Когда же они вырвались из распадка на простор, ей все сразу стало ясно. Там шло отчаянное сражение: Питер и Эдмунд бились с ордами ужасных тварей, которых она видела вчера вечером. Но теперь, при свете дня, твари были куда страшнее, уродливее и злобнее, и казалось, что их стало намного больше. А войско Питера — в тыл которому вышло подкрепление Эслана, — заметно поредело. И по всему полю битвы там и здесь стояли белые статуи — свидетельства того, что Ведьмарка пустила в дело магический жезл. Однако сейчас почему-то она не использовала это оружие, но сражалась своим каменным ножом. И сражалась она не с кем-нибудь, а с Матером! Бились неистово, и Люси не могла разглядеть, что же там происходит: клинки мелькали и сталкивались с такой скоростью, что казалось, будто не меч там и каменный нож, но сразу три меча и три ножа. Поединок проходил в центре поля, и вокруг кипела битва — куда бы Люси ни глянула, везде творилось что-то ужасное. — Приехали, дети мои, — крикнул Эслан, и сестры скатились с его спины. И с оглушительным ревом, от которого содрогнулась вся Нарния от фонарного столба на западе до берегов Восточного моря, Великий Лев бросился на Бледную Ведьмарку. Услышав рев Эслана, колдунья подняла голову, и лицо ее исказилось ужасом и удивлением; Лев обрушился на нее, и они покатились по земле. В тот же миг все воинство, пришедшее с Эсланом, ринулось на врага: гномы рубили боевыми топориками, собаки рвали зубами, великан крушил дубинкой (а сколько полегло под его ножищами, никому не известно), единороги бодали рогами, кентавры бились мечами и копытами. Утомленное войско Питера кричало «ура», вновь прибывшие ревели и рычали, враг визжал, и весь этот шум многократно повторяло лесное эхо. Глава 17 Охота на Белого Оленя Как только в бой вступило подкрепление, пришедшее с Эсланом, битва была выиграна, большая часть вражеского войска перебита, а оставшиеся в живых, поняв, что Ведьмарка погибла, либо сдались в плен, либо обратились в бегство. А еще Люси своими глазами видела, как Питер с Эсланом обменялись рукопожатием. При этом лицо Питера было непривычно бледным и строгим, как будто он повзрослел сразу на несколько лет. — Когда бы не Эдмунд, — докладывал Питер Эслану, — когда бы не он, нас бы разбили наголову. Ведьмарка обратила бы всех нас в камень и была бы такова. Однако ничто не могло остановить Эдмунда. Он пробился к ней, уложив подряд трех людоедов, а она тем временем обратила в камень одного из ваших леопардов. И когда Эдмунд добрался до нее, то первым делом рубанул мечом по волшебному жезлу. Попытайся он расправиться с самой Ведьмаркой — до него эту ошибку совершили многие, — быть бы и ему статуей. Да, если бы волшебный жезл был разбит пораньше, у нас был бы какой-то шанс на победу, но к тому времени потери были слишком велики. Сам Эдмунд тяжело ранен. Пойдемте к нему. Они нашли Эдмунда чуть в стороне от поля брани, с ним была госпожа Боббер. Он лежал весь в крови, рот приоткрыт, лицо нехорошего зеленоватого цвета. — Ну же, Люси, не мешкай, — сказал Эслан. И только тут Люси вспомнила о целебном настое, подарке Рождественского Деда. Руки у нее дрожали так, что пробка выскальзывала из пальцев. Наконец ей удалось откупорить пузырек и влить несколько капель в раскрытый рот брата. С нетерпением вглядывалась она в бледное лицо, ожидая, подействует ли настой, когда раздался голос Эслана: — У нас есть и другие раненые. — Да, я знаю, — отмахнулась Люси. — Сейчас, еще минутку. — Дочь Евы! — Голос Эслана посуровел. — Промедление ради Эдмунда может стоить жизни многим. — Простите меня, Эслан, — сказала Люси, поднимаясь. Дел хватало им