Глава 35 По пути в город они не разговаривали. Ковит погрузил тело водителя в фургон с мороженым после звонка Адэру. Тело хранилось в морозилке, чтобы мясо для Дианы оставалось свежим. Нита задумалась, расскажет ли Адэр упырю, откуда взялась ее еда, и пришла к выводу: если и расскажет, то солжет. Они припарковали грузовик с мороженым на боковой улочке, откуда Адэр собирался его забрать. Не хотелось оставлять грузовик без присмотра, пока Нита и Ковит встречались с Генри. Нита не собиралась идти на их встречу. Но планировала наблюдать. В кармане ее толстовки лежал тяжелый пистолет агента МПДСС. Гарантия их безопасности. Генри согласился встретиться с Ковитом в «Старбаксе». В одном из наиболее оживленных, на Квин-стрит – знакомая территория. Нита встречалась на этой улице с матерью. Она узнала венесуэльский ресторан, когда они проходили мимо. Ей стало интересно, чем сейчас занимается мать. Нита представила, как та сидит с миской попкорна, смотрит новости и следит за ветками обсуждений на форумах черного рынка. Тихо посмеивается, когда дочь попадает в новые и новые неприятности. Нита почти видела, как черные и красные ногти матери щелкают по телефону, печатая сообщение, напоминающее Ните: если она просто вернется домой, все проблемы решатся, а мать позаботится о том, чтобы черный рынок пожалел, что положил на нее глаз. Нита проглотила густой вязкий страх перед брошенным матери вызовом и прижала трясущиеся руки к бокам. Подобная охота была именно тем, в чем хотела бы участвовать ее мать. – Мы слишком рано. – Ковит рассматривал «Старбакс», где намеревался встретиться с Генри. – Почему бы нам пока не пообедать? – Отлично. Они перешли улицу и отправились в спортбар. Освещение внутри было тусклым, так что казалось, будто наступила ночь. Внутри бара обнаружился только один выпивавший посетитель. В углу на стене висел телевизор с плоским экраном, шла трансляция одного из живых концертов Lyte. Она была ауром, своего рода биолюминесцентным сверхъестественным существом. Ее концерты походили на произведения искусства. Когда гас свет и играла музыка, она использовала свою способность отбрасывать спиральные тени через тщательно продуманные отверстия, прорезанные в одежде. В баре пахло маслом и жареным картофелем, это напомнило Ните о Вьетнаме. Ее мать ненавидела вкус лемонграсса и имбиря, которые присутствовали практически в каждом блюде. Так что она готовила по-настоящему отвратительные гамбургеры. Ните приходилось притворяться, будто ей нравится. А всякий раз, когда мать выходила из дома, Нита измельчала мясо из бургера, замачивала в соусе чили и специях, включая лемонграсс и имбирь, чтобы перебить вкус того, что сделала с мясом мать, и съедала с рисовой лапшой или добавляла в фо. Ниту и Ковита отвели к столику в стороне. Нита сразу заказала бургер, надеясь, что он будет приготовлен лучше, чем получалось у ее матери. Между ними повисла неловкая тишина. Наконец Ковит откашлялся: – Когда настанет время встречи с Генри, ты должна остаться здесь. Мы же не хотим, чтобы он тебя увидел. – Я замаскируюсь. – Нита не отводила взгляда от стола – она все еще не могла посмотреть на Ковита. – Показать? Он сглотнул и кивнул, уперев руки в бока. Нита закрыла глаза. Сначала она сделала прическу: удалила кератин, так что волосы стали прямыми и опали, и изменила уровень меланина. Оттенок поменялся с каштанового со слабым оранжевым отливом на светло-серый с проблесками белого. Следом Нита приступила к клеткам кожи лица и углубила морщины. Она меняла лицо до тех пор, пока не стала выглядеть старой, сильно старше своего возраста. Ее глаза выглядывали из-под тяжелых век, утопавших в складках кожи, а рот был стянут глубокими морщинами. Сначала она собиралась просто добавить отеков, как сделала в аэропорту, но потом решила, что опухшее лицо привлечет слишком много внимания. Сложность маскировки заключалась в том, что люди все-таки могли разглядеть скрытое. Ее мать для отвлечения внимания использовала яркие цвета, окрашивая волосы, губы и ногти, чтобы в память врезались неправильные признаки. Но если бы они искали именно ее, то все-таки сумели бы найти. А те, кто ищут Ниту – семнадцатилетнее сверхъестественное существо женского пола, – увидев старуху, не станут лишний раз приглядываться к ней. Ковит уставился на нее. – Вот это да. Нита улыбнулась: – Как я выгляжу? Она встала и вышла из-за столика для пущего эффекта. Он моргнул и сглотнул: – Как очень спортивная бабушка. Нита фыркнула. – Уверена, что есть бабушки, которые носят толстовки. – Несомненно, – его голос звучал серьезно, но уголки губ дрогнули. – А ты не можешь все время так выглядеть? Ребята с черного рынка ни за что тебя не узнают. – На самом деле я не меняла черты лица, просто сделала кожу менее упругой и скорректировала цвет волос. – Нита вздохнула. – Я не хочу выглядеть на семьдесят всю оставшуюся жизнь. Ковит слабо улыбнулся ей. – Готов спорить, у тебя никогда не спросят документы и ты сможешь покупать алкоголь для всех своих друзей. Нита рассмеялась. – Ты себя имеешь в виду? Разве ты еще не совершеннолетний? – Здесь – да. Для США еще восемь месяцев. Нита закатила глаза, и к ним подошел официант с их заказом. Он несколько раз посмотрел на