– Ясно. Шла бы за меня, а? Хорошо ведь жили. – Это с какой стороны смотреть. – Может, я пить брошу. Вон батя сказал, кодироваться надо. – Дурака-то не валяй. – Ты меня просто никогда не любила, – обиженно говорит Лешка. – Я бы правда пить бросил. – Это мы уже проходили. Он обхватывает меня ручищами, прижимает к широкой груди и целует. Злиться на него совершенно невозможно, так же как относиться к нему всерьез. – Отвяжись, – прошу я. – А я тебя люблю, – голосом рассерженного ребенка говорит он. – Так и люби, я ж не против, только не лезь. – Ну и не буду. Мы идем к гостям. Софья Васильевна пытливо на нас смотрит. Я улыбаюсь. Через пять минут улыбается и Лешка, злиться долго он не умеет. В девять я ухожу. Лешка порывается меня проводить, но Федор Михайлович рявкает «Марш в свою комнату» и провожает меня сам. Иногда я всерьез думаю, что замуж мне надо было выходить за свекра, но куда тогда деть Софью Васильевну и Лешку? Во вторник к вечеру появляется Вадим. – Ура! – воплю я и кидаюсь ему на шею. Он подхватывает меня, кружит в нашей огромной коммунальной прихожей и осторожно ставит на пол. – Скучала? – спрашивает. – Еще как. – Я целую его и получаю от этого большое удовольствие. Видимо, он тоже, потому что руки его становятся очень настойчивыми, а выражение лица ни с каким другим не спутаешь. – Чего-нибудь вкусное принес? – спрашиваю я. – В машине. Поедем ко мне. – Да никуда ехать не надо. Никто не придет. А придет – ты его с лестницы спустишь. Пока он возвращается к машине, я быстро расчесываюсь, застилаю чистые простыни и ставлю чайник. Вадим появляется с шампанским, пакетом разнообразной снеди и большущей коробкой конфет, которые я сразу же принимаюсь есть. – Куда ездил? – спрашиваю я. – А, так, неинтересно. Лучше расскажи, чем ты занималась. – Тебя ждала, чем же еще? – Хорошо ждала? – Сейчас увидишь. Я подхожу к Вадиму, который за пять минут до этого устроился в кресле, и опускаюсь на его колени, подняв подол знойно-желтого платья. Не спеша расстегиваю ремень на его брюках. Он улыбается, довольно ловко освобождая меня от лишних вещей. – Ну и чего ты смеешься? – спрашиваю я. – Пытаюсь сообразить, где у нас раньше мозги были. Утром я просыпаюсь оттого, что Вадим ходит по комнате. Двигается он очень осторожно, но я все равно слышу. Однако открывать глаза мне совсем не хочется. Вадим наклоняется ко мне и шепчет: – Фенечка, мне надо идти. – Угу, – мычу я. Он целует меня, а я спрашиваю: – Ты меня любишь? – Ну как же можно тебя не любить? – Молодец, так держать. – Я обхватываю его за шею и притягиваю к себе. Он не брит, но мне это даже нравится. – Я тороплюсь, – смеется Вадим. – Ничего подобного. Будешь знать, как будить меня по утрам. После его ухода я собираюсь как следует выспаться, но вдруг вспоминаю о родном участке. Меня охватывает жажда деятельности. Я встаю, иду в ванную: кран на месте. Утро чудесное. К вечеру возвращается Вадим, мы ужинаем, занимаемся любовью, утром прощаемся, он уезжает, а я мету участок. В субботу Вадим на ночь не остается, уезжает часов в десять, когда появится – не знает, дела. Скорее всего, в понедельник. Я клянусь его ждать до понедельника. Утром мне не спится, и уже в шесть я иду на участок. Улица пустынна. Тишина, и воздух какой-то особенный. Я замираю, опершись на метлу. Мысли мои чисты и прекрасны. Тишину внезапно нарушают три машины, друг за другом мчащиеся по улице. «Вот придурки», – думаю я. А машины, сначала та, что в середине, а потом и две другие вдруг останавливаются. Из средней выходит Вадим. Полная для меня неожиданность, между прочим. Лицо у него сердитое. – Ты что делаешь? – спрашивает он. – Улицу мету, – резонно отвечаю я. – Зачем? – Что значит – зачем? Я в ЖЭКе работаю. – Помнится, ты на телевидении работала. – Когда это было, меня уже выгнали. – Так, – недовольно говорит Вадим. – Иди домой, часа через два я приеду. – Ага, – только и успеваю сказать я и остаюсь наедине с метлой. Едва я собралась позавтракать, вернувшись домой, как приходит Вадим. Выражение его лица мне не нравится, я сразу же вспоминаю, что за моей спиной три поколения прокуроров, и готовлюсь к бою. – Что это за чертовщина с метлой? – спрашивает Вадим голосом моего отца. – Я же тебе сказала: дворником работаю. Надо мне где-то трудиться. Это временно, до зимы. Снег пойдет, тяжело станет, я брошу. Мне кажется, что я все объяснила очень доходчиво, но Вадим так не считает. – Что ты за человек, черт возьми? Мужья-придурки, соседи ненормальные, метла эта дурацкая. Что ты из своей жизни балаган устраиваешь? – Далась тебе эта метла, – канючу я. – Ну а мужья, что же теперь, топиться, что ли? Каких бог послал. – Ты вообще серьезно говорить можешь? – спрашивает Вадим, и я с удивлением замечаю, что он повысил голос. – Могу, но не буду. Ни к чему мне серьезно говорить, особенно о метлах и мужьях. – Оставь этот дурацкий тон. Мне кажется, я имею право… – Наверное, имеешь, – перебиваю я. – А я имею? – Что? – Я какие-нибудь права имею? Например, жить, как считаю нужным? – По-твоему, это нормальная жизнь? – Само собой. Если тебе необходима светская львица, так ты квартирой ошибся, львицы в коммуналках не живут. – При чем здесь коммуналка? – Хорошо, поговорим о норме. Для тебя нормально, когда женщина ждет, с вопросами не лезет, жизнью довольна и чокнутой не выглядит?!. – Послушай, разве я тебя чем-то обидел? – спрашивает он, сбавляя обороты. Неожиданно мне становится невыносимо скучно. – Ладно, – говорю я. – Извини. Я тут глупостей наболтала. Вообще у меня не все дома. Наш роман затянулся. Давай скажем друг другу до свидания. – Ты это серьезно? – лицо Вадима становится неприятным.