Обхожу Дымарского, снова догоняя злосчастный мяч. В носу неприятно щиплет от подступающих слез, но у меня есть правило – никогда не плакать в школе. Ни при каких обстоятельствах. – Я не отстану, – прилетает серьезное и многообещающее мне в спину. Оборачиваюсь, сжимая мяч дрожащими ладонями. Олег смотрит на меня, не моргая, полный решимости и без капли сомнения. Что он творит? Откуда он вообще свалился в нашу школу? И почему именно нам с Макаровой на головы? Ничего не отвечаю: боюсь услышать еще один ответ, который заденет минорную струну моей ранимой девичьей души. Передергиваю плечами и возвращаюсь на другую половину площадки, чувствуя жжение между лопаток от пристального взгляда Дымарского. Выхожу из раздевалки последняя, чтобы точно избежать очередного разговора с Олегом. Я его точно не переживу. Что ж так фигово-то, а? Впервые за долгое время появился парень, который признался мне в чувствах, и мне хочется ответить ему взаимностью, но между нами – высоченный забор, обтянутый высоковольтной проволокой. Слышу шаги в другом конце коридора, из-за двери в раздевалку парней. Одним прыжком добираюсь до выхода, но не успеваю выскочить наружу, как слышу удивленное: – Тась? Облегченно выдыхаю, превращаясь в грустное желе. – Ты что здесь делаешь? Душ принимала? Ты ведь терпеть не можешь школьную душевую, – спрашивает Глеб, подходя ближе, а после касается моего плеча. – Что-то случилось? – А ты что здесь забыл? – ловко увиливаю от ответа, задавая встречный вопрос. – Как раз это самое. Был в душе. – Полчаса? – говорю я, поворачивая голову, и в нос ударяет ядерная смесь запахов: ментоловый гель, шоколадный дезодорант и яркий кофейный парфюм. – Глебка! Ты че надухарился? Просто какая-то удушающая бомба! А-а-а… Аж глаза режет. Глеб открывает дверь и первым оказывается в школьном холле, оттягивая ворот свитшота и принюхиваясь к себе: – Реально так плохо? – Идем на улицу скорее, – говорю я, упираясь ладонями в его спину и толкая вперед. – Скоро сигнализация включится. – Какая сигнализация? – Охранная. Приедет отдел по борьбе с особо опасными вонючками. Ждем вместе с Глебом на парковке моего отца. Белая иномарка уже виднеется в дальнем ряду на повороте. – Понюхай еще раз. Выветрилось? – просит Глеб. – Сам себя нюхай! У меня нос заложило. Друг обиженно морщит губы и утыкается носом в воротник куртки, а я прячу замерзшие руки в карманы пальто, отстукивая каблуками ритм «ча-ча-ча», чтобы немного согреться. – Боишься, что мой папа высадит тебя через пять минут после того как мы тронемся? – насмешливо произношу я, наблюдая, как Глеб очень старается поймать встречный ветер. – Я и не собирался с вами ехать. – В смысле? – спрашиваю я, нахмурившись. – В коромысле, – усмехается Глеб. – А зачем тогда торчишь тут со мной? – Да у меня есть еще минут двадцать… – Друг достает телефон и удовлетворенно кивает, глядя на дисплей. – Двадцать минут до чего? Отцовская машина останавливается позади меня, а я все еще глазею на Глеба, ожидая ответа. – У меня сегодня свидание, – весело отзывается он и смотрит чуть выше моего плеча: – Здрасте, дядя Антон. – Привет, Глебка, – говорит папа. – Чего встали? Не май месяц. Поехали. – Ладно, Тась, я побежал, – подмигивает мне Глеб. – Пожелай мне удачи. – Удачи, – произношу я механическим голосом, глядя, как он разворачивается и уходит в противоположную от меня сторону. – Тась, – зовет папа, – залезай скорей. Мне еще нужно вернуться в магазин. Деловая встреча с поставщиками корма для рыб и ящериц. – Ага… – глухо отзываюсь я и на автомате забираюсь на заднее сиденье машины. У Глеба свидание? Интересно, с кем? И почему я ничего не знала? Аля – «Обыкновенное чудо» – какое странное название! Если чудо, значит, необыкновенное! А если обыкновенное, следовательно, не чудо. Разгадка в том, что у нас речь пойдет о любви. Юноша и девушка влюбляются друг в друга – что обыкновенно. Ссорятся – что тоже не редкость. Едва не умирают от любви. И наконец сила их чувства доходит до такой высоты, что начинает творить настоящие чудеса… В то время как Яков Ефимович