И вот так Пёрл очутилась за деревянным столом в углу, бок о бок с Лекси, напротив миссис Ричардсон и надутой Иззи. Лекси выбрала “100-й эскадрон бомбардировщиков”, ресторан у аэропорта, куда семья ездила по очень особым случаям, в последний раз – на сорок четвертый день рождения мистера Ричардсона. В “100-м эскадроне бомбардировщиков” в то утро было людно – головокружительная деятельная круговерть, непонятный фуршетный стол вдоль всего зала. За мясным прилавком здоровяк в белом фартуке строгал на ростбифы гигантскую коровью ляжку. За стойкой омлетов шеф-повара выливали на сковородку потоки пенных золотых яиц и жарили воздушные омлеты с чем пожелаешь, даже с тем, что Пёрл и в голову не пришло бы класть в омлет: грибы, спаржа, кораллового оттенка куски омара. По стенам висели сувениры эскадрона: карты крупнейших битв с нацистами, медали, солдатские жетоны, письма любимым домой, фотографии самолетов, фотографии летчиков – лихих бойцов в мундирах и фуражках, а порой с усами. – Ты на него посмотри, – сказала Лекси, пальцем постучав по фотографии у Пёрл за ухом. – Капитан Джон К. Синклер. Вот бы с ним познакомиться, да? – Ты же понимаешь, – сказала Иззи, – что ему, если он жив, сейчас года девяносто четыре. Он небось на ходунках. – Да нет, в смысле, если б мы жили тогда. Не занудствуй, Иззи. – Он, знаешь, наверное, города бомбил, – заметила Иззи. – И поубивал кучу невинного народу. И все эти дядьки тоже. – И она рукой обмахнула фотографии. – Иззи, – сказала миссис Ричардсон, – давай отложим урок истории. Сегодня мы празднуем победу Лекси. – И через стол она просияла улыбкой старшей дочери, а заодно и Пёрл, сидевшей рядом. – За Лекси, – сказала она, подняв свою “Кровавую Мэри”, а Лекси и Пёрл подняли бокалы с апельсиновым соком, лучезарным на солнце. – За Лекси, – эхом откликнулась Иззи. – Я уверена, что Йель исполнит все твои желания. И она хлебнула воды из стакана с таким видом, будто предпочла бы что-нибудь покрепче. За соседним столом младенец грохнул пухлыми ладошками по скатерти, и приборы с лязгом подпрыгнули. – О боже мой, – одними губами сложила Лекси. И через проход наклонилась к ребенку: – Ты такой лапочка. Да-а, ты лапочка. Ты на свете самый лапочный деточка. Иззи закатила глаза и встала. – Вы за ней последите, – посоветовала она родителям младенца. – Вдруг у вас ребенка украдут? Мало ли что. – И, не успели они ответить, зашагала через зал к фуршетному столу. – Пожалуйста, простите мою дочь, – сказала соседям миссис Ричардсон. – У нее трудный возраст. – И улыбнулась младенцу, который тщился запихнуть в рот широкий конец ложки. – Лекси, Пёрл, сходите тоже? А я посижу. Когда все вернулись к столу, миссис Ричардсон приступила к тонкой работе – беседу требовалось по чуть-чуть развернуть. Оказалось проще, чем она ожидала. Начала она с безотказной темы погоды: будем надеяться, Лекси не станет мерзнуть в Нью-Хейвене; надо купить ей пальто потеплее в “Л. Л. Бин”, новые непромокаемые ботинки, пуховое одеяло. Затем миссис Ричардсон обернулась к Пёрл. – А ты? – спросила она. – Ты бывала в Нью-Хейвене? Пёрл проглотила кусок омлета и покачала головой: – Нет, никогда. Мама не очень любит Восточное побережье. – Вот как, – сказала миссис Ричардсон. Кончиком ножа она ткнула яйцо-пашот, и желток растекся золотой лужицей. – Жалко, что ты туда не ездила. Есть что посмотреть. Культурные места. Несколько лет назад мы были в Бостоне – помните, девочки? Тропа Свободы[34], корабль Бостонского чаепития, дом Пола Ревира[35]. И конечно, Нью-Йорк – вот где есть чем заняться. – И она благожелательно улыбнулась Пёрл. – Надеюсь, когда-нибудь доберешься. Я считаю, молодежи надо путешествовать для расширения кругозора. Пёрл была уязвлена – миссис Ричардсон это предвидела. – Да нет, мы много ездили, – сказала Пёрл. – Мы где только не были. Иллинойс, Айова, Канзас, Небраска… – Она помолчала, вспоминая что-нибудь пошикарнее. – Даже Калифорния. Несколько раз. – Замечательно! – Миссис Ричардсон