На следующий день, ближе к вечеру, Кори Свенсон села за кухонный стол и аккуратно разложила кусок фольги, который приготовила еще вчера ночью, после возвращения с фермы Гоуэра. Натянув нитриловые перчатки, Кори открыла контейнер для улик, вынула оттуда лист пергамента вместе с холстиной, в которую тот был завернут, и выложила то и другое на фольгу. Убедившись, что лежащие бок о бок предметы достаточно хорошо освещены, Кори взяла увеличительное стекло. Холстина оказалась промасленной и изрядно затвердела за прошедшие годы. Кори развернула ее, высматривая надписи или рисунки. Из-за многолетней грязи и пятен разглядеть что-то было трудно, но у Кори сложилось впечатление, что никаких знаков на холстине нет. После этого она занялась пергаментом. Это был жесткий квадратный лист со стороной около восьми дюймов, покрытый старинными письменами. С годами пергамент приобрел темный желтовато-коричневый оттенок. Три края истрепанные, зато четвертый, похоже, недавно обрезали: через увеличительное стекло Кори увидела на пергаменте следы ножа. Выцветший текст прерывался, – похоже, раньше этот документ был больше размером, но потом его разрезали пополам. Перевернув пергамент, Кори осмотрела его обратную сторону. На ней обнаружилась цветная картинка, нарисованная чем-то вроде детских мелков. Некоторые участки были раскрашены акварелью. От рисунка, как и от текста, тоже осталась половина. На этой части пергамента были изображены двое индейцев в кожаных облегающих штанах, напоминающих современные лосины. Один скакал на черно-белой пятнистой лошади, второй – на чалой. Оба с луками в руках гнались за кавалерийским офицером, тоже ехавшим на коне. Рисунок отличала детская простота и предельный буквализм, художник воспроизвел все в мельчайших подробностях: и полосы краски на лицах индейцев, и уздечки, и поводья, и форму кавалериста. Изображение было настолько живым, что притягивало к себе взгляд. Несмотря на прошедшие годы, оно выглядело как новое. Зато непонятные слова по обе стороны от картинки казались намного старше. Чернила так сильно выцвели, что разобрать их было трудно. Кори не знала этого языка, однако предположила, что перед ней текст на испанском. Судя по многочисленным зачеркиваниям и кляксам, писавший явно торопился. Почерк производил впечатление нечитаемого: трудно было даже разобрать отдельные буквы среди разнообразных росчерков и завитушек. Кори откинулась на спинку стула, размышляя, – собственно, этим она и занималась весь день. Не оставалось сомнений: перед ней та самая вещь, о которой говорил Джесси. Все сходится. Но почему прадед Гоуэра так дорожил этим пергаментом: из-за рисунка, испанского текста или того и другого вместе? Заглянув в поисковик, Кори узнала, что подобные индейские изображения называются «журнальным искусством», потому что их часто находят именно на страницах старинных армейских журналов для записей. В наше время они представляют немалую ценность. Таким образом, воины хотели запечатлеть важные битвы или сцены сватовства. Индейцы очень ценили пергамент из-за его прочности и долговечности. Удивительно, что Джесси сохранил это изображение, а не продал его, чтобы купить наркотики. Трудно представить, чтобы человек, страдающий зависимостью, не воспользовался шансом раздобыть денег. Выходит, этот пергамент и впрямь был важен для Джесси. Или он просто не осознавал, насколько это ценная вещь. Хотя нет, Джесси ведь сам сказал: «Во времена моего прадеда его „ценная вещь“ годилась лишь для того, чтобы выстлать ею птичью клетку. Но за годы она приобрела ценность, и, возможно, немалую». Кори вздохнула. Пергамент определенно является уликой. А значит, она обязана отвезти его в штаб-квартиру ФБР в Альбукерке, чтобы ее находку задокументировали и исследовали в лаборатории. А старинный каллиграфический текст, предположительно на испанском, должен перевести эксперт. Но Кори была настолько сердита на своего наставника, что прошел целый день, а она так и не доложила о важном открытии. Может, и вовсе этого не делать? Морвуд, скорее всего, отмахнется от ее находки, так же как отмахнулся от подозрений относительно генерала, а потом еще прочтет очередное отеческое наставление, призывая ее не отвлекаться от главного. Но в конце концов Кори запретила себе так рассуждать. Это были мысли прежнего бунтующего подростка, а не новоиспеченного агента ФБР. Ее долг – следовать правилам, а значит, она обязана поставить Морвуда в известность, пусть даже