Вацлав Крчмар попал в Нижний Новгород семь лет назад среди пленных ляхов, захваченных под Москвой. Он был пушкарь в войске королевича Владислава и во время осады в Кремле был ранен стрелой. Все думали, что молодой пушкарь отдаст Богу душу, но потихоньку, полегоньку горячка пошла на убыль, и когда Сигизмунд прислал войска на выручку сына, даже поучаствовал в том сражении, правда, неудачно. Вместе с пушкой его захватили в плен и сослали сюда, в Нижний. Надо было на что-то жить, и предприимчивый чех стал брать подряды на строительство домов для богатых жителей Верхнего посада. У него появились постоянные бригады плотников и лесорубов. Заказчики в целом были им довольны. Только воспитанный в других традициях чех так и не научился приворовывать, подсовывая плохой лес на строительство, и поэтому особых капиталов за прошедшие годы не нажил. Так, сводил концы с концами. Две недели назад началось небывалое. Приехал из Москвы осыпанный золотом самим государем княжич Пётр Пожарский и сманил всех до единого плотников к себе – обустраивать отцову вотчину в Пурецкой волости Балахнинского уезда. Сидел теперь Вацлав без дела и без денег и готовился помирать голодной смертью. Позавчера Вацлава неожиданно вызвали к самому государеву дьяку Фёдору Фёдоровичу Пронину. Ничего хорошего от этого вызова ждать не приходилось. Только оказалось, что нужен Крчмар не Пронину, а разорителю своему Петру Пожарскому. Вот сейчас Вацлав и сидел у себя в дому на лавке, а на такой же лавке по другую строну стола сидел молодой парень и рассказывал Вацлаву чудные вещи. – Пан Вацлав, я затеял большое строительство в Вершилово и других отцовых деревушках, но боюсь того, что меня все нанятые мной плотники и печники обманывать станут, пользуясь моей молодостью. – Княжич вопросительно посмотрел на собеседника. – Обязательно будут, – не стал разубеждать его чех. – Вот. Поэтому, пан Вацлав, мне посоветовал тебя нанять Фёдор Фёдорович Пронин, дьяк государев. – Передайте, Пётр Дмитриевич, господину дьяку мою благодарность и поклон за заботу обо мне. – Крчмар встал и низко поклонился княжичу. – Устроят ли тебя, пан Вацлав, пять рублёв в месяц? – Деньги были немалые, и Вацлав мысленно потёр руки, радуясь. – За такие большие деньги и работы, наверное, будет немало? – поинтересовался чех. – Правильно. Сейчас плотники возводят для отцовых крестьян сто шестьдесят пять домов с двумя печами, топящимися по-белому, и банькой во дворе, тоже с печкой, топящейся по-белому, и с коровником, и с конюшней. Кроме того, рядом с Вершиловым заложено ещё восемьдесят таких домов. Там же строится храм о трёх куполах с колокольней. Ещё там будет терем для меня, как бы напротив храма. А ограждать эту площадь будут с двух сторон два одинаковых здания – школа для детишек и кельи для монахинь женского монастыря. – Пётр Пожарский перевёл дух. – Это очень грандиозное строительство для этих мест, столько здесь никогда не строили, – высказал своё сомнение Крчмар. – Всё когда-нибудь делается в первый раз, – успокоил чеха княжич и продолжил: – Площадь и четыре улицы села надо будет сделать мощёными, но не камнем, как у вас в городах принято. По бокам улиц и площади нужно будет выкопать глубокие канавы, чтобы в дожди грязи не было. Землю из этих канав поднять наверх на дорогу и разровнять так, чтобы самое высокое место было в центре, а к краям дороги она бы понижалась. Всё это нужно хорошо укатать и засыпать дроблёным камнем, сначала тем, что покрупнее, потом тем, что помельче. Потом всё это ещё раз как следует укатать самым тяжёлым бревном, что найдёте. Понятно ли? – Пожарский глянул на раскрывшего рот чеха. – Всё это делать в деревне? Для кого? – Удивлению Вацлава не было границ. – Понятно для кого, для крестьян, – тепло улыбнулся ему этот отрок. – Это ведь тоже будет стоить немалых денег. В Европе даже в городах не мостят улицы, только площади, – попытался возразить Крчмар. – В Европе ещё и не моются с самого рождения и воняют, как свиньи или козлы, – неприветливо отрезал княжич. И это было правдой. Вацлав, привыкший, как и все русские, еженедельно мыться в бане, теперь