— Умеешь ли ты падать и подниматься снова, взбираться в седло, чтобы упасть вновь? Умеешь ли забывать про синяки и ушибы? — Нет, — признался Шаста, — но я постараюсь научиться. — Бедняжка, — мягко проговорил конь. — Я и запамятовал, что ты — всего лишь жеребенок. Не унывай, мы еще сделаем из тебя наездника! Ну да ладно, слушай. Мы тронемся в путь, как только эти двое в доме заснут. А пока нам нужно выбрать дорогу. Мой таркаан едет в великий город Ташбаан, ко двору тисрока, и там… Что с тобой? Шаста глядел на коня выпученными глазами. — Э… Я… А разве не надо прибавлять: «Да живет он вечно»? — с запинкой выговорил мальчик. — Чего ради? — воскликнул конь, — Я — вольное существо по праву рождения. С какой стати мне говорить на языке рабов и глупцов? Не хочу я, чтобы ваш тисрок жил вечно, да и не проживет он вечность, сколько ему того ни желай. Между прочим, ты ведь тоже с севера, судя по твоей белой коже. Так что нам обоим не пристало нести всякую околесицу. Усвоил? Итак, как я уже упоминал, мой хозяин держит путь в Ташбаан… — Выходит, мы отправляемся на юг? — Ну, почему же? — откликнулся конь. — Вовсе нет. Пойми, он считает меня безмозглой скотиной, вроде прочих здешних лошадей. Будь я таков на самом деле, оставшись без всадника, я бы побежал домой, в дворцовую конюшню. Его дворец — на юге, в двух днях пути отсюда. Там-то он и станет меня искать. Ему и во сне не привидится, что я поскакал в Нарнию! Вернее всего, он решит, что меня увел какой-нибудь конокрад из деревушки, через которую мы проехали по дороге сюда. — Ура! — шепотом крикнул Шаста. — Мы едем на север! Вот здорово! Я всю жизнь хотел там побывать! — Еще бы, — фыркнул конь. — В тебе говорит голос крови. Я уверен, ты — чистокровный северянин. Но не шуми, не то разбудишь их — если, конечно, они уже спят. — Давай я пойду посмотрю, — вызвался Шаста. — И вправду сходи, — согласился конь, — Но гляди в оба, чтоб тебя не поймали. Пока они строили планы, на землю пала ночь. Было очень тихо, разве что шуршали волны, накатываясь на берег, но Шаста, сызмальства привычный к шуму прибоя, не различал этого звука. В хибарке, похоже, спали — лампа не горела. Мальчик подкрался к двери, затем подобрался к окошку, затаил дыхание — и услышал знакомый с присвистом храп. Рыбак спал, а значит, спал и его гость. Неужели, подумалось мальчику, он слышит этот храп в последний раз в жизни? Вот забавно… Послушав мгновение-другое, Шаста прокрался к сарайчику, где держали осла, пошарил в потайном месте, достал ключ, открыл дверь и вытащил наружу седло и уздечку, снятые на ночь с коня. С кем ему было по-настоящему жаль расставаться, так это с осликом. Он наклонился и со словами: «Прощай, дружище!» поцеловал ослика в нос. — Наконец-то! — встретил его конь, когда он вернулся на лужайку. — А я гадаю, где ты пропадаешь! — Надо же было достать твою сбрую, — ответил Шаста. — Может, подскажешь, как это все надевается? Следующие несколько минут Шаста возился со сбруей, стараясь производить как можно меньше шума, а конь приговаривал: «Затяни потуже… Пряжка должна быть ниже… Укороти стремена… Вот так, молодец…» Когда же мальчик сделал все, что от него требовалось, конь сказал: — Теперь поводья. Надеть мы их наденем, чтобы не вызывать подозрений, но пользоваться ими ты не будешь. Привяжи их к седлу, да не туго, чтобы я мог двигать головой. И помни — больше к ним не прикасайся! — А для чего они? — спросил Шаста. — Вообще-то для