– Андрей, пожалуйста, передай телефон своему отцу! Профессор сам отбирает сотовый из руки сына, и я понимаю это по его короткому и басистому: – Слушаю, Руслан. Говори! Я хочу кричать и просить. Я готов умолять, если надо и убеждать бесконечно долго… Но едва слышу голос человека, который по-настоящему способен помочь Снежной, как решимость пропадает, и я бессильно проговариваю, ощущая, как горло душит страх отказа и ложной надежды. – Павел Павлович… Алиса сейчас в реанимации. Была остановка сердца… Помогите ей, умоляю вас…. Они не смогут так, как вы… Они не знают… Пожалуйста!.. Если она умрет, я тоже не хочу жить! – Что сказали врачи? Я повторяю всё, что смог запомнить, и следующая за моим ответом секунда тишины мне кажется вечностью. Не выдержав, я кричу в телефон: – Павел Павлович, я вам всё отдам! Хотите почку? У меня обе здоровые! Берите хоть правую, хоть левую, мне все равно! Или еще что-нибудь отрежьте! Только Алису спасите… Прошу! – Дурак. Где она? Я называю адрес больницы, в которой сейчас нахожусь, и профессор Шибуев, не прощаясь, отключает звонок. Пока я стою минуту или две, слепо глядя перед собой, он вдруг перезванивает. – Руслан? – Да. Я слушаю! – Твое счастье, что мое такси не уехало, а я успел ознакомиться с историей болезни девушки. Я дал команду своей бригаде готовить операционную и позвонил в отделение Скорой помощи. Сейчас ребята из реанимационной отвезут твою Алису в мою клинику. Не болтайся у них под ногами и не истери, в каком бы состоянии она ни была. Ты меня услышал? – Да. – Пока не позову, чтобы я тебя не видел. Но будь там – Андрей расскажет, куда ехать. – Спасибо, Павел Павлович… – Рано благодарить. У меня просил, теперь проси выше – но чтобы вот так же, сердцем! А я всего лишь человек. – Я буду! – Давай, дело серьезное, парень. Мне помощь не помешает… *** Алису отвозят раньше, чем приезжает Андрей, и мне стоит громадных усилий не броситься к каталке, которую сопровождают врачи, и дать им возможность поместить ее в машину. Я замечаю капельницу на тонкой руке и кучу каких-то датчиков и проводов. И белое лицо Снежной – неподвижное и красивое, словно она сама снег. Как бы я хотел увидеть сейчас на нем ее раскрытые глаза – ярко-синие под всеми этими лампами. Услышать ее голос, встретиться с ней взглядом и забрать ее у всех этих людей. Почему, ну почему я не Бог? Что ему пообещать, чтобы он спас ее? – Думаешь, ему от тебя что-то нужно? – ко мне подходит Андрей и садится рядом. Кладет куртку рядом на длинный диванчик. – Ты ошибаешься. Я отрываю руки от головы и смотрю на него. – Я начал говорить вслух? – Угу. Но не ты первый, Марджанов. Люди всегда говорят вслух, когда остаются один на один с пустой комнатой. Им всем нужна рука, которая покажет выход и выведет из замкнутого пространства. В этом мы похожи друг на друга, поэтому и равны перед Богом. Всё просто. – Андрей тяжело выдыхает. – Правда, не одинаковы. – В чем же тогда разница? – В смысле существования. В целях, в любви, в поисках выхода. У комнаты нет размера и нет срока. Но есть препятствия, понимаешь? Можно бродит в ней вечно и быть забытым, а можно поймать Бога за бороду, если повезет и он услышит. Поэтому так важно говорить. – Чертов философ! – ругаюсь я на друга, но не зло. – Замолчи, Андрюха, а то я поверю. – Да я-то что, – дергает бровью Шибуев. – Это так, рассуждаю вслух. Намекаю, что можешь меня не стесняться. Ты бы слышал, какие интересные разговоры велись у нас на кухне за столом, пока я рос. Например, о силе ментальной энергии. Или о памяти крови. В детстве я думал, что мои родители – инопланетяне. – А потом ты вырос и понял, что так и есть? – догадываюсь, и Андрей невесело усмехается. – Типа того. Букашки с душой, как говорит отец. Пыль, способная бросить тень на Млечный путь. Я провожу рукой по лицу, с силой моргаю и встаю. Смотрю в светлый коридор, из которого уже успели увезти Алису, и где продолжает ходить медперсонал. – Шибуев, мне пора, – говорю, торопясь наклониться и взять вещи. – Покажи, куда ехать? Андрей тоже встает. Берет в руки куртку, и мы идем рядом. Выходим сначала из отделения, потом из здания