Ниту, затем покачал головой, пожал плечами и ушел. Они набросились на гамбургеры, будто не ели весь день. Впрочем, они же и не ели, поняла Нита, когда подумала об этом. Бургеры определенно были вкуснее, чем у ее матери. Хотя и слишком соленые. Она находила, что все в Канаде воспринималось слишком соленым после Перу. Кола тоже была другой, слаще, и это не делало ее лучше. Во время еды Нита не могла удержаться, чтобы не касаться своего лица. Она никогда раньше не пыталась экспериментировать с возрастом, боясь совершить необратимое. То, что она сделала сейчас, было временным. Нита сможет обновить клетки кожи, и все снова будет в порядке. Она просто надела маску. Изменить возраст по-настоящему, затрагивая глубинные внутренние процессы, Нита не пробовала. Она стала размышлять, будет ли это так же просто, как с внешней оболочкой. Исцелять себя по мере появления проблем. Излечивать клетки, чтобы они оставались молодыми. Ее мать всю жизнь выглядела одинаково для Ниты, даже когда у отца поседели виски, а морщинки вокруг рта стали глубже. Матери никогда нельзя было дать больше тридцати лет. Нита считала это иллюзией, очень похожей на то, что она сама пару минут назад сделала. Но интересно, с телом, которое могло самоисцеляться, и способностью казаться молодой… сколько лет могло быть ее матери? Эта мысль немного взволновала Ниту, потому что она не могла ответить на вопрос с уверенностью. Не торопясь, они закончили есть, по-прежнему избегая смотреть друг на друга. Ковит расправлялся с остатками картошки фри и вдруг замер, глядя на что-то поверх головы Ниты. Нита застыла, а потом медленно повернулась. Никого не было. – Простите! – обратился Ковит к официанту. – Можно включить звук на время новостей? Тот пожал плечами и выполнил просьбу. Нита моргнула и открыла рот, намереваясь спросить Ковита, что происходит, но тот поднял руку и уставился в экран телевизора. Тогда она тоже посмотрела. Титры внизу гласили: «ЕДИНОРОГ УБИЛ ПОДРОСТКА В МОНРЕАЛЕ». В кадре стояло школьное фото улыбающейся белой девушки с длинными светлыми волосами. «Мисс Лайон нашел в четыре часа пополудни человек, выгуливавший свою собаку. Ее глаза были открыты, радужные оболочки отсутствовали. Это побудило мужчину немедленно позвонить в МПДСС». Говорят, глаза – зеркало души, и любой, кто терял душу, терял и радужную оболочку. Это был признак нападения единорога. Кто-то теперь рассказывал с экрана о единорогах. Единороги походили на мужчин и могли украсть душу простым поцелуем, а в некоторых случаях даже прикосновением. Однако они могли забрать только неустойчивые души, души, которым неудобно в их телах. У большинства детей и подростков, а также у многих молодых людей душа нестабильна. Именно отсюда пошла отсылка к девственности жертв. Но правда заключалась в том, что многие, уже не будучи девственниками или представляя другую возрастную группу, также могли иметь неустойчивые души. Неустойчивость связана не столько с возрастом или невинностью, сколько с психической стабильностью и устроенностью души в конкретном организме. Такое название, как объяснял мужчина на экране, дали существам потому, что в прошлом они заманивали людей подальше, чтобы съесть их души. Однако если душа слишком крепко держалась в теле, ее нужно было дестабилизировать. Единороги забирались на жертву и пронзали ее своим «рогом». Изнасилование обычно наносило достаточно травм, чтобы дестабилизировать душу, и единорог мог ее съесть. Нита скривилась и посмотрела на Ковита. – Зачем мы это смотрим? Единороги жуткие. Ковит поджал губы, не отрываясь от экрана. – Занни тоже жуткие. – А я и не говорила, что это не так, – вежливо согласилась Нита. – Твой друг или кто-то подобный? – Я не знаком ни с кем из единорогов. – На мгновение рот Ковита перекосился от отвращения. – Вру. Однажды я встретил одного. Он пытался меня съесть. Я возражал. Нита фыркнула. – Я тоже познакомилась с таким, когда была ребенком. И он также пытался меня съесть. Мать вытащила ее тогда, а единорога убила. В груди от этого воспоминания защемило. Ей было бы проще, будь ее мать абсолютно плохой, тогда Нита смогла бы ее ненавидеть. Но в ней присутствовало и добро. Как и в Ковите. Нита снова посмотрела на него, как раз вовремя, чтобы заметить, как он ощутимо напрягся – глаза расширились, он буквально впился ими в экран. «А теперь вернемся к агенту Видувицаи – представителю МПДСС, отвечающему за расследование здесь, в Монреале. Агент Видувицаи, расскажите, есть ли в настоящее время подозреваемые?» На экране невысокая смуглая женщина с длинными черными волосами улыбнулась репортеру отрепетированной улыбкой. «Мне жаль, но в настоящее время мы не можем раскрывать подробности расследования». У женщины были густые темные брови и немного искривленный нос. Лет двадцати пяти, симпатичная, но что-то в расположении ее губ и наклоне головы делало ее старше. Глаза были темными, задумчивыми и глубоко грустными. Нита нахмурилась и снова повернулась к Ковиту. Его пальцы крепко стиснули салфетку, а глаза были прикованы к телевизору. Такие же темные, как у женщины на экране. Глаза Ниты расширились, и она резко повернулась к экрану, но новости уже сменились чем-то другим. Ковит резко осел на своем стуле, сглатывая.