в воскресенье, в шесть часов вечера. Эх, надо было позвонить ему раньше… Кори взяла мобильный телефон и набрала номер Морвуда. Он подошел после второго гудка: – В чем дело, Кори? Она рассказала о своей догадке, о том, как поехала на ранчо Гоуэра и как нашла пергамент. Кори не стала говорить, что все это случилось вчера, а Морвуд не стал спрашивать. Наоборот, он надолго замолчал. Пока Кори ждала, она подготовилась к пренебрежительному, возможно даже раздраженному, ответу. Но когда Морвуд нарушил молчание, в его голосе прозвучали неожиданные нотки. – Можете прислать фотографии? Скиньте несколько штук на телефон. – Сейчас, сэр. Кори сфотографировала пергамент с обеих сторон, потом холстину и вощеный шнур, которым она была перевязана, и отправила все снимки Морвуду. – Получил, – сказал тот. Затем последовала еще одна долгая пауза. – Как вы думаете, какова цена этого пергамента? – Судя по тому, что я нашла в Интернете, подобные исторические документы стоят дорого. Тысяч десять долларов. Снова молчание. – А что это за текст на испанском с другой стороны? – Не знаю. – Кори, ваша находка может оказаться важной уликой. Вы ее уже зарегистрировали? – Пока нет. Но я изъяла ее по всем правилам и задокументировала процесс. – Это хорошо. Нужно перевести испанский текст. Завтра первым делом несите пергамент в комнату для хранения улик, пусть его оформят как полагается. Думаю, ультрафиолетовое излучение или мультиспектральное преобразование сделают текст более читаемым. А потом свяжитесь с доктором Келли. Узнайте, может ли кто-нибудь из сотрудников института изучить документ и сделать для нас перевод с испанского. Кроме того, нам потребуется эксперт по журнальному искусству: пусть осмотрит рисунок. – Будет сделано, сэр. Еще одна пауза. – Вы хорошо поработали, Кори. Она была удивлена и польщена: – Да, сэр. Спасибо, сэр. Когда Морвуд дал отбой, Кори снова уставилась на документ и выцветшие строки с завитушками. Она набрала номер мобильного телефона Норы, однако попала на голосовую почту. Ах да, Нора ведь поехала в резервацию мескалеро искать старика-апача. Наверное, еще не вернулась. При этой мысли Кори нервно сглотнула. Нора заявила, что должна взять с собой ту самую магическую связку, которую нашла в Хай-Лонсаме. Она категорически отвергла идею заменить предметы из связки на похожие, объясняя это тем, что тогда ее затея будет обречена с самого начала. В свете этих обстоятельств похвала Морвуда прозвучала как дурное предзнаменование. Если Нора в ближайшее время не вернет связку… Внезапно Кори заторопилась: убрала все находки в контейнер для улик, аккуратно запечатала его, надписала на крышке дату и время. Агент Свенсон не допустит, чтобы в цепочке доказательств образовалось хоть одно слабое звено. Она снова вспомнила разговор в баре. Чтобы уличить генерала Макгурка в том, что он ищет сокровища пика Викторио, одних сплетен недостаточно, нужно что-то повесомее. Кори достаточно хорошо изучила Морвуда, чтобы вообразить его поучительную речь о том, как опасно верить сплетням и намекам. И все же она видела, как части головоломки складываются в единую картину. Гоуэр вместе с напарником искал клад и нашел его, о чем свидетельствует золотой крест. Правнука Гоуэра пытали и убили, а его дом разнесли в пух и прах: злоумышленники явно что-то искали. Может быть, лист пергамента?.. Джесси знал, что его прадед очень дорожил этим предметом, и умер, не выдав тайну. Неужели все это и вправду дело рук генерала? Макгурку лет сорок пять. В начале шестидесятых, когда его отец служил на базе Уайт-Сэндс, он еще не родился. Но возможно, Макгурк-старший многое рассказал сыну. Как бы разузнать побольше об отце генерала? Здесь нужны не сплетни, а факты. Конечно, для ФБР не составит труда подать запрос и получить доступ к его личному делу. Это стандартная процедура. Но в обход Морвуда Кори действовать не может, а тот будет рвать и метать. Он сейчас занят расследованием убийства Риверса и уже предупредил Кори, чтобы она держала свое собственное расследование в секрете. Риверс… Кори была уверена, что ему в этой истории отводилась своя роль. Иначе почему его устранили? Что, если в Хай-Лонсаме он искал сокровища пика Викторио? Похоже, все участники этого дела борются за один и тот же приз. Кори вздохнула. Хватит гадать. Завтра она зарегистрирует свою находку, свяжется с Норой и договорится, чтобы пергамент перевели. Но сначала она получит обратно магическую связку и вернет ее в комнату для хранения улик, где ей и место. 