того, чтобы всадник мог управлять лошадью, — отозвался конь. — Но мною управлять не нужно, все равно ты дороги не знаешь, поэтому поводья тебе ни к чему. И еще одно. Не цепляйся, пожалуйста, за мою гриву. — Да как же мне тогда держаться?! — воскликнул Шаста. — Я же сразу упаду! — Держись коленями, — посоветовал конь, — Так ездят настоящие конники. Сядь прямо, будто ухват проглотил, сожми меня коленями, да покрепче — небось не раздавишь, локти прижми… О! А шпоры тебе зачем? — Как зачем? — не понял Шаста. — Я же видел, все ездят со шпорами. — Положи-ка их в сумку, — велел конь. — Будем в Ташбаане, мы их продадим. Ну, готов? Тогда залезай. — Ой, какой ты большой! — отдуваясь, проговорил Шаста, когда его первая попытка взобраться на коня закончилась неудачей. — Я же конь, а не осел, — был ответ. — Видели бы нас со стороны, точно бы решили, что ты лезешь на копну сена. Ну-ка, попробуй еще. Неплохо, неплохо. Теперь сядь прямо; вспомни, что я говорил про колени. Подумать только: я ходил в атаку, выигрывал бега, а теперь несу на себе куль с соломой! — Конь добродушно фыркнул. — Ну, держись! И они тронулись в путь. Сначала конь неторопливой поступью двинулся к неглубокой речушке, что впадала в море к югу от хижины рыбака; там он оставил на песке отпечатки копыт, по которым сразу становилось ясно: он убежал на юг. Затем вошел в воду и направился вверх по течению — до того места, где северный берег речушки был усыпан галькой. Там конь выбрался из воды и, по-прежнему неспешно, двинулся на север; мало-помалу хижина с одиноким деревом, ослиный сарайчик и ручей — все, что Шаста привык называть домом — растаяли в сумраке летней ночи. Пологий склон вывел путников на гребень холма — того самого холма, за которым обрывался известный Шасте мир. Теперь перед ними расстилалась равнина, края которой в темноте было не разглядеть; да и был ли у нее край? — Что скажешь? — спросил конь. — По-моему, самое время пуститься вскачь. — Пожалуйста, не надо! — взмолился Шаста. — Я не умею… Ну пожалуйста, лошадка… Ой! Я же не знаю, как тебя зовут. — Брихи-хинни-бринни-хухи-ха, — горделиво отозвался конь. — Мне этого никогда не выговорить, — пробормотал Шаста. — Можно, я буду звать тебя Бри? — Что с тобой поделаешь, — вздохнул конь. — Зови. А мне тебя как называть? — Я Шаста. — Хм, — протянул Бри. — Вот уж имечко так имечко… Ладно, забудем. Поверь мне, на скаку в седле удержаться очень просто — конечно, если знаешь как. Сожми колени и смотри прямо перед собой, на землю не гляди. Если тебе покажется, что ты падаешь, постарайся выпрямиться и крепче сжимай колени. Понял? Что ж, вперед! На север, в Нарнию! Глава 2 Дорожные приключения Шаста проснулся ближе к полудню; что-то теплое ткнулось ему в лицо. Он открыл глаза и увидел прямо перед собой лошадиную морду. Бри! Мальчик попытался сесть, но тело вдруг пронзила резкая боль. — Ой, Бри! — проговорил Шаста со стоном. — У меня все болит. Я шевельнуться не могу. — Доброе утро, малыш, — отозвался конь. — Болит, говоришь? Этого я и боялся. Тут дело не в том, что ты с меня падал. Ведь упал ты раз десять, не больше, да все на мягкую травку; на такой поваляться — одно удовольствие. А когда сверзился напоследок, угодил в кусты… Верно, ты еще просто не привык ездить верхом. Ну да ничего, скоро освоишься. Как ты насчет завтрака? Я-то уже перекусил. — Да пропади пропадом и завтрак, и все на свете! — воскликнул Шаста. — Говорю тебе, я