Снежные шквалы заслонили обзор. Хотя, по ее оценке, был почти полдень, Рен не видела ни солнечного света, ни жизни. Только смутная фигура извозчика, Коллинза, выделялась в буре. Он перегнулся через переднюю часть саней, такой же крепкий и направляющий, как фигура на корабле. Они ехали несколько часов, но Рен не могла стряхнуть с себя ползучее беспокойство. Справа простиралась долина, край утеса был изрезан снежными карнизами. Она чувствовала голод этой пропасти. В голове возникла мысль, словно кто-то прошептал на ухо: «Мы едем не в ту сторону». Конечно, путь наверх был извилистым и темным, и она проспала половину времени, но… Нет, нет, она не могла сомневаться в себе. Этого не может быть. «В это время года есть только один возможный путь между Дану и Керносом. – Она вспомнила, как Бэзил ухмыльнулся ей через плечо. – Не позволяйте никому говорить обратное». – Простите! – перекрикивая завывания ветра, позвала она. – Куда мы направляемся? – Обычный путь слишком опасен в такую погоду. – В профиль Коллинз выглядел как снежное существо. Мороз окрасил его брови в белый цвет. – Я знаю дорогу получше. «Чушь собачья», – подумала Рен. Ее взгляд упал на сумку Коллинза, лежащую на боку в нише для ног. Может, что-то внутри нее даст ей понимание ситуации. Она потянулась за ней, но Хэл придавил ее, и ее пальцы сжались в воздухе. Хэл без сознания оказался более громоздким, чем она ожидала. Он лежал, растянувшись, положив голову ей на колени. Густые, спутанные от снега волосы хлестали его по лицу. Рен осторожно высвободилась из его объятий и перевернула его на бок. Когда она плотнее натянула на него капюшон, его рука безвольно свесилась с края сиденья. Она расстегнула сумку Коллинза. Скрипнув, петли открылись. Внутри оказалась одежда, сложенная аккуратными хрустящими стопками, и тонкая папка, засунутая сбоку. Рен пролистала ее, прижимая бумаги большим пальцем, когда ветер пытался вырвать их. И наконец она нашла это. Рядом с его паспортом, счетами и несколькими письмами был засунут плакат. Жирными черными буквами было написано: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ». Сукин сын. Она поняла, что он собирался предать ее. Награда была по меньшей мере втрое больше, чем она могла ему предложить. Положив все обратно так, как оно лежало, Рен крикнула: – Вы можете остановиться? – Что? – Коллинз снова обернулся через плечо. – Разве вы не говорили, что это срочно? Рен указала на Хэла, лежащего неподвижно. – Я заплачу вам двойную стоимость, если вы остановитесь в следующем городе. Моему другу нехорошо. – Не могу, мисс, – ответил Коллинз. – Как я сказал, это единственный безопасный путь. – Боюсь, я вынуждена настаивать. С резкостью в голосе он попытался успокоить ее: – Сядьте. – Не сяду, пока вы не скажете, куда мы направляемся! – Рен толкнула его плечом – и тут же пожалела об этом. Она планировала, что ее действия будут предупреждением, а не нападением, но этого оказалось достаточно, чтобы спровоцировать его. Коллинз налетел на нее, ослабив хватку на поводьях. Собаки неправильно скорректировали курс саней, и они накренились, заскользив боком по участку льда. Рен отлетела назад, цепляясь за край сиденья, чтобы не упасть. – Вы с ума сошли? – завопил он. – Мы едем в Дану, как вы и просили. Собаки с воем понеслись вперед. Страх, холодный и жесткий, как сосульки, пронзил ее сердце. Варианты проносились мимо, быстрые и неуловимые, как воющие ветры. Она могла бы попытаться завладеть санями, но мысль о том, чтобы по ошибке причинить боль Коллинзу, заставила ее руки задрожать. Она была парализована. Если она ничего не сделает, их обоих арестуют. С ней проведут процедуру Разрыва. Или еще что похуже. «Сделай что-нибудь, – приказала она себе. – Давай». Прежде чем она смогла отговорить себя, Рен сняла перчатку и впилась пальцами в затылок Коллинза. – Простите! Ее магия полилась в его нервную систему, и Рен почувствовала, когда его сознание погасло. Он наклонился вперед, поводья выскользнули из его онемевших рук. Перегнувшись через переднее сиденье, Рен нащупала их, глаза щипало от ветра. Собаки отклонились от курса, их лапы царапали мокрый снег, когда сани балансировали в опасной близости от пропасти. Она шептала отчаянные молитвы, пока они тянули упряжь. Еще один рывок – и сани взобрались на насыпь, оказавшись в безопасности. Облегченный всхлип Рен повис в воздухе – как раз в тот момент, когда полозья наткнулись на ледяной выступ. Сани дернулись, и ее ботинки оторвались от пола. Повинуясь рефлексу, она схватила Хэла за воротник, и вместе они скатились с саней. На мгновение вокруг не осталось ничего, кроме ветра и воющей тьмы. Затем раздался тошнотворный треск, ошеломляющий взрыв агонии, когда ее голова ударилась о лед. Хэл придавил ее, когда они приземлились в кучу, вытеснив воздух из легких. Далеко впереди собаки растворились в завесе метели. Ее зрение поплыло от снега и звезд, когда она оттолкнула Хэла от себя, ее дыхание вырывалось долгими хрипами. Боль запульсировала в голове, она опустилась на колени, и ее вырвало. «Это плохо», – смутно подумала она. Скорее всего, сотрясение. Истощение и тошнота потянули ее обратно вниз. Когда холод проник под пальто, она повернулась, чтобы посмотреть на Хэла. Последнее, что она увидела, – пара черных глаз, смотревших на нее сквозь завесу. Затем наступила темнота. 