47 Адвокат Чарльз Фонтейн занимал комфортабельный офис в историческом здании в территориальном стиле[23], на первом этаже которого располагалась закусочная «Сейдж». Всем было известно, что своему прекрасному офису он предпочитает зал закусочной и чаще всего его можно найти в укромном дальнем углу, где он пьет кофе, встречается с друзьями и работает. Именно там его и обнаружили Уоттс и Морвуд в понедельник, во второй половине дня: Фонтейн сидел в одиночестве, перед ним на столе стоял большой кофейник, а все остальное пространство занимали газеты. При их приближении Фонтейн улыбнулся и протянул руку: – Здравствуйте, шериф. А вы, надо полагать, специальный агент Морвуд. Надеюсь, вы не обидитесь, что я не приветствовал вас стоя. Увы, в моем солидном возрасте у меня диагностировали серьезное заболевание, в просторечии известное как «жирное пузо». Небольшой животик Фонтейна едва ли заслуживал такого громкого звания, и все же адвокат посмеялся, довольный собственной шуткой, и пригласил Уоттса и Морвуда за свой стол. – Кофе? – Да, не откажемся. Фонтейн подозвал официантку, и та принесла две чашки. Фонтейн самолично налил своим гостям кофе, а потом велел сварить нового. – Прошу прощения за беспорядок, – произнес Фонтейн, собирая бумаги и как попало распихивая их по отделениям битком набитого портфеля. – Неряшливый стол – признак внутренней гармонии. Эту мудрость я прочел на бумажке из печенья с предсказанием, а там зря писать не станут. Внезапно Уоттс сообразил, что он до сих пор в шляпе. Шериф снял головной убор, перевернул его и, убедившись, что столешница чистая, осторожно положил рядом с собой. Поскольку он, как и остальные жители Сокорро, знал Фонтейна почти всю жизнь, Морвуд предоставил ему право вести беседу. Уоттс достал блокнот, в котором набросал кое-какие вопросы. – Спасибо, что согласились с нами встретиться, мистер Фонтейн. – Сколько лет мы с вами знакомы? Просто Чарльз, пожалуйста. И вас это тоже касается, агент Морвуд. Уоттс лишь кивнул: – В связи с убийством Гоуэра у нас возникли вопросы. Во время осмотра места преступления было установлено, что хозяин ранчо занимался торговлей предметами старины: древними реликвиями и тому подобным. По-видимому, Гоуэр продавал их, чтобы потратить вырученные деньги на наркотики. Фонтейн кивнул: – Совсем как его прадед, разве что Джеймс вместо метамфетамина покупал алкоголь. – Именно. Судя по всему, многие из предметов старины добыты еще его прадедом. На ранчо есть старый сарай, и, похоже, некоторые вещи пролежали там много лет. Вероятно, коллекцию пополняли отец и дед Гоуэра. А парень постепенно распродавал ее, таким образом оплачивая свое пристрастие. Фонтейн покачал головой: – Подумать только! А ведь он в свое время поступил в Гарвард. Пасть так низко! После короткой паузы Уоттс продолжил: – Вам наверняка известно, что сообщений о краже исторических ценностей не поступало, однако на рынке неожиданно появилось много древностей неустановленного происхождения. Причем это продолжается так долго, что ситуация вызывает у меня беспокойство. Если неизвестно, откуда взялись эти предметы, значит кто-то действительно расхищает исторические и доисторические памятники. Преступники весьма осторожны и явно знают, что делают. Чувствуется профессиональная работа. Многие черные копатели даже ямы после себя не закапывают, но эти ребята умело заметают следы. – Интересная версия. – Фонтейн отпил маленький глоток кофе. – Чтобы подобная преступная схема работала, все нужно тщательно организовать. Полагаю, группировка такого уровня не стала бы связываться с юным Гоуэром. Риск слишком велик. Кроме того, предметы старины на черном рынке, о которых вы упомянули, стоят немалых денег. Осмелюсь предположить, что большинство предметов в старом сарае Гоуэра недотягивают до этого уровня. Уоттс хмуро улыбнулся: – Мы надеялись, что вам известно, с кем вел дела Гоуэр. Фонтейн откинулся на спинку стула: – Какие конкретно артефакты вы обнаружили, шериф? – Пули и пуговицы времен Гражданской войны, бутылки, наконечники стрел, старые журналы и книги, пару сломанных банджо и все в таком духе. – А документов не было? Расписок, квитанций? – Нет. – Жаль. – Фонтейн поджал губы. – Неужели у Гоуэра не нашлось ничего по-настоящему ценного? Впрочем, если отбросить деликатность, то его прадед был всего лишь мелким старьевщиком. – За семьдесят пять лет эти мелочи могли значительно вырасти в цене.