На следующее утро Рен размешала сахар в чае со снотворным и отнесла его в гостиную Хэлу. Он стоял, почти прижавшись носом к окну. Рассвет пробивался сквозь раздвинутые занавески. За стеклом, покрытым инеем и паром от дыхания Хэла, мир потемнел до жуткого сланцево-серого. Рен видела только сплошные мили снега и беспокойное кружение грозовых облаков над горами. Холод барабанил пальцами по оконным стеклам, нетерпеливо поджидая их. Страх тяготил ее, давил, словно она держала валуны на плечах. Она не была уверена, что сможет осуществить свой план, но прямо сейчас предать было совсем легко – просто отдать кружку чая Хэлу. – Тебе достаточно трех чайных ложек сахара или мы приблизим смерть, подсластив его еще сильнее? – Я выживал и в худших обстоятельствах. – Хэл сделал глоток и нахмурился. Паника охватила Рен. Он ведь не мог догадаться, верно? Пахло только чайными листьями и лавандой. Она выдавила из себя смешок. – Что? Мало? Слишком много? – Нет. – Хэл снова отпил. Она наблюдала за тем, как дернулся его кадык при глотании, и не была уверена, чувствовала ли она облегчение или сожаление. – Идеально. Спасибо. – Не за что. – Она прислонилась к стене позади него. – Не против, если я проверю тебя, перед тем как мы уйдем? Хэл покачал головой. Рен коснулась рукой его виска, пытаясь не обращать внимания на то, как вспыхнуло лицо под его пристальным взглядом. Когда они впервые встретились, Хэл был бледным и слабым. Он напоминал ей прекрасные непостоянные явления: залитые солнцем капли сосулек ранней весной, румянец деревьев поздней осенью. Теперь он выглядел почти солидно, учитывая его рост и проницательный блеск в глазах. Его организм, к счастью, очистился от токсина крови Богини. Хэл не был полностью здоров, но его тело начало восстанавливаться без ее магии. Все, кроме глаз, конечно. Опухшая и протекающая за глазами фола заставила ее вздрогнуть. Она позволила магии соскользнуть с руки, вздыхая от того, как правильно она гудела между ними. – У тебя, должно быть, ужасные головные боли. – Откуда ты знаешь? – настороженно спросил он. Рен постучала пальцем по его лбу. – Под твоими глазами очень много давления. Ты когда-нибудь задумывался, почему ты все время такой несчастный и усталый? Хэл отпрянул от нее, словно она обожгла его. – Я не знал, что это часть твоей проверки. – Прости, что рассматриваю все, – проворчала она. – Ты позволил фоле ослабеть, чего можно было избежать, если бы за тобой присматривал профессионал. Если ты не возьмешь это под контроль, то однажды ослепнешь. – Спасибо за беспокойство. – Тебе обязательно отказываться от всякого сочувствия? Честно. Это утомляет. – Я не знаю, что делать с твоим сочувствием. Оно часто похоже на нападение, – вяло произнес он. – Как бы там ни было, я позволил магии ослабеть, потому что хотел этого. Так будет лучше. – Все это хорошо и, наверное, полезно для твоей кампании самобичевания, но как твой врач… – Рен оборвала себя с тихим вздохом. Теперь не имело значения, как он справлялся со своей магией, не так ли? – Не отправиться ли нам в город, пока снова не разразилась буря? Хэл натянул пальто, и, когда она протянула ему шарф, он отпрянул от нее, как ребенок от властного родителя. Хоть ему и стало лучше, он все еще воспринимал доброту как оскорбление. Сегодня она не станет идти на компромисс. Ему понадобится все тепло, которое можно получить с помощью подручных средств. – Если простудишься, я буду так зла на тебя. – Она натянула ему шапку на уши. – Не перечь мне. С этими словами они наконец собрались. Через комнаты для слуг они выскользнули из замка навстречу снегу. Рен медленно и осторожно ступала по толстой блестящей коре, прежде чем почти опустилась на колени. Она, прищурившись, посмотрела сквозь сугробы на город, видневшийся в полутора милях отсюда. Океан снегопада и сосен отделял их от цивилизации, дул сильный ветер. Когда он пронесся мимо нее, деревья стряхнули с тонких зеленых иголок сыпучие частицы снега и льда. Хэл не отставал от нее, но Рен замедлилась, когда поняла, что ему сложно идти с ней в одном темпе. Его дыхание было размеренным, но сквозь хруст снега под ботинками она слышала хрип в его легких. Несмотря на то что у него не было осложнений, он все еще был далек от полного выздоровления. И, судя по его жизненным показателям, которые