негромко декламирует со сцены вступительную речь, я украдкой скашиваю глаза на Олега. Дымарский сидит со мной в одном ряду, через пару кресел, и, подперев кулаком щеку, скучающе смотрит на нашего худрука. Внезапно, будто почувствовав на себе чужой взгляд, Олег резко поворачивает голову в мою сторону, и я сразу тушуюсь. Дымарский снова застает меня врасплох. А ведь нашим «переглядкам» уже почти месяц… Месяц я избегаю Олега, но никак не могу перестать тайком наблюдать за ним на репетициях. Это просто не в моих силах. Магнетизм какой-то… С тех пор как мы с Тасей договорились, что Олег идет лесом, он… Он нравится мне еще больше! Почему? Ведь мы даже толком не общаемся! Я постоянно напоминаю себе о нашем правиле номер восемь, будь оно неладно. Никогда не западать на одного и того же парня. Но старая поговорка «запретный плод сладок» не дает мне покоя… Я не свожу взгляда с Якова Ефимовича, но чувствую, что Олег по-прежнему смотрит на меня. Мои щеки алеют, и знакомо болезненно ойкает сердце. Теперь я неловко ерзаю в кресле. Что за наказание такое? Моя первая влюбленность – полный провал. В это воскресенье мы сидим в актовом зале с самого утра. На улице давно рассвело, но день выдался пасмурным. В зале ярко горит свет, за окном ревет осенний ветер, и дождь настойчиво просится к нам, барабаня по крыше и царапая стекла. – Олег! – внезапно громко объявляет Яков Ефимович, отчего мы, не выспавшиеся, вздрагиваем. – Твой выход! Дымарский отводит от меня взгляд, словно нехотя поднимается со своего места и бредет к сцене. А я наконец-то могу выдохнуть с облегчением. Месяц дался мне непросто. Олег, будто нарочно, постоянно оказывался рядом со мной на репетициях, просил дать свой текст, давал глупые советы… Когда Яков Ефимович собирал нас после прогона, Дымарский каждый раз садился в соседнее кресло, расставляя локти, и словно невзначай то и дело касался меня… Шарахаться от него как ненормальная я не могу, но, конечно, держу нейтралитет, не позволяя лишнего. Но как же сложно! Еще и расстроенное лицо Таси вечно перед глазами… Я вижу, что ее наша ситуация тоже беспокоит. Как бы она ни храбрилась, ни улыбалась мне… Знаю, что она переживает не меньше моего. И нет бы нам уже это обсудить, но мы упорно обходим тему Дымарского. Оттого и разговоры у нас по большей части выходят натянутыми и неестественными, потому что каждая думает об одном и том же. Мы даже впервые в жизни забили на правило номер девять, оставшись без совместных пятничных ночевок. Один раз я придумала совершенно нелепый отмаз, второй раз – Тася. Но, похоже, так больше не может продолжаться. В пятницу мы обязательно должны встретиться и поговорить по душам. Иначе я не выдержу… Я с ума сойду! На сцене Олег выглядит слегка забавно, что его ничуть не портит. Да его вообще ничего и никогда не сможет испортить… Он – идеал. Я с умилением смотрю, как Дымарский без особого выражения тарабанит текст. Конечно, с такими актерскими данными роль Медведя ему не досталась. Сейчас думаю, что лучше бы его поперли из драмкружка… Мне стало бы намного легче. Но Яков Ефимович бережет каждого мальчика как зеницу ока. Поэтому все-таки выделил Олегу второстепенную роль охотника. Теперь Дымарский топчется на сцене и, постоянно запинаясь, произносит свои слова, а Яков Ефимович парня постоянно поправляет. Я так переживаю за Олега, что автоматически негромко проговариваю его реплики, невольно подсказывая. Вдруг Яков Ефимович резко оборачивается к залу и выкрикивает: – Готовятся Принцесса и Медведь. Где Медведь? – В спячке! – бодрым голосом сообщает с последнего ряда Стас Белобородкин. – Ага, – подключается к нему Зиновий Аксенов. И, привычно заикаясь, добавляет: – Он, наверное, про-про-проспал. Как о-обычно. Я лишь тяжело вздыхаю. Яков Ефимович сдержал обещание и отдал главную роль Макару. Хотя стоит признать, что на сцене Бойко выглядит намного живее и увереннее, чем Олег. Но Бойко – он и в Африке Бойко. И на том континенте выведет из себя крокодилов-бегемотов… – Да что же такое… – сердито начинает наш худрук, но в этот момент дверь