подлила ей соку из графина. – И в самом деле – где только не были. Ты прямо путешественница. И как тебе? Нравится ездить? – Да ничего. – Пёрл поковыряла омлет вилкой. – Ну, мы переезжаем, как только мама заканчивает проект. У нее в новых местах рождаются новые идеи. – Ты растешь настоящей гражданкой мира, – сказала миссис Ричардсон, и Пёрл невольно вспыхнула. – Ты, вероятно, знаешь об этой стране больше любого сверстника. Даже Лекси и Иззи – а мы немало покатались, – но даже Лекси и Иззи были всего в нескольких штатах. – И затем, как бы невзначай: – А где ты жила дольше всего? Там, где родилась, наверное? – Ну-у. – Пёрл проглотила яйцо. – Родилась-то я в Сан-Франциско. Но мы уехали, когда я была совсем маленькой. Я вообще не помню. Мы нигде надолго не задерживались. Эти сведения миссис Ричардсон у себя в голове каталогизировала и отложила. – Придется тебе однажды туда вернуться, – сказала она. – Я очень верю в важность корней. Их знание формирует личность. Вот я, между прочим, родилась в Шейкер-Хайтс. – Мам, – перебила Иззи, – Пёрл это не интересно. И никому не интересно. Миссис Ричардсон пропустила замечание мимо ушей. – Мои бабушка с дедушкой приехали сюда одними из первых, – продолжала она. – Раньше считалось, что здесь сельская глубинка, представляешь? У них были конюшни, и каретные сараи, и выезды по выходным. – Она повернулась к Лекси и Иззи: – Вы-то моих дедушку с бабушкой и не помните. Лекси была совсем кроха, когда они умерли. В общем, они приехали сюда и остались. Верили в принципы, на которых зиждется Шейкер-Хайтс. – Шейкеры – они же вроде были безбрачные коммунисты? – спросила Иззи, отпивая воды. Миссис Ричардсон на нее покосилась. – Вдумчивое планирование, равенство, разнообразие. Они считали всех поистине равными. Передали это моей матери, а она передала мне. – И миссис Ричардсон снова повернулась к Пёрл: – А где росла твоя мать? Пёрл заерзала. – Да я не знаю. Может, в Калифорнии? – Она снова потыкала вилкой омлет, уже резиновый. – Она почти не рассказывает. У нее, по-моему, не осталось родственников. Честно говоря, Пёрл никогда не хватало духу прямо спросить Мию о корнях, а окольные вопросы та с легкостью парировала. “Мы кочевники, – говорила она дочери. – Современные цыгане, вот мы кто. Никогда никуда не ступаем дважды”. А в другой раз: “Мы произошли от цирковых. Бродяжничество у нас в крови”. – Ты бы выяснила, – встряла Лекси. – Я в том году выясняла, для проекта на День истории. На Эллис-Айленде огромная база данных – списки прибывших пассажиров, судовые манифесты, все такое. Если знаешь, когда иммигрировали предки, восстанавливаешь семейную историю по переписям. Я отследила нашу до кануна Гражданской войны. – Она отставила бокал. – Как думаешь, твоя мать знает, когда твои предки сюда приехали? Миссис Ричардсон почуяла, что лед под ногами тончает. – Лекси, ты прямо начинающий репортер, – довольно резко вмешалась она. – Может, тебе в Йеле стоит подумать про журналистику. Лекси фыркнула: – Нет уж, спасибочки. – Лекси, – вклинилась Иззи, не успела мать снова заговорить, – хочет стать новой Джулией Робертс. Сегодня Мисс Аделаида, а завтра – Любимица Америки. – Заткнись, – сказала Лекси. – Джулия Робертс, наверное, тоже со школьных спектаклей начинала. – Я бы не против, – сказала Пёрл. Все посмотрели на нее. – Что не против? – спросила Лекси. – Стать репортером, – ответила Пёрл. – В смысле, журналистом. Докапываешься до дна. Рассказываешь истории про людей, отыскиваешь правду, пишешь об этом. – Говорила она пылко, как поистине умеют одни подростки. – Словами меняешь мир. Я бы с радостью. – Она глянула на миссис Ричардсон, и та впервые заметила, до чего огромны и искренни глаза у Пёрл. – Как вы. Я бы с радостью занималась тем же. – Вот как, – сказала миссис Ричардсон. Ее это взаправду тронуло. На миг почудилось, будто Пёрл – просто-напросто очередная подруга дочери, пришла отпраздновать успех замечательной Лекси, многообещающая молодая