Математик взял с собой только книги, свои и чужие, по математике и механике. Как можно жить без книг? В море его даже не мучила морская болезнь. Все пассажиры ходили зелёные и блевали в море, отказывались от еды, а Симон сидел в каюте и читал книги. Или прогуливался по палубе, подставляя лицо летнему солнцу и солёному ветру. В Риге он без труда нашёл купца, который объяснил ему, как добраться до Москвы. Нужно было нанять повозку в сторону Динабурга или примкнуть к каравану купцов, но первое предпочтительнее, так как почтовые станции работают отменно, знай только деньги плати. Что ж, деньги у математика были, он продал свой дом в Гааге и несколько не влезших в сундук книг. Набралась приличная сумма. На почтовой станции, куда он пришёл после завтрака в гостинице «Пристань моряка», в которой он снял комнату на ночь, было многолюдно. Слышалась голландская и немецкая речь, выделялись своими азиатскими одеждами польские шляхтичи. Симон поинтересовался, где нанять повозку до Динабурга или, вернее, в сторону Динабурга, и был отправлен в левый край большой площади, на которой уже собирались ямщики. Вдруг один из будущих пассажиров заговорил с юношей, скорее всего сыном, по-голландски, и Симон подошёл поздороваться с земляками. – Добрый день, господа. Приятно встретить земляков на чужбине. Я математик Симон Стивен из Гааги, еду в Московию. Вы не знаете, где здесь договариваться с извозчиком? – поприветствовал он земляков. – Мы сами едем в Московию, в Вершилово, – обрадовался старший. – В Вершилово? Уж не к маркизу ли Пожарскому? – заинтересовался мэтр Стивен. – К нему. Позвольте представиться. Антуан ван Бодль, доктор из Антверпена, а это мой сын Томас. Я так понимаю, вы тоже прочитали письма этого маркиза, – улыбнулся доктор. – Да, мне переслал их Симон Майр, астроном из Ансбаха, – подтвердил математик. – Это я переслал ему письмо маркиза Пожарского художнику Рубенсу. Ага, а вот и наши молодые друзья из Риги. Они тоже собираются ехать в Вершилово. – И Антуан раскланялся с подошедшими Генрихом Таммом и Изольдой Тубе. – Что ж, пора нам найти желающего отвезти нас подальше от Риги и поближе к вратам рая. Событие семьдесят восьмое Князь Дмитрий Михайлович Пожарский уехал из Вершилова через два дня. Перед этим он целый день объезжал производства. У Дуняши Фоминой были заготовлены к приезду купца Ерёмина из Владимира десять горшочков с ореховым маслом, десять – с селёдочным и пять – с жёлтым лечебным из одуванчика и лопуха. Князь забрал все двадцать пять горшков и на мольбу Дуни, что купец ведь через два дня приедет, а товара нету, ответил, что, мол, подождёт, не велика шишка. Едва князь ушёл, Дуня заплакала, но тут же бросила это дело и побежала к Фёдору Сироте, дабы предупредить того, чтобы он спрятал сыры. Еле успели. Основную массу сыров перетащили в амбар, надеясь, что князь туда не сунется. Повезло. Пожарский зашёл только на склад и в сам цех, где сыры производили, сбраживая молоко. Со склада он забрал пять острых сыров и три повышенной жирности, которые Фёдор только-только освоил. Грибные успели убрать, мраморные успели, да и острые почти все. Дальше князь двинулся к вдовой Татьяне. Он осмотрел валенки, выбрал себе несколько пар и по две пары младшим сыновьям и дочери. Одни, с вышитыми голубками, подобрал жене. Татьяна не спорила. Всё же она его холопка, да и наделает ещё. Он ведь уедет, а она останется. Десяток пар, всего седмица работы. В прошлом-то годе с нуля начинала и вон как поднялась. Следующий разорительный набег князь совершил на конюшню. Тут он увидел вороного арабского жеребца. Да не обычного тонконогого, а мощного кохейлана. Пожарский приказал конюху оседлать скакуна и проехал на нем по Вершилову, попробовал и рысью, и галопом. Это был не жеребец, а молния. Князь сказал конюху, что забирает его. – Но ведь он куплен на племя, – попытался возразить мужик. – Те пять кобылок уже жерёбые? – поинтересовался Дмитрий Михайлович. – Точно так, князь-батюшка, его детки будут, – кивнул конюх. – Вот и хватит. Этот конь для походов вырос, а не для того, чтобы в конюшне стоять. Ещё князь забрал десять дестриэ из двадцати двух. Также он погрузил на две специально собранные плотниками телеги мишек от въезда в Вершилово. Забрал и четыре картины резных с князем Владимиром под неодобрительным взглядом отца Матвея. Утром третьего дня князь Пожарский покинул ограбленное им