с грохотом распахивается, и в зал быстрым шагом заходит Макар. Вид у него и правда заспанный, а еще очень недовольный. Даже непривычно видеть Бойко хмурым, а не улыбчивым. Я перевожу взгляд на Алину – девчонку с короткой стильной стрижкой, которая теперь является пассией Бойко. Она, заметив Макара, хмурится и отворачивается. Так-так-так, голубки поссорились. Я едва сдерживаю ехидную улыбку. Не знаю, какое мне до них дело, но новость, что все неладно в датском королевстве, приносит мне какое-то неизвестное ранее удовольствие. Пока бедолага Дымарский, мучаясь и запинаясь, произносит текст, Макар располагается на последнем ряду, рядом со Стасом и Зиновием. И если Олег в последний месяц сам ищет повод быть ближе ко мне, то Макар, наоборот: всячески меня избегает. Все началось с того самого дня, когда я выгнала Бойко из квартиры… А может, и еще раньше. Скорее, вечером в ресторане на дне рождения Рыжиковой, когда Бойко увидел нас с Дымарским вместе. Надо же как. В один вечер вдруг все в моей жизни вмиг перевернулось с ног на голову. Поначалу мне было непривычно без внимания надоедливого Бойко. Но я быстро с этим смирилась. Честное слово! Оборачиваюсь к Макару и внимательно смотрю на него сердитым взглядом, давая понять, что опаздывать некрасиво. У него – одна из главных ролей, а он подводит коллектив. Раньше бы Макар послал мне дурашливый воздушный поцелуй, но сейчас даже взглядом не удостаивает. Сверлит Алинину макушку в первом ряду. Я фыркаю и снова отворачиваюсь к сцене. Подумаешь! Когда мучения Дымарского подходят к концу, Яков Ефимович поочередно находит глазами нас с Макаром и кивает на сцену. Олег, хмурясь, спрыгивает в зал и теперь, тоже не глядя на меня, усаживается в первом ряду. Когда поднимаемся мы с Бойко, все почтенно замолкают. Ребята находятся в ожидании настоящего спектакля. Потому что где Бойко, там не театр… Там цирк. Но Макар сегодня явно не в духе. Я ожидаю увидеть след от подушки на его лице, но замечаю воспаленные после бессонной ночи глаза. Теперь он мне и вовсе кажется каким-то осунувшимся, потерянным и непривычным. А я думала, что взаимная любовь должна окрылять. – С тобой все в порядке? – подивившись себе, спрашиваю я, когда мы стоим за кулисами. – О чем ты? – настораживается Макар, приглаживая взъерошенные светлые волосы. – Выглядишь так себе. – Ты всегда щедра на комплименты, Макар. За это тебя все и любят. – Нет, я серьезно. Ты не заболел? Бойко долго и удивленно смотрит мне в глаза. – Какое тебе до меня дело? – наконец спрашивает он. Я почему-то смущаюсь. Действительно, какое мне дело до Бойко? Но от его растерянного и уставшего вида сжимается сердце. – Ну… – впервые в жизни смутившись перед Макаром, начинаю бормотать я. – Ну… я ведь обычный человек. – Ты – необычный человек, Аля, – грустно произносит Макар. – Ты – Принцесса, и это так тебе идет. – Затем Бойко слегка подталкивает растерявшуюся меня вперед. – Давай дуй на сцену. Наша очередь. Когда Макар не придуривается, то играет свою роль очень хорошо. Еще ни разу за месяц наших репетиций я не получала такого удовольствия от процесса. Нет, все-таки неразделенная любовь действует на него благосклонно. Может, почаще их с драгоценной Алиной ссорить? Теперь зал замирает не оттого, что ждет очередного подвоха от Бойко, а потому, что мы действительно круто отыгрываем сцену. И я чувствую, что именно сегодня очень хороша в роли Принцессы. Не столько потому, что наделена огромным актерским талантом. Просто рядом со мной сегодня какой-то другой, неизвестный мне Макар. В тандеме у нас все получается по высшему разряду. Пару раз я, не удержавшись, смотрю в зал и ловлю на себе заинтересованный взгляд Олега, что дает мне еще больше сил выкладываться на все сто, никого не стесняясь. А ведь Дымарский еще не видел меня в платье Принцессы… Воздушное, с золотыми оборками, открытыми плечами и пышной длинной юбкой… Жду не дождусь, когда мы начнем репетировать в костюмах. Мне снова стыдно за мысли об Олеге, но я ничего не могу с собой поделать. Разве можно заставить свое сердце разлюбить?