женщина, которую миссис Ричардсон могла бы наставлять и воспитывать, полагаясь исключительно на ее потенциал. – Это прекрасно. Напиши что-нибудь для “Шейкерайта”, школьная газета – отличный способ освоить начатки профессии. Будешь готова – может, я тебе с практикой помогу. – Тут она осеклась, вдруг вспомнив, зачем позвала Пёрл на бранч. – Ну, короче, подумай, – договорила она и яростно поболтала в коктейле сельдерейным стеблем. – Иззи, а больше ты ничего не ешь? Только тост с желе? Ну честное слово, так можно питаться и дома. * * * По телефону отдел записи актов гражданского состояния в Сан-Франциско нашелся не сразу, но едва миссис Ричардсон отыскала номер и дозвонилась, все пошло как по маслу. Меньше десяти минут – и служащая, ни о чем не спросив, по факсу прислала форму запроса на предоставление копии свидетельства о рождении. Миссис Ричардсон поставила галочку в квадратике “информационные цели”, вписала имя и дату рождения Пёрл, а также имя Мии. Графу “отец”, естественно, пришлось оставить пустой, но служащая уверяла, что и без имени отца бумага прекрасно отыщется, свидетельства о рождении – публичные документы. – От двух до четырех недель – если оно у нас, мы вышлем, – пообещала она, и миссис Ричардсон вписала свой адрес, приложила чек на восемнадцать долларов и отослала конверт. Миновало пять недель, но свидетельство о рождении, очутившись в почтовом ящике, принесло некоторое разочарование. В графе “отец” аккуратно напечатали слово “НЕТ”. Миссис Ричардсон огорченно поджала губы. Сокрытие имени родителя, сочла она, нужно запретить по закону. Как-то это неприлично – не откровенничать, не заявлять внятно о своих корнях. Мия уже выказала себя лгуньей и способна на новую ложь. Что еще она прячет? Это, думала миссис Ричардсон, все равно что не показывать журнал техобслуживания при продаже подержанной машины. Ты же имеешь право знать, откуда что взялось, – надо ведь понимать, какие возможны поломки? И разве она – нанимательница этой женщины, а также ее арендодатель – не имеет права знать? * * * Зато всплыл один новый факт: в свидетельстве о рождении, рядом с именем “Мия Уоррен”, было указано место рождения Мии – Бетел-Парк, штат Пенсильвания. Справочная в Бетел-Парке сообщила, что в городской телефонной книге значатся пятьдесят четыре Уоррена. Поразмыслив, миссис Ричардсон позвонила в городской отдел загс – не такой услужливый, как в Сан-Франциско. Никакой Мии Уоррен в документах нет, заявила женщина по телефону. – А Мия Райт? – в порыве вдохновения спросила миссис Ричардсон, и, недолго помолчав и пощелкав клавишами, женщина ответила, что да, Мия Райт есть, родилась в Бетел-Парке в 1962 году. А, кстати, еще есть Уоррен Райт, родился в 1964-м; может, миссис Ричардсон перепутала имена? Миссис Ричардсон поблагодарила и повесила трубку. Ей понадобилось несколько дней, но, старательно применяя репортерские навыки и ведя обильные телефонные переговоры, она в конце концов нашла искомый ключ. Ключ принял облик некролога в “Питтсбург пост” от 17 февраля 1982 года. В ПЯТНИЦУ СОСТОИТСЯ ПАНИХИДА ПО СТАРШЕКЛАССНИКУ Панихида и похороны 17-летнего Уоррена Райта состоятся в пятницу, 19 февраля, в 11:00 в Ритуальном зале Уолтера Э. Гриффита (Браунсвилл-роуд, 5636). У мистера Райта остались родители, мистер и миссис Джордж Райт, давно проживающие в Бетел-Парке, и старшая сестра Мия Райт, окончившая школу в 1980 году. Вместо цветов родные предлагают сделать пожертвование в пользу футбольной команды средней школы Бетел-Парка, где мистер Райт начинал играть хавбеком. Не может быть, что совпадение, решила миссис Ричардсон. Мия Райт. Уоррен Райт. Мия Уоррен. Она снова позвонила в справочную Бетел-Парка, а затем, повесив трубку, перечитала свои заметки. Джордж и Реджина Райт, Норт-Ридж-роуд, 175. Почтовый индекс. Телефонный номер. Это так просто, не без презрения подумала она, – узнавать про людей. У них всё на виду. Нужно только поискать. Если постараться, узнаешь про человека что угодно.