обоим — Люси исцеляла живых, Эслан оживлял окаменевших. Когда же Люси наконец смогла вернуться к Эдмунду, он уже был на ногах и не только исцелился от ран, но и как-то весь изменился к лучшему. Давным-давно — можно сказать, целую вечность — Люси не видела его таким. Честно говоря, с тех пор, как он попал в нехорошую школу, в ту самую, где все у него пошло наперекосяк. Теперь он снова стал прежним Эдмундом и мог прямо смотреть людям в глаза. Тут же, на поле сражения, Эслан посвятил Эдмунда в рыцари. — Как ты думаешь, — шептала Люси старшей сестре, — знает ли он, что Эслан сделал для него? И вообще, о чем на самом деле договорились Эслан с Ведьмаркой? — Тише! — Сьюзен приложила палец к губам. — Нет. Конечно, не знает. — Я думаю, надо ему рассказать, — продолжала Люси. — Ни в коем случае! — воскликнула Сьюзен. — Представляешь, какой это будет для него удар. Поставь себя на его место. — А я все равно думаю, что он должен знать все, — настаивала Люси. Но тут их разговор был прерван. Лагерь поставили рядом с полем боя. Каким способом Эслан добыл еды на всех — понятия не имею, но так или иначе, а в восьмом часу вечера они сидели на травке и попивали май. На следующее утро двинулись на восток, вниз по течению большой реки. И еще через день, опять же к вечернему чаю, достигли устья. Чуть в стороне на невысоком холме вставали башни Кэйр-Паравела, а прямо перед ними лежала песчаная полоса, на ней кое-где камни, лужи соленой воды, пряди водорослей, а за зелеными волнами прибоя, набегающими на песок, без конца и края — синева. И — запах моря! И — крики маек! Вы слышали, как кличут чайки? Разве такое можно забыть? Тем же вечером после чая все четверо выбежали на берег, скинув башмаки, и песок приятно щекотал босые подошвы. Однако назавтра весь день был посвящен торжествам. В Тронном зале Кэйр-Иаравела — то был великолепный зал с потолком из слоновой кости, с вратами в восточной стене, глядящими на море, и западной стеной, сплошь украшенной павлиньими перьями, — под пенье труб, в присутствии всех друзей Эслан торжественно короновал их и возвел на четыре престола под оглушительные крики: — Да здравствует король Питер! Да здравствует королева Сьюзен! Да здравствует король Эдмунд! Да здравствует королева Люси! Речь же Эслана была краткой: — Кто был единожды коронован в Нарнии, пребудет здесь королем или королевой вовеки. Носите же свой титул с честью, сыны Адама! Носите лее свой титул с честью, дщери Евы! — сказал Эслан. А через распахнутые настежь восточные врата доносился хор голосов — то тритоны и водяницы, приплыв к берегу, пели хвалу новым венценосцам. И воссели все четверо на престолы, и в руке у каждого был скипетр, и воздали они по заслугам дарами и почестями всем друзьям своим и соратникам — господину Тамнусу, и супругам Бобберам, и великану Громобою, и леопардам, и верным кентаврам, и честным гномам, и льву — не Эслану, а другому. И ночь напролет длился пир в Кэйр-Паравеле, веселье и танцы: сверкало золото, текло вино, гремела музыка в зале, и вторила ей звучавшая у прибоя непривычная, но приятная и несколько грустная песнь морских обитателей. Только Эслан, пока все веселились и пели, потихоньку ушел. И когда короли с королевами вдруг заметили это, ничего они не сказали. Потому что господин Боббер предупредил их: — Эслан, знаете ли, он приходит, он и уходит. Сегодня — здесь, а завтра, глядишь, уже нет. Не сидится ему на месте, да и то сказать, мало ли у него разных других миров, требующих внимания. Да-с. Это все ничего. Он ведь будет и к нам заглядывать. Только вы его не удерживайте. Это вам не ручной Лев, понимаете ли. Он все-таки