Вершилово. Из мастеров он никого не взял, но забрал ключницу из княжьего терема Агафью, уж больно ему полюбились блюда, что научил делать её княжич. Пан Янек Заброжский через два часа после отъезда князя собрал всех мастеров и управляющих на совет. Народ набился в горницу княжьего терема и недовольно гудел, пока поджидали опаздывающих. Лях их понимал. Мастера и управляющие радостно встретили отца их благодетеля Петюнюшки, а из села утром выехал тать, что разорил захваченный город. – Ладно, – остановил шляхтич недовольный ропот, – он хозяин, что захотел, забрал, его право. Давайте посчитаем убытки и посмотрим, как из этого выпутаться. Давай, Дуня, с тебя начнём. – Через пару дней прибудет купец из Владимира. Мне нужно сделать ему десять горшков орехового масла, десять селёдочного и пять лекарственного, – сообщила нерадостные новости Фомина. – Что у вас с горшками? – переключился лях на гончаров. – Партия по десять рыбных горшков и двадцать обычных сегодня из печи выходит, – обрадовал Трофим Лукин, староста гончаров. – С рисунками что? – Заброжский повернулся к иконописцу. – Как горшки остынут, несите сразу к нам, не поспим пару ночей, справимся, – со своего места обнадёжил Иоаким Прилукин. – Так, староста, – обратился лях к Коровину, – обойдёшь сейчас все дворы и скажешь, чтобы всё молоко несли к Фоминой. Успеешь теперь, Дуняша? – переключился он на маслозаводчицу. – Должны! Хорошо ты всё придумал, пан Янек, спасибо тебе! – И Дуня в пояс поклонилась Заброжскому. – Не для тебя стараюсь. Все купцы должны знать, что если в Вершилове обещали, то сделают. Понятно ли? – он оглядел присутствующих. – Что ж непонятного. Пурецкая волость, одно слово, – за всех ответил Коровин. – С сырами у нас что? – поинтересовался пан Янек у Фёдора Сироты. – Спасибо Дуняше, успела предупредить, мы почти все сыры попрятали. С заказами купцов справимся, а взял князь всего восемь сыров, – дал полный отчёт сыродел. – Хорошо. С валенками что? – Забрал часть товара князь-батюшка, но ничего страшного, к зиме новых наделаю, сейчас-то и заказов почти нет, – успокоила всех Татьяна. – Ну, тоже неплохо. У тебя, Фома, я так понимаю, самые большие потери. – Я уже успел с плотниками переговорить, собьют они мне четыре щита новых и колоды под медведей. Я им колоды-то больше прежних заказал, ещё больше и грозней мишки будут. И с деяниями князя Владимира совладаем. Повторять-то завсегда быстрее, чем новинку делать. Правда, работа над детьми со зверушками, что княжич наказал делать, отложится пока, – разъяснил весь расклад Фома, почёсывая отрезанное ухо. – Ну, княжич только по осени вернётся. Напрягись, ученикам своим чуть больше воли дай, – подбодрил того Заброжский. – Ещё у кого какие потери? Василий Полуяров горестно приподнялся со своего места: – Думаю, в коневодстве потери восстановить не удастся. Забрал князь племенного жеребца арабского и десять дестриэ. – А что те пять кобылок, которые купец привёз? – покачал головой лях, оценивая потерю вороного жеребца. Второго такого просто не бывает. – Кобылки все жеребые, и ещё с обычными нашими кобылами три раза спарили. Восемь жеребят должны получиться, – вздохнув, рассказал селекционер. – Ну а по дестриэ вы и так все знаете. По осени уже жеребята пойдут. Только количество возможных вариантов для случки убыло в два раза. – Ну, тут уже ничего не поделаешь. На то его княжья воля. Есть ли ещё потери? – Тысячу рублёв из неприкосновенного запаса князь забрал, – огорошил всех Коровин. Ему княжич доверил сохранность всех получаемых без него от торговли денег. – Как же он прознал про запас? – рассердился на него лях. – Так спросил у пана Лукаша, сколько за последний месяц перьевые ручки доходу принесли, а тот сказал, что тысячу рублей. Князь меня и заставил деньги отдать. Я пытался было отговориться строительством, но он так зыркнул на меня, что пришлось отдать, – повинился староста. – А есть ли деньги у тебя, чтобы со строителями рассчитаться да за материалы закупленные заплатить? – Да найдём, пан. Не сумлевайся, это ведь только за последний месяц деньги были, а ведь не один месяц уже переработками занимаемся. Слов нет, тысяча рублей – огромадные деньги. Только ещё больше пяти тыщ осталось, да в мастеровых запасах ещё больше тысячи лежит. Дай бог князю-батюшке лёгкой дороги, – хитро улыбнулся вершиловский староста. Событие семьдесят девятое Петер Шваб зашивался. Он ничего не успевал. Началось это около месяца назад, в самом начале июля. Ему принесли грамотку от матери царя, старицы Марфы. В грамотке говорилось, что Марфе понравилась азбука, изданная книгопечатником. Ну что ж, весьма хорошая новость. Дальше старица «просила» прислать ей десять экземпляров азбуки для обучения чтению инокинь в Вознесенском монастыре. Эта новость была похуже. Петер напечатал десять азбук, благо доски с набором сохранились, но ведь рисунки были сделаны иконописцами вручную. Книгопечатник пошёл к знаменщику Иоакиму Прилукину и показал ему грамотку от государыни. Иконописец вздохнул и взял азбуки в работу. А ещё через неделю пришла грамотка от патриарха Филарета, и на этот раз не с просьбой, а с указанием напечатать для него двадцать экземпляров книги с библейскими притчами. Книгу эту задумал княжич ещё перед Рождеством. Он пришёл тогда к Петеру и спросил, есть ли у того Ветхий Завет на немецком языке. Шваб достал и показал ему три большие книги, изданные десяток лет назад в Кельне. Пожарский полистал их и огорошил книгопечатника. – Нужно нам с тобой, Петер, издать книгу для чтения детей в старших классах школы. Она будет называться «Библейские притчи». Возьми свою Библию и переведи на разговорный русский язык пару десятков историй из Ветхого Завета, те, которые тебе больше понравятся. Когда это сделаешь, то отнеси их отцу Матвею, пусть он их прочитает и исправит, если что не так. Потом покажешь мне. Я тоже поисправляю, – усмехнулся тогда Пожарский. На перевод, пререкания с отцом Матвеем и окончательную правку княжичем ушло больше месяца, и в конце февраля 1619 года Петер Шваб начал работать над своей третьей книгой. Закончил он её в июне. Петра Дмитриевича не было, и Шваб решил показать готовую книгу настоятелю их храма отцу Матвею, он ведь тоже был одним из авторов. Через два дня отец Матвей пришёл к Швабу на книгопечатный двор. – Прости меня, Петер, – начал монах. – Не поверил я сначала в эту книгу, как же, думал я, Святое Писание да на простом языке. Кощунство. И потом не верил, когда ошибки в твоих текстах выискивал и собачился с тобой. Теперь же узрел. После святых Кирилла и Мефодия ты третий на Руси просветитель. Лучше этой книги я в руках ничего не держал. Отпускаю тебе все грехи твои на сто лет вперёд! – Он обнял Шваба и троекратно его расцеловал. – Прими совет от меня недостойного: отправь пять книг государю. Петер совета послушался и книги царю Михаилу Фёдоровичу Романову отправил. И вот теперь пришло письмо от патриарха Филарета. Нужно было к тем ста пятидесяти экземплярам, что уже были напечатаны, срочно печатать ещё двадцать. А ещё через неделю принесли ему грамотку и от государя. Михаил Фёдорович благодарил Шваба за подарок и награждал дворянством с пятьюдесятью четями земли в Жарской волости Балахнинского уезда. Грамотку эту передал книгопечатнику подьячий Замятий Симанов. Он же указал, где теперь находится вотчина нового российского дворянина Петра Петровича Шваба. Была у Петера теперь прямо на границе с владениями Пожарского деревенька в пять дворов. Пришлось идти к Вацлаву Крчмару и договариваться с тем, чтобы он построил пять домов по образцу вершиловских со всеми хозяйственными постройками. Обошлось это новому дворянину в приличную копеечку. А ведь потом пришлось и к Полуярову идти на поклон, чтобы он обеспечил скотиной все пять дворов. Опять траты. Только через месяц новый хозяин выбрал время навестить своих крестьян. Помня историю с Фомой Безухим, Петер взял с собой пана Янека и попросил того «по-хорошему» предупредить крестьян о вреде пьянства и лени. Расстались довольные друг другом. Единственное, что потребовал новый хозяин с крепостных, так это доставлять по утрам кувшин молока и раз в неделю кувшин сметаны и кринку масла. Сам же книгопечатник вместе с отцом Матвеем работал сейчас над четвёртой книгой, над молитвенником. Книга содержала в себе утренние и вечерние («на сон грядущий») правила, а также правило ко Святому Причащению (которое включает три канона и Последование ко Святому Причащению), то есть самые употребительные молитвы для домашнего (келейного) чтения. Кроме того, там были также благодарственные молитвы по Святом Причащении. На первый взгляд, ничего сложного, и рукописных «Молитвословов» хватало. Но книга была чисто церковной, и вся тяжесть легла на отца Матвея. А тот опять бился насмерть за каждую букву.