с ужасом вспоминал, какая вонь стояла в его любимой Праге. И от улиц, и от людей, да даже от девушек воняло, как от свиней. – Ладно, про гигиену потом поговорим, – прервал его воспоминания этот удивительный отрок. – На следующий год все эти строения я хочу покрыть черепицей. Как у вас в Богемии. Для этого нужно построить печи для обжига черепицы и наделать изрядно форм для сушки. Количество черепицы, а значит, и печей, посчитать сможешь? – вдруг прервался княжич. Вацлав заёрзал. Две с половиной сотни домов, терем, кельи, школа, храм – и всё под черепицей. Сколько же нужно черепицы и сколько – печей, чтобы сделать всё это за одно лето? – Я постараюсь посчитать, но сразу скажу, что нужны десятки печей. А потом все эти печи будут стоять. Может, лучше сделать меньше печей и покрыть дома за несколько лет? – предложил поражённый объёмами Вацлав. – Ни в коем случае! Даже лучше сделать печи с запасом. На следующий год мы с тобой ещё много чего будем строить. Он не знает цену деньгам, решил чех. – Дальше. Нужно построить печи для обжига известняка. Будем делать строительный раствор. Кроме того, нужно построить печи для обжига плинфы, такой, из которой стены Нижегородского кремля сделаны, а также печи для обжига кирпича настоящего. Размеры кирпича я тебе потом на листке изображу. Если сам не знаешь, как это делать, нанимай лучших мастеров, хоть в Москву за ними езжай. Из этого кирпича на следующий год мы с тобой начнем строить в Вершилово каменный храм, такой как Успенский собор в Москве на Красной площади. Нужно будет найти зодчего, хоть в Италии, хоть в Богемии, хоть в Московии, лишь бы взялся и осилил. А напротив этого храма я хочу себе построить дворец, такой же по стилю, но вместо куполов – башенки. Такой рыцарский замок, но в русском стиле. – На это уйдет несколько лет и будет стоить десятки и десятки тысяч рублей, – схватился за голову чех. – Вацлав, хочу тебе дать совет. Считай всегда только свои деньги. Не считай чужие. Я примерно представляю, сколько это будет стоить, и хочу тебя заверить, что эти деньги у меня есть. Получив эту головомойку, Крчмар другими глазами посмотрел на этого отрока. Чувствовалось, что ведь и в самом деле есть у него такие деньжищи. – Так, со строительством пока покончили. Теперь давай поговорим о тебе. Скажи, ты знаешь латынь? – резко сменил тему Пожарский. – Да, немного подзабыл за время жизни здесь, но думаю, что смогу многое вспомнить, – покивал головой чех. – В Австрию переехал из Праги астроном Иоганн Кеплер. Сможешь ли ты послать ему письмо так, чтобы его там нашли и передали это письмо лично в руки? Я не помню, как называется этот город в Австрии, но он числится придворным астрономом, хотя это и не Вена. – Это непростая задача, – покрутил головой Вацлав. – Это нужно посылать курьера, придётся ехать через Речь Посполитую и Московию, а сейчас ведь идёт война. – Война с ляхами кончится к концу зимы. А вот другая война началась сейчас в Богемии, да и во всей Европе. Ваши земляки опять выкинули из окон австрийских чиновников, и теперь протестанты воюют с католиками. Из-за этого скоро вся Европа запылает. Вацлав слушал этого пацана и не верил своим ушам. В Праге опять устроили дефенестрацию, как двести лет назад. И опять всё из-за религии. Тогда был Ян Гус. Кто сейчас? – Вы точно знаете, Пётр Дмитриевич, про Прагу? Давно идёт эта война? – Крчмар с ужасом представлял, что сейчас происходит в его любимой Праге. – С конца мая, точно не помню. Так как ты посоветуешь передать письмо Кеплеру. Вацлав задумался. – Нужно послать гонца, и лучше, чтобы этим гонцом был не русский. Событие двадцать девятое Василий Полуяров был очень неудачливым человеком. Отец оставил ему небольшую лавку на торгу. Торговал батя в основном семенным зерном и худо-бедно сводил концы с концами, но в пожаре 1617 года сгорел вместе с матерью и младшей сестрёнкой Василия в своём дому в Нижнем Посаде. Василий в то время был в Астрахани, хотел тамошней пшеницы на семена купить. Пшеницу он купил и даже осенью продал боярскому сыну Трифону Игнатьеву зерно в его вотчину. А пшеничка-то и не уродилась, даже