– Я… Я не знаю. – Уилл, – мягко произнес Хэл. – Я понимаю, что ты боишься за свою семью, но мы расследуем похищение шестерых людей. Если ты поможешь нам, вы больше не будете зависеть от Лоури. Тебе больше не нужно будет бояться. Уилл умоляюще уставился на потолок, покрытый пятнами от воды, как будто сама Богиня могла вмешаться в происходящее. – Вы обещаете, что не расскажете папе? – Мы обещаем, – поспешно ответила Рен. – Ладно. Идите за мной. Рен обменялась взглядом с Хэлом, прежде чем последовать за мальчиком. Уилл достал ключ из ящика, они зашли за стойку и проскользнули в дверь. Они оказались в комнате, тускло освещенной небольшим количеством солнечного света, которое проникало сквозь ставни. Со всех сторон были сложены деревянные ящики для транспортировки, которые возвышались, как кривая версия Нокейна из коробки с игрушками. Когда они добрались до задней части, Уилл встал на цыпочки и снял тяжелую коробку со стеллажа. Он опустил ее на землю и стряхнул тонкий слой опилок с крышки. На этикетке был указан адрес Колвик-Холла. Рен хотела ощутить триумф. Она хотела почувствовать себя правой. Она была еще на шаг ближе к ответам. На еще один шаг ближе к правде о том, что случилось с Байерсом. Но она чувствовала только страх. Может быть, незнание было лучше, безопаснее. Но было уже слишком поздно поворачивать назад. Пыль клубилась вокруг них, как дым. – Открой ее, – потребовала она. Уилл взял лом, закрепленный на стене, и осторожно просунул его под крышку коробки. – Вот, – мрачно сказал он, когда открыл ее. – Вы это ищете? Глубоко вздохнув, Рен подняла крышку. Внутри были темно-фиолетовые и синие лепестки. Кровь Богини. Одного этого ящика было достаточно, чтобы отравить шестерых солдат и весь персонал Колвик-Холла. Этого недостаточно, чтобы возбудить дело. Хэл бросил отчеты об отправках на низкий журнальный столик, напугав Рен. Она выронила свой нож – на самом деле нож Хэла, который позаимствовала без разрешения. Она стояла на коленях на полу их комнаты рядом с чугунным радиатором – изобретением, которое так пригодилось бы им прошлой ночью, – грелась и резала яблоки, чтобы хоть чем-то занять себя. Выпроводив их из комнаты, в которой хранились ящики, Уилл снова попросил ничего не говорить его родителям. Он даже стащил несколько яблок с кухни, чтобы обеспечить их молчание. Это было маленькое, совершенно обычное яблоко, но оно привело Рен в восторг. После того как в течение двух недель в Колвик-Холле она не ела ничего, кроме жирной пищи и вкусного мяса, ей отчаянно не хватало фруктов. Рен подняла нож. Сок капал с лезвия, похожий на нектар в свете камина. Хэл сидел в кресле рядом, вытянув длинные ноги и скрестив их в лодыжках. Освещенный золотым сиянием очага, он был воплощением спокойствия, и Рен захотелось разрубить его пополам от разочарования. – Как это недостаточно? Это, – она указала ножом на бумаги, – прямое доказательство. Само существование Уилла доказывает, что есть связь между Лоури и данийскими солдатами. А эти отчеты свидетельствуют, что ему доставляли яд прямо в поместье! – Поскольку мы не можем привести с собой Уилла, у нас есть только истории о дворянине, помешанном на всем жутком. Это и так уже всем известно. – Он сделал глоток чая. – Нам нужна жертва. Или свидетель. – И он у меня есть, не так ли? – Верно. – Многозначительный взгляд, который он бросил на нее, заставил сердце учащенно забиться. – Весрия примет мои показания, но Дану – нет. Нам нужен даниец, чтобы предоставить королеве убедительные доводы. Как бы сильно Рен ни хотелось это признавать, Хэл был прав. Им нужен Байерс. Той ночью она почувствовала что-то в восточном крыле, но, даже если она могла довериться своим чувствам, будет ли он жив, когда они вернутся? «Нет». Она не сдастся. Будет ли это живая жертва или тело для вскрытия, она легко обнаружит признаки отравления кровью Богини. Но даже с учетом показаний ее и Хэла и всех научных доказательств им не хватало самой фундаментальной части дела: мотива. Рен взяла следующее яблоко, такое же большое и красное, как сердце. Она аккуратно срезала кожицу, но через несколько секунд бросила нож на стол. – Значит, нам нужно вернуться. – Да. – Но у нас все еще нет догадок, где спрятан ключ. И я не знаю, как отреагирует Лоури, когда узнает, что мы ушли. Он заставил меня подписать договор, что я не покину дом без его разрешения. Меня ждет какое-то ужасное наказание. – Логично, – спокойно