больницы, и подходим к моей машине. – Я с тобой, – бросает Андрей и садится в «Теслу». Пристегивается ремнем, диктуя адрес для навигатора. Однако, когда мы выезжаем на дорогу, и автомобиль начинает набирать скорость, а мои пальцы нервно сжимаются на руле, он командует, показывая рукой в сторону: – Сверни к заправке, Руслан. Сейчас же! Сворачивай! Я машинально сворачиваю, но торможу резко, заехав на парковку автозаправки с заносом. Шибуев выходит из машины, и мне ничего не остается, как сделать то же самое. – Андрей, какого черта?! – рычу на друга, хлопая дверью. – Мне надо в больницу к Алисе! Она там одна! Что мы здесь делаем? Но Андрей невозмутимо поджимает рот и прямо смотрит на меня. – Марджанов, тебе нужно сделать паузу, – вдруг выдает. – Выпить кофе, поесть. Ты себе уже всю кожу на руках разодрал до крови и губы прокусил. Или могу вколоть успокоительное. Последнее – на крайний случай, но у меня с собой есть. Я не верю тому, что слышу. – Ты шутишь? Он отрицательно качает головой, подходя ближе. – Руслан, я серьезно предлагаю. У тебя все признаки сильного стресса и близкой потери контроля над ситуацией. Тебя трясет и, скорее всего, у тебя лихорадка – в таком состоянии ты еще влетишь куда-нибудь к чертовой матери! Кому будет лучше, Алисе? – Нет у меня никакого стресса! Что ты выдумал? Я отлично себя чувствую! Я поворачиваюсь и возвращаюсь к машине, чтобы сесть за руль, но Андрей меня останавливает: – Руслан! Мне приходится повернуться к другу и сбросить с себя его руку. – Я знаю, Шибуев, что не должен беспокоить твоего отца. Я и не собираюсь! Просто приеду и подожду в коридоре. Я обещал Анечке, что не оставлю Алису одну. Я должен быть с ней! – Алиса не одна, а с бригадой врачей. Ты хотел получить профессора Шибуева, ты его получил. Сейчас операционная бригада возвращается на работу, а это первоклассные специалисты – лучше не найдешь. Я знаю своего отца, он сделает всё, что сможет, а потом попробует сделать всё, что не сможет. Но они все люди, которым предстоит подготовить операционную и отстоять на ногах половину ночи. Избавь их от знания, что ты сидишь под дверью и рвешь себя на куски! – Руслан… – Андрей вновь подходит ближе и обнимает меня за плечи. – Давай попробуем с чашки кофе и хот-дога. Потом поговорим и поедем. Здесь точно никому нет дела до нас. Я не знаю, почему именно это объятие друга вышибает почву у меня из-под ног. Или его спокойный голос. Но страх за Алису убивает, и больше нет силы его терпеть. Или себя терпеть. – Черт, Шибуев! – я грубо отталкиваю друга. – Катись к гребанной матери! Что ты знаешь о том, что я чувствую?! Как виноват?! Я люблю ее всю жизнь. Я обязан был ей помочь раньше! А вместо этого кувыркался с другими всё то время, пока Алиска одна растила нашу дочь. Я ненавижу себя и готов оторвать любой кусок! Это я должен быть там и всё терпеть! Я, а не она… не она. У Шибуева длинные руки, и ладонь снова дотягивается до моей шеи. Хочется дать ему в морду, а лучше получить самому. Но Андрей, сволочь, знает, как достать без кулака, и сражает фразой: – Надо будет позвонить родителям Алисы. Ты знаешь их телефон?.. Наверняка они тоже ее ищут. Вместо ответа я выдыхаю, и сухо обкусываю губы. Опустив плечи, дергаю подбородком. – Нет. – Ладно. Пойдем, Марджанов, подумаем, как быть. Черт, ненавижу это!.. *** Алиса Вокруг странно тихо и ощущается незримое эхо пустоты. Так бывает, когда ты оказался в незнакомом месте и ничего не знаешь. И запахи незнакомые, морозные и колкие, хотя мне не холодно. У меня такое чувство, словно я поднялась со дна на поверхность, проснулась, но еще не открыла глаза. Видела сон, но сон ли это был? Я смутно помню какие-то фигуры и голоса. Звук сирены, парализовавшую тело боль, и яркий, бьющий в глаза, свет. Он сменил воронку, в которой я вращалась без возможности за что-нибудь ухватиться. Поднять руки и всё остановить. Дотянуться до протянутых пальцев. Но сейчас всё стоит – и время и пространство. – Я что… умерла? Рядом слышится какой-то звук и что-то глухо громыхает, как будто кто-то вскочил на ноги и что-то уронил. И голос, который я знаю, спешит ответить: