Наконец, первого августа рукописный вариант был утверждён, и Шваб приступил к набору книги, хотелось до возвращения Петра Дмитриевича воплотить его задумку. Событие восьмидесятое Симон Майр прибыл в Линц 3 июня 1619 года. И как оказалось, очень вовремя. Иоганн Кеплер намеревался выезжать в Московию на следующий день. Когда к нему пришёл еврей, чтобы получить ответ на письмо от маркиза Пожарского, Иоганн уже окончательно решился ехать. Он продал дом и договорился с их слугой Луханом, что тот с женой и двумя сыновьями отправляется с ними в Вершилово. Вторая жена Кеплера Сусанна поплакала и стала собираться в дорогу. Мать Кеплера Катарина согласилась поехать с сыном в сказочную страну не раздумывая. В Австрии шла война, и инквизиция опять подбиралась к ней. Помощник Кеплера Яков Барч тоже недолго думал. Он был молод и предан своему учителю. Разве можно оставить его одного? Еврей купил три большие повозки и карету для женщин и детей. В это время и появился Симон Майр. Еврей, ни слова не говоря, купил ещё одну карету. Он же нанял четырёх молодых людей возчиками до Кракова. Перед отъездом еврей поинтересовался, все ли книги взял с собой Кеплер, и вручил тому пистолет и пятьсот талеров. Для вечно сводящего концы с концами Иоганна это были весьма большие деньги. До Кракова они добирались месяц. Им повезло: буквально по их следам следовала опустошительная война. В Кракове, передохнув после изнурительной дороги три дня, они наняли новых возчиков до Бреста. Опять трёхдневный отдых и смена возниц, теперь до Минска. В Речи Посполитой было относительно спокойно. Дороги были в приличном состоянии, да и разбойники ни разу не покусились на астрономов. В Минске они в очередной раз поменяли возниц, теперь уже до пограничного с Московией Смоленска. Седьмого августа 1619 года поезд из двух карет и двух повозок, заваленных книгами, въехал в принадлежавший ранее Московии Смоленск. До Москвы оставалось без малого двести вёрст. Они все ужасно устали за два месяца дороги. Оба, и Кеплер, и Майр, были уже не рады, что решились на это путешествие. Стоило ли оно того? Хорошо ещё, что двое маленьких детей Иоганна не болели и пока чувствовали себя вполне нормально. Последняя часть пути до Москвы далась тяжелее всего. Пошли дожди, дороги развезло, и мужчинам то и дело приходилось выходить и всем вместе выталкивать повозку или карету из ямы. Возчики пугали казаками, которые после недавно закончившейся войны теперь промышляют татьбой, нападая на купцов и мелкие поселения, но, по счастливой случайности или по промыслу Божию, они избежали встречи с этими казаками. Первого сентября показались купола московских соборов. Событие восемьдесят первое Питер Пауль Рубенс всё же засобирался в Вершилово. Он не понимал, зачем туда ехать. И самое главное, было жаль бросать всё нажитое непосильным трудом. Поэтому сборы были долгими и основательными. Рубенс переговорил со своими учениками. Антонис ван Дейк оставался в Антверпене и продолжал работать над завершением уже начатых работ. Мэтр поступил мудро: он набрал пару десятков заказов, сделал предварительные наброски и взвалил всю дальнейшую работу на любимого ученика. С собой Рубенс брал двух других учеников, которые уже выросли в самостоятельных художников: Якоба Йорданса и Франса Снейдерса. Снейдерс не любил изображать людей, человеческие фигуры на его картинах писал Якоб Йорданс. Оба были женаты и имели детей, которых решили брать с собой. Сам Рубенс тоже вёз с собой жену Изабеллу и троих детей: восьмилетнюю Клару Сирену, пятилетнего Альберта и двухлетнего крошку Николааса. Кроме этих уже самостоятельно работающих художников Рубенс брал с собой и семь подмастерьев, ещё не имеющих своего имени в искусстве, но обещающих в будущем стать неплохими живописцами. Все они были ещё молоды и обзавестись жёнами и детьми не успели. Получалось, что нужно брать и подмастерьев по приготовлению красок, как и приличный запас этих красок. Только двадцать граммов ультрамарина из лазоревого камня (ляпис-лазурь) обошлись художнику в десять флоринов. Пришлось брать также двух слуг с жёнами и детьми и трёх натурщиц. Одним словом, набрался целый корабль. Вот его Рубенс и нанял. Шхуна «Посейдон» вышла из Антверпена 14 июля 1619 года и 2 августа благополучно добралась до Риги. В этом городе пришлось задержаться. Оказалось, что до Москвы путь неблизок и достаточно опасен. В результате Рубенс заключил договор с десятком наёмников, которые должны были сопровождать обоз до Вершилова. Это обошлось художнику в кругленькую сумму. Нужного количества карет и повозок тоже пришлось дожидаться. В итоге Ригу покинули только 8 августа. Впереди был месяц путешествия по далёким от совершенства дорогам. Событие восемьдесят второе Пётр Дмитриевич Пожарский на одном из вечерних привалов уединился с бывшим казанским воеводой Никанором Михайловичем Шульгиным. – Никанор Михайлович, – начал княжич, – мы уже скоро подойдём к Уфе. Может, у вас есть какие-нибудь пожелания? – Да какие могут быть пожелания. Везли меня в Тобольск в ссылку, да по дороге напали торгуты и побили почти всех стрельцов, а меня и ещё двоих легкораненых стрельцов, Ивана Зайкова да Тимоху Вторых, в плен забрали. Теперь ты меня в Уфе воеводе передашь, и снова в Тобольск с другими стрельцами отправят, – пожал плечами бывший городовой дьяк и бывший воевода Казани. – Есть у меня к тебе, Никанор Михайлович, предложение, – начал Пётр. – Предложение? – усмехнулся ссыльный. – Хочу я в том месте, где мы руду добывали, городок основать. Летом будут люди руду добывать и хлеб выращивать, а зимой железо с медью плавить. И нужен мне будет управляющий, старший в этом городке. Вот я и подумал: зачем тебе ехать в ссылку? Зиму ты у меня в Вершилове проведёшь. Научишься кое-чему. А весной со мною и сотней, а то и двумя сотнями людей отправимся на реку Миасс. Там я городок обустрою, руды наберу – и домой. А ты с крестьянами да мастерами останешься. Припасов вам оставим на год. Весной землю распашете, рожь посеете с ячменём, огородики разведёте с репой да морковкой. Ну а потом и начнёте руду добывать да медь с железом плавить. Ещё одно секретное задание будет, но об этом позже расскажу. Следующей весной я опять приеду, ещё мастеров да крестьян привезу, продуктов, одежды. Заберу, что вы наделать успели, и опять домой. И так каждый год. Когда вы там город да заводы начнёте строить, зверьё на север подастся, а за ним и вогулы откочуют. Так что врагов там не будет у вас. Живи, работай да богатей. Как тебе, Никанор Михайлович, перспектива? – А ежели царь прознает про твоё самоуправство? – усмехнулся в бороду бывший дьяк. – А мы тебе фамилию сменим, да и статус. Будешь сын боярский Никита Михайлович Шульга, – предложил Пётр. – Сыновья у меня также в ссылке. Один – в Тюмени, а второй – в Туринске… – Видно было, что внезапное предложение Шульгину понравилось. – Через пару лет отправим людей, специально обу ченных. Они сыновей твоих выкрадут и к тебе в Миасс доставят. Жен тебе и им подберём из дочерей боярских али дворян мелкопоместных, – ещё больше решил заинтересовать Шульгина Пётр. – Как в сказке звучит. А стрельцы, что со мною были? – развёл руками ссыльный воевода. – Им предложим тоже с тобой в Миасс перебраться, будут тебе помощники и охрана для начала, а там уж дальше сам решай, – предложил княжич. – Вот смотрю я на тебя, Пётр Дмитриевич, и поражаюсь. Всё у тебя легко. На всё ответы есть. Не вяжется это с летами твоими. Больно разумен для отрока… – Пётр видел, что согласен на его предложение Шульгин. – Четырнадцать лет мне скоро. Отец, небось, уже и невесту подыскивает, – улыбнулся княжич. – Так что, согласен, Никита Михайлович? – Есть ведь ещё князь Разгильдеев? – сморщился новый управляющий. – Баюш молчать будет, он у меня на огромном крючке сидит. – И Пётр рассказал, каким образом татарский князь оказался в его отряде. – Везучий и умелый ты воин не по годам, врагов сотнями кладёшь, а своих почти не теряешь, – прокомментировал рассказ бывший казанский воевода. – И тебя научу, Никита Михайлович. Ну что, по рукам? – По рукам, Пётр Дмитриевич. Договориться с князем Разгильдеевым и стрельцами оказалось легко. Событие восемьдесят третье К Уфе ладьи подошли 29 августа после полудня. Григорий Григорьевич Пушкин лично вышел встречать маленькую флотилию. Он был собой доволен. Удалось бросить весть по местным скотоводам, что в Уфе принимают шерсть по копейке за тюк. Много, конечно, собрать не удалось, но на одну ладью товара хватит. Поузнавал князь у местных и про земляное масло. И тут вполне удачно. Один башкирский мурза обещал проводить к такому месту княжича, если тот заинтересуется. Прибыла царёва разведка очень удачно. Сегодня была суббота. Завтра же намечался большой базарный день, и местные кочевники должны были пригнать на продажу в Уфу лошадей и овец. Может, Пётр Дмитриевич и для себя что подберёт. До князя уже давно дошли вести о побоище на Белой. Он даже послал туда отряд стрельцов на небольшой ладье с сотником во главе, чтобы проверить невероятные слухи. И слухи подтвердились. Да ещё как. Сотник Артамон Зубов вернулся через две седмицы и бегом бросился в терем к воеводе. Огромная гора трупов на берегу Белой собрала хищных птиц и волков со всей степи. Смрад стоял такой, что ближе чем на полверсты и подойти нельзя. Если непонятливые торгуты увидят эту гору, то желание ходить в набеги на Русь у них должно пропасть надолго, пока последний из увидевших не умрёт. Воевода Уфы был не молод, всяких разных сражений повидал за свою жизнь немало, но такого ещё не было. Он сразу же отправил царю грамотку про сию небывалую гору побитых нехристей. Про потери отряда Пожарского он узнал только со слов Иркена, недавно вернувшегося с плотами леса. Погибла пара гребцов и ни один из стрельцов или служилых татар. Как же Пожарский с Разгильдеевым смогли учинить такое побоище? Князь с нетерпением ждал возвращения княжича, чтобы лично расспросить его. Вечером пили здравицы за царя-батюшку, за храброго князя Разгильдеева и мудрого не по годам княжича Пожарского. Пётр мёд только пригубил, отнекиваясь молодостью. Успеет ещё, когда подрастёт, попировать на тризне врагов. – Как же ты, княжич, столь малыми силами смог гору-то такую наворотить? – в десятый раз поражался старый воевода, уже прилично осоловевший от здравниц. – По особой науке, что в книге про древнеримские баталии вычитал, учил я и помощник мой пан Заброжский этих стрельцов. Там написано и о том, как быстро стрелять, и как засады ставить, и как разозлить врага перед битвой, чтобы он голову потерял, – сказал воеводе этот отрок. – Вот и батюшка твой, по слухам, всё из засад нападал да хитростью брал ляхов. Видно, и в тебе его таланты проснулись, – согласно покивал Григорий Григорьевич. – А убиенных в гору складывать тоже в той книге вычитал? – В ней, князь. Чем непонятнее действия врага, тем больше их боятся. Придут торгуты снова и увидят гору скелетов, что они подумают? – Подумают, что в устрашение им сия гора создана, – согласно закивал Пушкин. – А может, они подумают, что это у нас обычай такой, горы из врагов поверженных городить, – усмехнулся отрок. Князь засмеялся. Далеко пойдёт младший Пожарский. Врагов в горы укладывает, недра на Урал-камне разведывает, ткань вон собирается лучше англицкой выделывать, да ещё что-то удумал с земляным маслом. Далеко пойдёт. Утром князь Григорий Григорьевич, хоть и страдал немного с похмелья (не юноша всё же), но по ехал вместе с Пожарским за городскую стену на базар башкирский. Пётр ощупывал шерсть у овец и выбрал себе по какому-то признаку два десятка овечек и пяток баранов. А потом отрок обрадовался донельзя. Продавали верблюдов. Зачем ему в Нижнем Новгороде верблюды? Воевода не удержался и поинтересовался у Пожарского. – Будем на шерсть выращивать, ковры делать и ткань особо тёплую. Да и молоко верблюды дают, – пояснил Пётр Дмитриевич. Верблюдов у торговца было шесть, три пары. Княжич купил всех. Больше ничего интересного Пожарский не нашёл для себя. На пристани он договорился с купцом из Казани, который привозил зерно, что тот отвезёт верблюдов, овец и шерсть, что скупил Пушкин, в Вершилово, вотчину князя Пожарского, в десяти верстах от Нижнего Новгорода. Вечером опять был пир, а утром флотилия, теперь уже из восьми кораблей, отбыла к Казани. – Весной, как реки вскроются, приплывём, – посулил на прощанье Пётр.