шевельнуться не могу! Но конь, похоже, думал иначе: сперва он осторожно подтолкнул мальчика копытом, а затем, подпихивая носом, помог подняться на ноги. Шаста огляделся. Позади виднелась крохотная рощица. Впереди травянистый, усеянный белыми цветами склон сбегал к обрыву. А за обрывом, внизу, так далеко, что плеск волн был едва слышен, раскинулось море. Шаста никогда прежде не глядел на море с такой высоты и даже не подозревал, какое оно огромное и сколько у него оттенков. Побережье тянулось вправо и влево, насколько хватало глаз; там, где на берегу громоздились камни, беззвучно пенился прибой. Над водой кружили чайки, солнце припекало и над сушей дрожало марево. Вдруг мальчику почудилось, будто чего-то не хватает. Он покрутил головой, принюхался — и догадался! В кои-то веки не пахло рыбой! Шаста настолько привык к этому запаху, что совсем недавно не мыслил без него жизни. А свежий воздух был столь чудесен, что прежняя жизнь сразу отодвинулась в дальнюю даль. Мальчик и думать забыл о своих синяках, царапинах и натруженных мышцах. — Что ты там говорил насчет завтрака? — весело спросил он, поворачиваясь к Бри. Конь одобрительно фыркнул. — Поройся в седельных сумках — думаю, там найдется человеческая еда. Вон они, на дереве. Ты их сам туда повесил вчера ночью — или сегодня утром, уж кому как нравится. Шаста последовал совету Бри и взялся рыться в сумках. Ему несказанно повезло — в одной из сумок нашелся пирог с мясом, чуть-чуть зачерствевший, но вполне съедобный; а еще сушеные фиги, ломоть зеленого сыра и фляжка с вином. А в другой сумке обнаружилось целое состояние — почти сорок мин серебром! Этаких денег Шаста в жизни не держал в руках! Морщась от боли, мальчик сел наземь, прислонился спиной к дереву и принялся за пирог. Конь решил составить компанию своему всаднику и вновь пустился щипать траву. — Выходит, мы — воры, раз взяли чужие деньги? — неожиданно спросил Шаста. — Ум? — проговорил конь, поднимая голову. Дожевав, он задумчиво посмотрел на мальчика. — Как тебе сказать, малыш… Конечно, вольной лошади, к тому же говорящей, красть не пристало. Но я бы рассудил так. Мы с тобой — пленники в чужой стране. Вокруг нас враги. Потому эти деньги — военная добыча, трофей, дуван. Вдобавок без денег нам не найти еды для тебя. Ведь ты, к несчастью, не ешь ни травы, ни овса, как подобает разумным существам. — Не ем, — согласился Шаста. — А пробовал? — Угу. И не сумел даже проглотить. Да и ты не смог бы на моем месте. — Забавные вы все-таки, люди, — сдержанно произнес Бри. Наконец Шаста покончил с завтраком (самым вкусным в его жизни). Бри, терпеливо дожидавшийся, пока мальчик наестся, заявил, что перед дорогой намерен как следует размяться. «Отлично! Отлично! — приговаривал он, катаясь по траве и дрыгая всеми четырьмя ногами. — Иди сюда, Шаста! Весьма полезное занятие». Но мальчик только расхохотался. — Ты такой смешной, когда лежишь на спине! — воскликнул он. — Ничего подобного! — важно возразил Бри. Но затем конь перекатился на бок, вскинул голову и пристально поглядел на Шасту. — Правда? — встревоженно спросил он. — Ага, — со смехом подтвердил мальчик, — Такой большой, а ведешь себя как жеребенок. — Какой ужас! — проговорил Бри, — Это здешние безмозглые коняги виноваты! Это у них я научился всяким глупым выходкам! Страшно даже представить, как на меня посмотрят в Нарнии, когда узнают, сколько дурных привычек я приобрел! Что скажешь, Шаста? Только честно. Не