смутно ощущались через их узы, у него оставалось не более часа, прежде чем снотворное подействует. Им потребовалось сорок пять минут, чтобы пройти через самый худший участок и добраться до того места, где следы повозок и обуви заполнили скользкую дорогу на городскую площадь. По сравнению с густым туманом и мраком Колвик-Холла это было странно – даже весело. В уличных фонарях горели лампочки накаливания, а дым, вившийся из труб, наполнял воздух ароматами древесного дыма и выпечки. Все еще спящие таверны прилепились к лавкам изобретателей. Рен остановилась, чтобы поглазеть на витрины. Табличка под прототипом – кажется, он назывался «телефон» – утверждала, что можно воспользоваться им, чтобы поговорить с кем-то за много миль отсюда. Невозможно, но крайне необходимо в таком месте, как это. Ее пальцы в перчатках онемели. Рядом в стекле появилось отражение Хэла. – Мне нравится это место. Рен повернулась к нему. – Что? – Оно напоминает мне о том, где я вырос. – Значит, в Весрии тоже есть адские снежные пейзажи? Хэл покачал головой. – Я про ощущения. Тишина и холод. Запах хлеба и бурь. Рен подняла от удивления брови. – Значит, маленький городок? – Да. – Он печально улыбнулся. – Мой отец был рыбаком. Моя семья переехала из города, когда родовая магия иссякла два поколения назад. Мысль о том, какая жизнь у него могла бы быть, задела ее. С загорелой кожей и грубыми руками, соленый ветер, запутывающийся в его волосах, и корабль в гавани. Все такой же серьезный, все такой же целеустремленный – но спокойный. Счастливый. – Я уехал из дома, чтобы вступить в армию, когда мне было восемь. – Он нахмурился, увидев ее испуганное выражение лица. – Они вербуют нас совсем маленькими, и мой отец очень хотел, чтобы я ушел. С тех пор я не возвращался и не думаю, что когда-нибудь исправлю это. Они оба посмотрели в небо, когда начал падать снег. Снежинки осели на ее ресницы, мир стал бледным и сверкающим. Она хотела от него большего. Больше личных вещей, которые нужно хранить в безопасности. – Ты скучаешь по дому? – Да. – Хэл убрал руки в карманы. – Но оттуда я ничего не могу изменить. Появилось слишком много вопросов. Слишком много мыслей, бесполезных и мазохистских, наполнили ее непрошеным страхом. Если она осуществит свой план, Хэл больше никогда не увидит Весрию. – Мне нехорошо, – сказал он. Ее сердце резко сжалось. – Давай зайдем внутрь. Они продолжили путь по тихой, освещенной фонарями улице, покрытой гладкими блестящими булыжниками. В такую рань, солнце пока не встало, никто из горожан еще не проснулся. Тем лучше для нее. Никаких свидетелей. Рен считала замедляющиеся удары сердца Хэла, наблюдала за его движениями – они становились менее точными, его шатало. В любой момент он мог потерять сознание. «Сдайся уже». Перед транспортной компанией Рен увидела восемь собак, виляющих хвостами. Они были впряжены в сани. Снежинки бешено плясали на фоне газовой лампы, напоминая ей рой мух вокруг трупа. Хэл остановился как вкопанный, его взгляд стал жестким, когда он повернулся к ней. Одновременно произошло три вещи. Хэл бросился вперед, Рен схватила его за плечи, и нож вонзился в ее куртку прямо между третьим и четвертым ребрами. Она отметила, что он целился в печень. Он хорош. Это означало бы медленную и мучительную смерть. Такую, которую она заслуживала. Они были достаточно близко, чтобы Рен могла вдохнуть облачко пара, вырывающееся из его приоткрытых губ. Одно резкое движение – и пойдет кровь. – Ты подмешала мне снотворное. – Его голос был холоднее, чем воздух, а тон тверже, чем она когда-либо слышала. Но каким бы ужасающим ни был этот суровый взгляд, снотворное могло овладеть им в любой момент. Рен сильнее схватила его за лацканы. – Да. Именно это я и сделала. – Отпусти меня. – Сначала ты. Боль предательства сверкнула в его глазах. Прежде чем она смогла как следует поразмышлять над этим, он обмяк. Ее колени подогнулись под его весом, когда она поймала его. Хэл был высоким и худощавым, но зимняя куртка делала его еще более громоздким. Потребовалось немало усилий, чтобы протащить его по снегу и уложить на сани. Его голова склонилась набок, рот все еще был открыт в невысказанном обвинении. Ветер пронесся мимо, таща Рен обратно к поместью. Но было уже слишком поздно. Она направлялась домой.