сам-два не дала. Игнатьев со своими крестьянами пришёл к Полуярову разбираться и забрал у него в возмещение ущерба всё зерно, даже то, что Василий себе на прокорм оставил. Вот и получается, что перед самой зимой остался Полуяров без денег и хлеба, да и без дому. Пока тепло было, можно и в лавке ночевать, а сейчас вот-вот снег ляжет. Хоть в петлю лезь. Спас Василия от этих мыслей, а может, и от петли Замятий Симанов, подьячий Балахнинского уезда, который останавливался у Полуяровых, когда бывал по делам в Нижнем Новгороде. Замятий предложил Василию поработать управляющим у того самого Петра Пожарского, который взбаламутил весь город. Василию терять было совершенно нечего, и он с радостью пошёл на встречу с княжичем. – Василий, – начал боярич, когда они зашли в его пустующую лавку, – я сейчас буду тебе задавать вопросы, а ты просто отвечай, что думаешь, хорошо? – Как скажешь, княжич… – Вопрос настораживал. – Если у отца светлые волосы и у матери светлые волосы, то какие волосы будут у ребёнка? Что за дурость этот пацан спрашивает? – Понятно, светлые. – Ответ неверный. Если у одного из дедушек или бабушек были, скажем, рыжие волосы, то ребёнок может родиться с рыжими волосами. Уходить надо, решил Василий. Хотя куда из своей лавки уйдёшь? – Если вот моего коня спарить с обычной кобылой, какой жеребёнок будет? – Побольше будет, чем обычный жеребец, но таким великаном не получится, – неуверенно ответил Полуяров. – Ответ правильный. Но не до конца, я ведь про волосы не зря тебя спрашивал. – Ты хочешь сказать, Пётр Дмитриевич, что я должен был у тебя спросить, какие были родители у обоих лошадей, – понял Василий. – Точно! Есть в Европе наука генетика, вот эти вопросы она и изучает, – соврал бывший генерал, не моргнув глазом. Поди проверь в этом медвежьем углу, есть уже генетика или нет. Мендель-то ещё через сто пятьдесят лет родится. – И зачем мне это знать? – задал правильный вопрос бывший купец. – А затем, Василий, что будем мы эту продажную девку империализма внедрять в наши палестины, – поднял палец вверх чудной отрок. Полуяров не понял ни слова из последнего возгласа княжича. – По святым местам, что ль, поедем? – помолчав немного, смотря прямо в глаза улыбающегося княжича, наконец, спросил купец. – По каким святым местам? – теперь неподдельно изумился отрок. – Ну, в Палестину, ко гробу Господню, – перекрестился Василий. Пожарский тоже перекрестился, убрал с губ улыбку и уже серьёзно начал: – Смотри, Василий, я купил и пригнал с собой двадцать два дестриэ, все, сам понимаешь, жеребцы. Ещё с собой мы пригнали одного арабского скакуна и одну кобылку непонятных кровей, но тоже без арабских скакунов в родне не обошлось. И есть сейчас розданные по дворам около сотни лошадей самых разных пород и расцветок. Нужно будет начать их случать и обязательно записывать, кого с кем, чтобы потом случайно с братьями или сёстрами не скрестить. И отбирать в следующем племенном стаде самых мощных и выносливых, что от дестриэ, и самых резвых, что от арабов. Ясна мысль? – А с кем случать отобранных? Снова с дестриэ, но не с отцами? – понял купец. – Всё, Василий, я тебя нанимаю, – просиял княжич. – Сначала положу пять рублёв в месяц. Если всё у тебя будет получаться, то дальше посмотрим. Это были огромные деньги для разорившегося купчика. Стрельцы, рискуя жизнями, за год столько получают, да и то всегда не вовремя. – Благодарствую, княже! Только что, мне одними конями заниматься? – Нет, конечно, – обрадовал его Пожарский. – Чем же ещё? – Надо то же самое сделать с коровами и быками. Купить по всей губернии самых здоровых быков и самых молочных коров и также начать их скрещивать. Коров раздать крестьянам отцовым, но проверять, чтобы содержали в чистоте и кормили досыта. Если увидишь, что корова в запустении, навоз там неделями не убирают, вымя тёплой водой не промывают, сразу морду бей и мужику, и жене его. Если второй раз попадутся, веди ко мне, будем уши отрезать, – пошутил княжич, но Василий принял это за чистую монету. – Ещё нужно будет то же самое проделать с козами, овцами и свиньями, – продолжал меж тем боярич.