– У меня мужик. Отобьешь еще. – Как же, отобьешь у тебя. Мне на твоих пастбищах делать нечего. Гони мужика, и поехали. – Помоги мне, не могу я ехать, честно, – канючу я, отжимая Агатку от двери: если Вадим ее увидит, мне придется сообщить, что мой папа прокурор, а мама занимает крутой пост в областной администрации. После этого он, скорее всего, сбежит. Я бы точно сбежала. – Единственное, что я могу для тебя сделать, подождать минут двадцать в машине, – заявляет Агата, я распахиваю дверь, и мы сталкиваемся с Сережей, шофером Вадима. – Феня, Вадим у тебя? – спрашивает он, таращась на Агатку, та впилась в него взглядом, причем на лице Сереги отчетливо читается «Таганка, я твой бессменный арестант», а на ее лице «Наша служба и опасна и трудна». – Он в комнате. – Я показываю на свою дверь, Агата удаляется, а я возвращаюсь к себе, там Вадим разговаривает с шофером. По его лицу я вижу, что поездка отменяется. – Фенечка, – говорит Вадим. – У меня дела, срочные. Давай так, Сережа тебя отвезет и компанию составит, чтобы ты не скучала, а я, как освобожусь, сразу домой. Хорошо? Перспектива проводить время с Серегой мне не улыбается, с собакой и то занимательней. Я объясняю, что меня ждут в отчем доме. Вадим согласно кивает, по всему видно, что его мысли далеки от меня. – Стасу сказал? – спрашивает он Серегу. – Да, через пять минут будет. – Хорошо. Я замечаю, как изменилось его лицо, жестче стало, что ли, теперь трудно поверить, что в эту ночь он терпеливо сносил Лешкины выкрутасы. Мы выходим из подъезда, торопливо прощаемся, из-за угла дома появляется темно-фиолетовый «БМВ» и лихо останавливается возле Вадима. На четыре секунды передо мной возникает лицо водителя. Пока я бегу к Агате, Вадим садится в подъ– ехавшую машину, Серега на «Мерседесе» срывается с места, а за ним, развернувшись, исчезает и «БМВ». – Что это за публика? – спрашивает Агата, трогаясь. Я пожимаю плечами. – Черт их знает. Люди. – А где Валерка, вы вроде бы хотели пожениться? – Накрылся. – Что у вас там произошло? – Да ничего. Поссорились, он меня выгнал, без вещей, без денег, пришлось вас беспокоить. – Так ты когда приехала? – Вчера. – И уже успела подобрать этого типа? – Это он меня подобрал. – Я начинаю злиться. – Что он за человек? – Откуда я знаю? – А что ты вообще знаешь? – Ну, знаю, что зовут его Вадим, а его шофера Серега, еще у меня есть номер его мобильного. – Черт-те что. Ты хочешь сказать, что спишь с мужиком, не имея представления, кто он? – Да не сплю я с ним. Только вчера собралась, а тут вдруг Лешка нагрянул, перед твоим приходом его Федор Михайлович увез. – Слушай, Фимка, этот тип за рулем… – Сережа? – Да нет, тот, что подъехал. Ты его знаешь? – Нет, конечно, откуда? – Кого-то он мне напоминает, – задумчиво говорит Агата. – Не могу вспомнить. И ощущение мерзкое. Ты бы держалась от этой публики подальше. Дверь квартиры открывает мама, миниатюрная женщина в домашнем платье и туфлях на низком каблуке. Выражение лица у нее такое, что любой дюжий мужик, столкнувшись с ней, торопливо свернет за угол, облегченно вздохнув. – Здравствуй, Ефимия, – говорит мама и подставляет щеку для поцелуя. Я решаю, что для меня все не так плохо. – Папа в кабинете. Мама с Агатой идут в кухню, а я к отцу. – Можно? Папа поднимается мне навстречу. – Здравствуй, дочка. – Мы обнялись, и он меня поцеловал. Значит, в семье сегодня разыгрывается спектакль «Возвращение блудной дочери». – Что у тебя случилось на юге? – С Валерой поссорилась и деньги потеряла. Извини. – О чем ты? – Папа поднимает бровь. – Значит, замуж ты не выходишь? – Пока нет. – И то хорошо. А теперь объясни, что у тебя с работой. Мне стало ясно, зачем меня так спешно вызывали. Папа с мамой лентяев на дух не выносят и не могут взять в толк, как подобное существо появилось в их семье. Каждый человек должен работать, приносить пользу обществу, любой труд почетен и все такое прочее… – Вышибли меня с работы, – обреченно говорю я. – Естественно, если ты там неделю не появлялась. – Я была уверена, что этого никто и не заметит. – Ефимия, о чем ты вообще думаешь? Ни работы, ни семьи. – Агатка тоже не замужем, – злюсь я. – Агата знает, чего