дикий. Что ж, как видите, эта история подошла, а вернее подходит, к концу. Два короля и две королевы правили Нарнией справедливо и долго на счастье подданных. Первым делом им пришлось потрудиться, чтобы найти и рассеять остатки воинства Бледной Ведьмарки. Но и после того нет-нет, а приходили вести о злодеях, скрывающихся на далеких окраинах леса, — то привидения объявятся, то убийцы, то вовкулаки, то вереды. Однако в конце концов вся нечисть была уничтожена. Между тем короли с королевами дали Нарнии справедливые законы и указы: о всеобщем мире, об охране добрых деревьев, об освобождении детей гномов и сатиров от чрезмерной занятости в школе и вообще о порицании тех, кто лезет без спросу в чужие дела, и поощрении тех, кто живет сам и не мешает жить другим. Они же дали отпор дурным великанам (вовсе не похожим на Громобоев), когда те осмелились нарушить северную границу Нарнии. Они же вступили в дружественные союзы с заморскими государями, и сами бывали у них, и принимали их у себя. Время шло, они выросли и повзрослели. Питер превратился в высокого, широкоплечего человека и стал великим воином — его прозвали Питером Великолепным. Сьюзен стала красавицей с черными волосами до пят, и государи всех стран Заморья не раз посылали послов просить ее руки. Ее прозвали Сьюзен Великодушной. Эдмунд же был рассудительнее и спокойнее Питера, мудрый советчик и судия. Его прозвали Эдмундом Справедливым. А что касается Люси, она, хотя и подросла, но осталась прежней — веселой и золотоволосой, и все принцы со всех концов света мечтали, что она станет их королевой, а подданные прозвали ее Люси Отважной. Так они и жили в радости и благополучии, а если и вспоминали о своей прежней жизни — я говорю о жизни по нашу сторону зеркальной двери гардероба, — то не иначе как о сне. И вот однажды господин Тамнус (к тому времени он стал фавном средних лет и несколько располнел) пришел к ним с известием, что в верховье большой реки вновь объявился Белый Олень — тот самый Белый Олень, который исполнит любое желание тому, кто его поймает. Узнав об этом, оба короля и обе королевы со всею своею свитой, с собаками и охотничьими рожками прибыли в западный лес добывать Оленя. Он скоро попался им на глаза, и началась погоня: скакали они по долам, по горам, по лугам, по лесам, и в конце концов остались одни, вчетвером, — кони свиты притомились и отстали. И вот видят они, что скрылся Олень в непролазной чаще, где конному не проехать. И молвил король Питер (а поскольку слишком долго они были монархами, то и речь их, конечно, изменилась): — Ваши королевские величества, я полагаю, нам должно оставить лошадей здесь и продолжить преследование. Ибо ни разу в дни жизни моей не охотился я на зверя столь благородного. — Ваше величество, — отвечали все, — да будет так. И вот они спешились, привязали лошадей к деревьям и вошли в лесную чащобу. И как только они вошли в оную пущу, королева Сьюзен воскликнула: — О, взгляните, друзья мои любезные, сколь великое чудо — здесь выросло железное древо. — Сударыня, — отвечал ей король Эдмунд, — коль скоро вы поглядите внимательнее, вы убедитесь, что сие есть столп железный со светочем наверху. — Клянусь гривой Великого Льва, мне непонятно, — сказал король Питер, — чего ради поставлен сей столп со светочем в этих древесных дебрях, столь густых и высоких, что, буде даже зажжен, его света никто не увидит? — Ваше величество, — молвила королева Люси. — Можно предположить, что сей столп был воздвигнут во времена стародавние, когда деревьев здесь было меньше либо их вовсе не было. Ибо куща сия молода, а железный столп стар. И стояли они и разглядывали