отметил Хэл. Затем, как всегда услужливо, он добавил: – Было неразумно подписывать контракт. – Что ж. – Она выразительно разрезала яблоко. – Тогда у меня не было вариантов. Тогда я еще не встретила тебя. Сначала он хотел возразить, но потом заметил нож в ее руках и побелел. – Где ты его взяла? – Ах, его? – Она повертела нож в руках. – Я взяла его из твоего пальто, пока ты наливал чай. – Он предназначен не для этого. – Разве? – Рен небрежно махнула острием в его направлении. – Я понятия не имела. Ох уж эти глупые целители и их обеты ненасилия! В любом случае из него получился очень хороший кухонный нож. Удобный и острый. Хэл выжидающе протянул руку, и она нехотя вернула нож. Он рассеянно вытер его рукавом пальто, затем осмотрел край, как будто беспокоился, что тот затупился. – Ты должна знать, как им пользоваться, чтобы я не волновался за тебя. – Мне не нужно знать, как пользоваться ножом. Я знаю, как убить человека, если действительно этого захочу. – Да. Думаю, ты права. Хэл поставил кружку на стол и соскользнул со стула, чтобы сесть на пол рядом с ней. Он взял ее за запястье. Мог ли он почувствовать, как бьется ее пульс под его прикосновением? Он положил рукоять ножа в центр ее ладони и сжал ее пальцы. Когда она подняла глаза, их губы были всего в нескольких дюймах друг от друга. Так близко, что она почти чувствовала вкус чая, который он пил. Бергамот и мед. Он не убрал руку. Его тепло накрыло ее ладони. – Оставь себе, – сказал он. – На всякий случай. – Это нелепо, – прошептала она. – Я не смогу убить человека. – Ты удивишься, насколько это легко. Рен представила, как вонзает клинок в сердце Лоури. Представила кровь, льющуюся по ее рукам. Красная-красная кровь, которую невозможно оттереть. Она вздрогнула. – Нет. Совершенно точно нет. Но если все пойдет наперекосяк, если они окажутся в меньшинстве… – Нам нужны твои глаза. Его мозоли мягко царапнули ее кожу, когда он отстранился. Хотя лицо оставалось непроницаемым, она как будто поняла его чувства. Сомнения заставили его поджать губы и нахмуриться. – Я боюсь снова стать тем, кем был. – Я понимаю, как это сложно для тебя. Но в этот раз все будет по-другому. Ты изменился. – Как ты можешь быть уверена? Я едва сам знаю, кто я. – Ты тот, кто пытается сделать что-то хорошее. Я почти уверена в этом. Ты защищаешь себя, и своих товарищей, и… «Меня». Слово застряло в горле, и она не смогла произнести его. Хэл все еще неуверенно смотрел на нее. – Фола в твоих глазах сильно повреждена, но я думаю, что смогу это исправить. Тебе не нужно прямо сейчас принимать решение, но обдумай это. – Хорошо. – Он произнес это так торжественно, словно дал нерушимую клятву. Она так устала от обязательств. Хотя бы на один день она хотела перестать думать о тенях, смерти и Колвик-Холле. – Может быть, подумаешь об этом позже? Давай вообще постараемся не думать ни о чем темном или ужасном, пока не вернемся в поместье. Это как… выходные. – Выходные. – У нас нет ключа от тоннеля в восточном крыле, мы вполне можем умереть завтра. – Оба беспокойно заерзали, осознавая мрачную реальность. Рен продолжила настаивать: – Давай же. Когда в последний раз ты думал о чем-то светлом? – И чем ты предлагаешь заняться? Ее взгляд мгновенно упал на его губы. Воспоминания о прошлой ночи, сладкие и соблазнительные, проплыли в ее сознании, как дым. Как отчаянно она желала, чтобы он поцеловал ее. О нет. Только не снова. Рен почувствовала жар, приливший к лицу, и лихорадочно огляделась в поисках чего-нибудь, на что можно было бы отвлечься. Она лучезарно улыбнулась и взяла ломтик яблока, все еще лежавший на столе. – Хм… Я порезала довольно много. Хочешь? Недоверчиво подняв бровь, Хэл взял фрукт. Они молча ели яблоки. Яркий вкус залил рот Рен, и она подумала о долгих зимних ночах в аббатстве, съежившись от воображаемого холода. В самые сильные морозы Элоиза варила сидр. Когда закрывала глаза, Рен могла ощутить его терпкость, теплую, землистую пряность корицы. Это была одна из немногих вещей, которые привносили в ее детство капельку волшебства. – Мне сразу вспоминается детство, – почти мечтательно призналась она. – Иногда нам давали сидр. Мы все становились в очередь и ждали, казалось, часами, чтобы получить порцию. Но если в тот день я вела себя хорошо, Элоиза позволяла мне помочь приготовить его, и я получала порцию самой первой. – Ты часто плохо себя вела? – А ты что думал? Я была ужасным ребенком. – Я поражен.