щади моих чувств. Как по-твоему, говорящие лошади в Нарнии катаются по траве? — Откуда мне знать? — удивился мальчик. — Коли уж на то пошло, на твоем месте я бы сначала попал в эту самую Нарнию, а там бы уж беспокоился обо всем прочем. Ты дорогу-то ведаешь? — Я знаю, как добраться до Ташбаана. За городом начинается пустыня. Не бойся, пустыню мы одолеем! Пустыня упирается в Северные горы… Север, Шаста! Север и Нарния! Лишь бы Ташбаан миновать, а там нас уже никто не остановит. — А обойти его нельзя? — Обойти-то, конечно, можно… Но, во-первых, придется уйти от моря в глубь страны, во-вторых, нас почти наверняка задержат, а в-третьих, я не знаю той дороги. Нет, мы двинемся по берегу. В холмах нам попадутся разве что кролики да овцы, а они никому ничего не расскажут. Ну что, в путь? На негнущихся ногах Шаста оседлал Бри и кое-как взобрался коню на спину. Весь день напролет Бри шел легкой рысью; его так и подмывало пуститься в галоп, но он понимал, что Шаста не выдержит скачки. Под вечер они спустились по крутому склону в долину, где пряталась приморская деревушка. На околице Шаста спешился и отправился за снедью; пока он покупал хлеб, лук и редис, Бри обошел деревню и встретил мальчика на дальней стороне. Еды мальчику хватило на два дня; вечером второго они с Бри вновь разделились — один пошел за провизией, другой пустился в обход. И с тех пор они поступали так всякий раз, когда Шасте требовалась еда. Каждый новый день казался мальчику лучше предыдущего. О прежней жизни он почти не вспоминал, его мышцы становились все тверже, и с коня он падал все реже и реже. Впрочем, Бри продолжал ворчать — мол, как сидел ты на мне мешком с мукой, так и сидишь. «С тобою на спине, — прибавлял конь, — я бы постыдился выйти на тракт». Однако, несмотря на свое ворчание, Бри оказался неплохим наставником. И то сказать — кто как не лошадь может научить верховой езде? Они скакали рысью и галопом, Шаста научился держаться в седле, даже когда конь резко останавливался или вдруг кидался в сторону (Бри твердил мальчику, что в бою надо быть готовым ко всему). И конечно же, Шаста просил Бри поведать о битвах, в которые конь носил своего хозяина-таркаана. И Бри рассказывал — о марш-бросках, о переправах через бурные реки, об атаках пехоты и жестоких кавалерийских сечах, в которых лошади дерутся наравне с людьми: кусают, бьют копытами, топчут, встают на дыбы, чтобы их всадники обрушили на врагов свои мечи и топоры с удвоенной силой. Правда, обо всем этом Бри рассказывал вовсе не так часто, как хотелось бы Шасте. — Не приставай ко мне, — отвечал обычно конь, когда мальчик особенно допекал его своими просьбами. — То были войны тисрока, и я сражался в них как бессловесный раб. Другое дело — войны в Нарнии, там я буду биться вольным конем и среди своего народа! Вот об этих войнах можно рассказывать сколь угодно долго. На север, в Нарнию! Иго-го! Иго-го-го! Шаста быстро усвоил, что после этого клича Бри пускается вскачь. Путешествие продолжалось уже которую неделю. Бухта за бухтой, долина за долиной, река за рекой, деревня за деревней оставались позади, и сколько их было, Шаста просто не помнил. Зато он крепко-накрепко запомнил ту ночь… День напролет спали, выехали вечером. Холмы остались за спиной, впереди лежала равнина, освещенная луной, в полумиле слева виднелся лес. Море пряталось за песчаными дюнами справа. Бри то шел рысью, то переходил на шаг. Внезапно конь замер.