это чудо. И молвил король Эдмунд: — Сам не ведаю почему, но сей столп воздействует на меня чудесным образом. Мне начинает мниться, будто я видел нечто подобное прежде — то ли то был сон, то ли сон во сне. — Ваше величество, — ответствовали они, — нам чудится то же самое. — Более того, — воскликнула королева Люси, — я не могу избавиться от предчувствия, что за сим столпом, коль скоро мы двинемся далее, нас ждут великие приключения и нежданные повороты судьбы. — Сударыня, — молвил король Эдмунд, — подобное же предчувствие явилось и в моем сердце. — И моем, любезный мой брат, — молвил король Питер. — И в моем, — молвила королева Сьюзен. — А посему, я полагаю, нам должно немедля вернуться к нашим коням и более не преследовать сего Белого Оленя. — Милостивая государыня, — молвил король Питер, — позвольте с вами не согласиться. Никогда еще мы, четверо, с тех пор как воссели на престолы Кэйр-Паравела, никогда мы, начавши благородное дело — будь то битва или поиск сокровищ, рыцарский подвиг, правый суд и прочая, — никогда мы не бросали начатого, но завершали оное, как должно. — Любезная сестрица, — воскликнула королева Люси, — наш венценосный брат молвил истину. И мне думается, что постыдно нам из боязни или дурных предчувствий прекратить охоту на столь благородного зверя. — Я с вами согласен, сестра, — молвил король Эдмунд. — И кроме того, я слишком жажду постигнуть, что же все это значит, и даже ради драгоценнейшего из самоцветов всей Нарнии и островов по доброй воле не поверну обратно. — Ну что ж, — сказала королева Сьюзен, — коль скоро все согласны, тогда — вперед, во имя Эслана, навстречу новым приключениям. И вот короли и королевы двинулись сквозь чащу, и не успели пройти и десяти шагов, как вспомнили, что столп со светочем именуется уличным фонарем, а шагов через двадцать заметили, что пробираются не среди веток, а между шубами. Еще шажок — и все четверо вывалились из зеркального гардероба в пустую каморку, и не стало королей и королев в охотничьих одеяниях, а явились Питер, Сьюзен, Эдмунд и Люси в их обычной одежде. Вернулись они в тот же самый час того же самого дня, когда спрятались в гардеробе. Голоса госпожи Макриди и экскурсантов все еще звучали в коридоре. Однако беглецам повезло: в каморку так никто и не заглянул. На этом можно было бы и закончить, если бы не одно обстоятельство: они понимали, что необходимо объяснить профессору, куда подевались четыре шубы, исчезнувшие из гардероба. А профессор — он и вправду был замечательный человек — не счел их рассказ ни глупым, ни лживым, но сразу всему поверил. — Нет, нет, — отвечал он им, — этих шуб уже не вернешь, в даже пытаться нечего пройти туда через гардероб. Потому что эта дверь в Нарнию для вас уже закрыта. А кроме того, от самих-то шуб, наверное, ничего уже не осталось, не так ли? Что? О чем вы? Ну конечно же, когда-нибудь вы вернетесь гуда. Ведь нарнианские короли навсегда остаются нарнианскими королями. Но никогда не пытайтесь использовать один и гот же путь дважды. И вообще, не ищите дороги туда. Она сама вас найдет. И не стоит слишком много разговаривать об этом, даже между собой. А тем более с кем-либо еще, если только не убедитесь, что собеседник ваш тоже прошел через подобные приключения. О чем вы? Ах, как это можно узнать? Да очень просто: вы просто поймете, и все. За словами или во взгляде сразу обнаружится тайна. Только будьте внимательны. Боже ты мой, чему только их учат в школе? Здесь кончается история о приключениях в зеркальном гардеробе. Однако если профессор прав, то приключения в Нарнии только начались. ПЛЕМЯННИК ЧАРОДЕЯ Д. Афиногенов, перевод, 2000