то грабить, я и представить не могла… – голос Анны дрогнул, но она сглотнула и продолжила. – В общем, было несложно. Выкройку я наизусть помню, ткань у меня была. Пять роб сшила за два дня. Без значков службы, но визуально не отличить. Несколько дней назад вернулся мистер Гочи. В то же время. Забрал робу и протянул Экситэйтор. Сказал: «Держи. На черном рынке выручишь не хило. 100%–й «чистый». Выжди, когда слухи наполнят город, а в проулках будут шептаться про «сотые», тогда продашь дороже». Вот я и выждала. Пришли Ликторы и сказали, что я помогала убийцам. Анна украдкой вытерла лицо. – Я хочу помочь в поимке, но это всё, что я знаю. Поверьте мне! Красные, раздражённые трением глаза, не выражали ничего, кроме страха. Страха оказаться в Гикопротории, и мы все понимали, что даже самые выгодные условия «Контракта Туши» будут для Анны смертельными. – Что ж, я вам верю. Но Экситейтор мы изымем, как улику – это не обсуждается. Если что-то вспомните, или к вам снова обратятся с подобными просьбами – свяжитесь через линию Эфеса с Ликтором Ильиным – это я. Вопросы? – Что меня ждёт? – руки Анны сжимали колени с такой силой, что кончики пальцев были уже бледными. – Выговор и мой осуждающий взгляд! – потряс я пальцем. – Почему только криминальным элементам шьёте? А как же служители порядка? Придется вам в наказание помочь старому Ликтору и с его одёжкой тоже. Я махнул рукой на спинку стула, где всё еще висел плащ. – Клянусь вам! – словно на пружине подпрыгнула швея и вцепилась в ворот плаща, в мгновение оказавшегося в её руках. – Дайте мне месяц, и я починю ваш плащ! Вы будете довольны! – Ну вот и отлично, тогда и увидимся. У меня маловато парткойнов в данный момент, но к такому сроку кое-какую сумму мне удастся собрать. Вы же пойдёте навстречу важному клиенту и не будете требовать предоплату? – Д-да конечно, я найду средства на ткань, будьте спокойны, всё в лучшем виде исполню, товарищ Ильин! – Это просто замечательно, Анна! – я вытаскивал нужное мне барахло из карманов плаща, в который вцепилась швея. – Тогда на этом всё. Хорошего вам денёчка, более не смеем отвлекать вас от работы. – Спасибо вам. – Едва различимо прошептала швея, когда мы с Линой уже вышли из квартиры, поэтому неясно, кому предназначались последние слова Анны. Нам или самому Илону? Глава 11. Дотационная Служба Номер практически ничего не дал. Всё, что смогла узнать Гера, Экситейтор не является подделкой и действительно был произведен в ДС, и это единственное, что удалось выяснить. Анализ же пробы, взятой дроном кадета, требовал большего времени, чем мы располагали. Вот и выходит, что мы едем обвинить всемогущую монопольную корпорацию, старательно поддерживающую филантропический имидж, в халатности, сокрытии сведений и организации убийства двадцати четырёх граждан Города–3B3Х, не имея на то прямых улик. – Хитро вы про сына наплели, – закончив с дроном, отметила Лина. – Хочешь, чтобы в твою ложь поверили – скажи правду, – пожал я плечами. – Да и если бы просто использовали допуск Ликтора, голосовой помощник оповестил бы Анну, кто к ней поднимается. Как думаешь, что первым делом она бы сделала? – Уничтожила Экситейтор. – Закивала кадет. – Да. И тогда от Гикопротория ей было бы не отвертеться. – А того, что она уже сделала, недостаточно? Мы её никак не накажем? – Ну, дубинка у тебя есть, вперёд. Я подожду в машине. – Если б она сообщила в Эфес, смертей можно было бы избежать, – моя колкость в очередной раз была пропущена мимо ушей. – Да, а если бы Гочи не был убийцей, то он бы никого не убил, – фыркнул я. – Брось, Эбберт. Она лишь сшила чертовы куртки. Даёт, а не отнимает, понимаешь? Так за что же её судить? – Признайтесь, вы так говорите только потому, что она починит ваш плащ. – Тем более! Святая женщина. – Всё ясно. Наговорила вам чуши про ядовитый клей, а вы и размякли. – Вздохнула Лина и, прислонившись к окну, принялась теребить стеклоподъемник. – Скорее всего, она имела в виду диэлектрик, им покрывают аэростаты, чтобы отводить статическое электричество. Аэростатов бывает слишком много в небе, и помимо трения они еще аккумулируют огромное количество энергии, – подобно этому «ядовитому клею», я пытался разрядить обстановку. – Помню, дед шутил, что всё это ерунда, и единственное, почему так делают, это лишь потому, что пилоты боятся гнева Илона и его молний. – А чего боитесь вы, товарищ Ликтор? – игра Лины со стеклоподъёмником чуть ускорилась