хочет в жизни. А чего хочешь ты? Я честно говорю, что не знаю. В течение часа мы беседуем, разговор совершенно бессмысленный, с моей точки зрения, но папа так не считает, в заключение он говорит: – Надеюсь, ты в ближайшие дни решишь вопрос с трудоустройством. Скажем, до понедельника. Если тебе понадобится моя помощь, пожалуйста, не стесняйся. – Костя, – зовет мама, – вы закончили? Обед на столе. Так, мне еще предстоит семейный обед, что не радует. Мы сидим в столовой на своих обычных местах, и я подвергаюсь перекрестному допросу. Три юриста проводят его мастерски, больше всех старается Агатка. Из меня вытряхнули все про скандал на работе, ссору с Валеркой, жизнь на юге и планы на будущее. Хуже всего с планами. Мама, сурово глядя в мои глаза, заявляет, что у нее как раз есть для меня работа. Ну, уж это дудки, с 9.00 до 17.00 находиться с дражайшей матушкой в одном помещении и ощущать ее заботу – этого я и врагу не пожелаю. И потому я говорю: – С трудоустройством вопрос практически решен. – Что ты собираешься делать? – сразу же вцепилась в меня мама. – Не хочу говорить, пока не устроюсь, но работа мне по душе. Все трое переглядываются и вроде бы вздыхают с облегчением, обед заканчивается в атмосфере любви и взаимопонимания. По дороге домой я тоскливо размышляю о папином ультиматуме. Мысль о том, что с понедельника придется отбывать трудовую повинность, приводит меня в ужас. Лето, жара, а я буду сидеть за скучным канцелярским столом в какой-нибудь конторе. Жаль, что я не вышла замуж, это ненадолго отвлекло бы моих родителей. Тут в голову мне приходит идея. Я торопливо сворачиваю в соседний двор, где находится наш ЖЭК, молясь про себя, чтобы господь послал мне удачу. Господь меня услышал, и я перестаю быть позором семьи, вновь став трудящимся человеком. Получаю метлу, совок и ведро, веник придется купить самой. Управдом, дама лет пятидесяти, с огромным бюстом, показывает мне мой участок, он совсем рядом с домом, где я проживаю. Я вздыхаю с облегчением: ничто больше не тяготит мою душу. Вечером Вадим не появляется, я размышляю, стоит ему звонить или нет, и решаю, что не стоит. Рано утром трезвонят в дверь, но просыпаться я не собираюсь и накрываю голову подушкой. У меня возникает смутное ощущение, что кто-то заходит в мою комнату. Оказывается, ощущение было правильное. Встав, я вижу на столе записку. «Фенечка, пришлось срочно уехать. Очень жаль. Вернусь, сразу зайду. Целую. Вадим». Вообще-то мне тоже жаль. Вздохнув, я иду в ванную. Крана нет. Выдав несколько фраз из словаря завсегдатаев пивнушки, что притулилась рядом с нашим домом, иду за отверткой. Что ни говори, а день начался скверно. Даже душ радости мне не прибавляет. Шлепаю на кухню, на моем столе нахожу двухкилограммовый торт (шоколадный) и еще одну записку: «Ешь торт и помни обо мне». Что бы там Агатка ни говорила, а Вадим милый. Помнит о моих вкусах, нашел время купить торт, привезти его. Настроение мое заметно улучшается. Я пью чай, думаю о Вадиме и попутно решаю, что, как только он появится, запру дверь и окно и займусь с ним любовью. Его нет до вторника. Жизнь моя в эти дни событиями не богата. По утрам я усердно мету свой участок, потом еду с подругой на пляж, часам к шести мы возвращаемся в город, одуревшие от солнца, и разбредаемся по домам. Я готовлю себе ужин, читаю, смотрю телевизор, когда есть что смотреть, совершаю длинные пешие прогулки на сон грядущий, то есть веду жизнь, которая мне нравится. В воскресенье я появляюсь в доме моих бывших родственников, Лешкиных родителей, одетая, словно на прием к английской королеве. Даже Агатка ни к чему бы не смогла придраться. У Софьи Васильевны день рождения. Я вручаю ей подарок с букетом цветов и удостаиваюсь поцелуя. Федор Михайлович считает, что я его всегда достойна, мы обнимаемся по-родственному. Гостей немного, все люди близкие, перед которыми за Лешку родителям давно не стыдно, он сидит в кресле почти трезвый и рад мне страшно. При первой возможности затаскивает меня в свою комнату и спрашивает: – За Вадима замуж пойдешь? – Он не зовет. – А если позовет? – Пойду, а чего не пойти? Человек хороший, и отец велел на работу устраиваться.