22 Мир оглушил, когда Рен, моргнув, пришла в сознание. Она перевернулась на бок, окоченевшая от холода, и поискала глазами Хэла. Но когда белые и черные завитки бури закрутились вокруг нее, она поняла, что отпечаток его ботинок на снегу – все, что от него осталось. Он бросил ее. И он забрал ее вещи, этот мерзавец. Головокружение притупило страх. Удар по голове превратил ее мысли в патоку и ослабил концентрацию внимания. Но в глубине души она понимала, что, если не возьмет себя в руки, все закончится плохо. Она не знала, как долго пролежала без сознания, и, хотя ее конечности онемели, они не были обморожены. По крайней мере, пока. Чем дольше она будет лежать здесь, тем больше потеряет тепла и быстрее умрет. Как только внутренняя температура опустится достаточно низко, ее контроль над магией ослабнет. Затем замедлятся умственные способности – а вскоре после этого и сердце. Нет, она не могла умереть здесь. Не после того, как зашла настолько далеко. Рен потерла виски и направила в голову столько магии, сколько смогла, чтобы облегчить сотрясение мозга. Ее пальцы были покрыты запекшейся кровью. Ветер уже замел следы Хэла, но он не мог далеко уйти в такую погоду. Она поднялась и пошла. Ей казалось, что она шла в темноте несколько часов, спотыкаясь и пробираясь вперед на четвереньках, когда требовалось слишком много усилий, чтобы удержаться на ногах. Лед проскользнул под ноготь ее руки без перчатки. Глаза слезились, а из носа текла вода от обжигающего воздуха, который за считаные секунды оставил ледяные капли на коже. И с каждым шагом она все глубже и глубже погружалась в сугробы, пока не испугалась, что будет похоронена здесь заживо. Все, что осталось позади нее, было таким же белым и невыразительным, как и то, что лежало впереди. Мир был нематериальным, только ветер и холодная вода. Как бы она ни смотрела на ситуацию, все было безнадежно. Было бы так легко лечь. Рен опустилась на колени. Все болело, каждая частичка тела казалась невероятно хрупкой. Лед пронизывал ее кровь до тех пор, пока она не смогла вспомнить даже собственное имя, не говоря уже о том, что она намеревалась сделать в первую очередь. «Тогда не спеши», – решила она. Она заслужила отдых. А затем она почувствовала рывок в центре груди, словно натянулась веревка. Голос, перекрикивая ветер, звал ее: – Рен! Точно. Так ее звали. Она хотела ответить, но все тело было таким тяжелым. Легкие не разожмутся. Рот не откроется. – Рен! «Я здесь, – подумала она. – Прямо здесь». Вдалеке из сплошной белизны метели появилась тень, расползающаяся, как чернила, капнувшие на пергамент. Она подошла ближе и постепенно превратилась в человека. Он присел на корточки рядом с ней, и Рен, прищурившись, посмотрела на него. Волосы цвета воронова крыла и глаза словно неосвещенное озеро. Снег запорошил резкие линии куртки, налип на ресницы. Его будто усеяли звезды. Красивый. Рен хотела дотронуться до его лица. Она хотела запустить руки в его волосы и поцеловать, даже если она не должна была этого делать. А почему, собственно, она не должна?.. Его рука обернулась вокруг ее талии, и он помог ей встать. Ее мысли замерцали, как кристаллы льда, отражающие солнечный свет, и она позволила себе прижать ладонь к его щеке. От его кожи не исходило никакого тепла, и он отпрянул с явным выражением озабоченности на лице. – Я знаю тебя, – произнесла она. – Да. Это я. – Его голос прозвучал грубо, когда он притянул ее к себе. – Ты можешь идти? – Угу. Мир все еще кружился. А в центре него стоял он. – Хэл, – неожиданно для себя произнесла она. Его имя открыло что-то внутри. Слезы обожгли глаза. – Ох, Хэл. Я все испортила. – Обсудим это позже. – Неприязнь сквозила в каждом слове. – Идем. Они спотыкались друг о друга, волочась и цепляясь, пробирались по снегу. Хриплое дыхание Хэла было метрономом, который удерживал ее на плаву, и по мере того как движение заставляло ее кровь циркулировать по телу, она достаточно пришла в себя, чтобы влить магию в голову. С каждым ударом сердца ее мысли прояснялись настолько, что она перестала беспокоиться о своем черепе. Ей нужно было поберечь силы, чтобы вылечить их от неминуемого переохлаждения.