и уже начинала раздражать. – Сквозняков. – Я, не отрывая глаза от дороги, схватил Лину за руку, чтобы нарастающий звук скольжения стекла о резину прекратился. Резкий вдох кадета привлек моё внимание, и я невольно повернул голову. Её лицо было в паре сантиметров от моего. Так близко, что я мог рассмотреть в её зеленых глазах вереницу красных нитей из полопавшихся от недосыпа капилляров. От девушки веяло очень нежным и освежающе-прохладным парфюмом с ноткой смутно знакомого аромата. Мне вдруг ясно вспомнилась юность, как сияющий тогда еще своими зубами дед ворвался в мою комнату и протянул нечто гладкое по форме, напоминавшее чешуйчатый камень. «Смотри, Ромка, что урвал! Хвоя!» – радостно крикнул он тогда. Вот и Лина испускала такой же смолистый, слегка сладковатый аромат какого-то хвойного дерева. Но пока я предавался воспоминаниям и вдыхал отсылающий в детство запах, она смотрела на меня и не дышала, наверное, уже целую вечность. Я представил, как, должно быть, пахнет вечно непросыхающий Ликтор, и мне стало слегка не по себе. – Прости, не хотел пугать, – поспешно отпрянув от кадета, я вернул руки на руль, а – взгляд на дорогу. – Н-ничего. Я не из пугливых. Лина поспешно провела рукой по волосам, словно пытаясь заправить за ухо выбившуюся прядь. Хотя, на первый взгляд, с её прической было всё в порядке. – Но вчера вы всё же заставили меня понервничать. – Добавила она спустя пару секунд. – Да, пожалуй, мертвые дети не самое лучшее зрелище. Но разве в бытность спасателя ты не навидалась подобного? Всё же действующий рекордсмен СБГ! – без тени иронии сказал я. Ну или по крайней мере попытался. – Знаете, Роман, когда мне вручали грамоту о том, что я спасла тысячу человек, и хвалили за то, что я побила рекорд по срокам получения этой бумажки, все в департаменте радовались и поздравляли меня как героя. Но никто не обмолвился, сколько всего было вызовов и скольких мы пытались спасти, но не спасли. Тысяча спасённых звучит чересчур торжественно. Намного лучше, чем: «удалось спасти лишь тысячу человек из двух, пяти, десяти тысяч». Я видела смерть настолько часто, что мертвые дети давно не беспокоят меня по ночам. Но такого хладнокровного исполнения, как вчера, я не встречала прежде, хотя и мысленно готовилась к подобному из-за специфики работы. Поэтому немного потеряла контроль. – Лина провела тыльной стороной руки по своей брови. – Но вчера меня испугало совсем не это. – А что же? – я бросил на неё быстрый взгляд. – Ваш настрой избавиться от меня в самом начале, не дав шанса проявить себя. В начале? А я разве уже не хочу? Прошло всего-то два дня, а я как будто смирился с тем, что по моим пятам неустанно следует любопытный ребёнок, за которым нужно присматривать. Она не агент Партии, теперь это ясно. Обычная бойкая девчонка, которая пробивается к своим глупым мечтам. Не думаю, что она опасна, нужно лишь не потакать её прихотям и держать дистанцию, чтобы при форс-мажорах меня не задели последствия её рвения. Своя голова на плечах вроде есть, вот и пусть учится ей пользоваться. Пора бы уже. – Мне сподручней одному, – пожал я плечами. – Намного спокойней работается, когда ты в ответе за одну жизнь. – Но так ведь было не всегда? Вы что-то говорили о напарнике, что с ним случилось? – Неприятная участь. – Произнес я нехотя. – Он погиб? – Хуже. Он стал моим капитаном. Какое-то время губы Эбберт дрожали, а потом она звонко расхохоталась. – Простите, не смогла сдержаться, – кадет смахивала слезы с ресниц, и её до сих пор потряхивало от беззвучного смеха. – Как же часто вы драматизируете! Все эти картинные паузы в разговоре, игра желваками и грозный вид! Вот же соплячка. – Ваш наставник жив-здоров и продолжает работать в Эфесе, а вы и здесь умудрились всё вывернуть. Я повернулся к Лине лицом и уже захотел смачно обматерить, но, увидев её искреннюю улыбку, я забыл все слова, и всё, что смог, так это лишь хмыкнуть в ответ. – А если бы я остановил машину и, высадив тебя, заставил глотать пыль из-под колес – это было бы тоже картинно и драматично? – На все сто процентов, товарищ Ликтор, – её улыбка не потускнела даже на миг. – Главное – не забыть опустить стекло и сказать что-то этакое напоследок. – Хорошо, оставим твоё пожелание на обратный путь, так как мы уже приехали. Я сбросил скорость и медленно подъехал к длинной проходной, ведущей к зданию, похожему на огромную стеклянную пирамиду. – Ого! – Вымолвила Эбберт.