Она толкнула его в плечо. – А ты, я думаю, был идеальным ребенком. Своего рода вундеркинд. – Не всегда. – Хэл откинул голову на подлокотник, слабо улыбаясь. – В детстве я очень хотел понравиться и произвести впечатление, а мой друг Джеймс был зачинщиком. Он втягивал меня во всевозможные шалости. Худшая из них – пробраться на судно, направлявшееся на материк, пока оно было пришвартовано в гавани. – Вот хулиганы! Как далеко вы зашли? – Конечно же, моряки нашли нас, прежде чем отплыли. Когда пришел отец, я был в ужасе – в большем ужасе, чем от перспективы совершить наше путешествие на самом деле. Он никогда не поднимал на меня руку. Никогда даже голос не повышал. Но я никогда не забуду тот взгляд, полный разочарования. – Через мгновение он добавил: – Так его звали. Джеймс. Ей не нужно было уточнять, что он имел в виду. Она протянула руку и сжала его колено. – Байерс. Джейкоб Байерс. Почему-то казалось правильным доверить Хэлу его имя. Какое-то время они сидели в дружеском молчании, а затем он нарушил его: – Если бы только у меня были теплые воспоминания, которыми я мог поделиться. Мне кажется, что зло все заморозило. Рен озорно взглянула на него. – Это намек на то, что ты не хочешь играть в снегу? Это была моя следующая идея. – Ты можешь пойти на улицу, если хочешь. Я предпочту посидеть у огня. – Нам не нужно выходить. Рен поднялась на ноги и подошла к окну. Из него можно было рассмотреть спящую внизу деревню. Когда Рен попыталась открыть окно, рама задребезжала. Видимо, примерзла. Однако еще один толчок – и створка распахнулась. Холодный, бодрящий воздух поцеловал ее. Встав на цыпочки, она наклонилась, чтобы соскрести слой снега. – Что ты делаешь? Рен ухмыльнулась, хотя пальцы заболели от холода. Затем она сжала снег в ладонях и обернулась. – Думай быстрее! – Она кинула в него снежок, и тот с влажным стуком ударил его в грудь. Хэл посмотрел на нее так, словно она была самым невыносимым человеком, которого он когда-либо встречал. Это наполнило ее неописуемым восторгом, шипучим и ярким, как солнечный свет, отражающийся в океане. Пока она смотрела, как он отряхивает снег с пиджака, ей пришло в голову, что они могли бы остаться здесь. Им не нужно было возвращаться в Колвик-Холл, в котором они почти наверняка потерпят неудачу. Было бы так легко просто… уйти. Слишком много факторов было против них. Без ключа они не смогут открыть комнату. Без содержимого комнаты никто не возбудит дело. Без дела никто из них не мог вернуться домой. Где-то в горах притаилась Гвардия, жаждущая получить награду за ее поимку. В поместье их ждал Лоури со зловещим планом. Если бы захотели, они с Хэлом могли бы найти будущее где-нибудь за пределами этого кошмара. Прежде чем как следует осознать, что говорит, она сказала: – Мы можем убежать. – Убежать? – Подумай об этом. Прямо сейчас никто не знает, где мы. Даже Лоури. Мы могли бы сесть на ближайший поезд и отправиться куда-нибудь еще с этого забытого Богиней полуострова. В любое место. Мы могли бы начать все сначала там, где нас никто не знает. – Рен… – В его голосе было столько тоски. Мечта разбилась вдребезги. Это невозможно. Если они убегут, начнется война. Они позволят Лоури остаться безнаказанным. Они никогда не увидят дом. Это глупая идея, какой бы заманчивой она ни была. Они не дети. Они солдаты. У них не могло быть обычной жизни, и, как бы далеко они ни убегали, они никогда не смогут убежать от своих ошибок и долга. Вчера Рен почти потеряла все шансы найти Байерса и остальных. Она больше не повернется спиной к товарищам. – Возможно, в другой жизни. – Она закрыла окно, и внезапно в комнате стало душно. – Или когда наступит мир. – Мир, – повторил он. – Я никогда не задумывался о том, что будет после заключения мира. – Стоит начать, Кавендиш, – ухмыльнулась она. – Потребуется много времени, чтобы отменить триста лет войны, и ты не сможешь работать все это время. За окном нетронутый снег сверкал, как бриллианты, в первых лучах солнца. Чтобы дать следующему поколению шанс – нет, чтобы дать себе шанс по-настоящему жить, – они должны вернуться. Они должны остановить Лоури или умереть, пытаясь это сделать. 24 Колвик-Холл напоминал хаос. Он не имел больше ничего общего с мрачным одиноким поместьем, в которое Рен приехала почти три недели назад. Толпы суетящихся слуг несли длинные полосы черного шелка и скатерти, блестящие серебряные блюда и сверкающие столовые приборы, длинные мотки проволоки и коробки, полные лампочек. Когда Рен и Хэл вошли в большой зал, им пришлось лавировать между людьми, одетыми в ливреи знатных семей Керноса. Наверняка кто-то одолжил их Лоури в качестве жеста доброй воли, ведь его персонал был трагически уничтожен болезнью. Главная лестница была отполирована до блеска. Балюстрады из медной проволоки, ограждавшие каждую лестничную площадку, были обмотаны ароматным можжевельником и остролистом и украшены металлическими светильниками в форме оленьих рогов. В каждом светильнике горел синий электрический свет. Лестничная площадка второго этажа была украшена шелком и уставлена столиками для коктейлей. Как только зал наполнится музыкой и гостями, он будет выглядеть потрясающе. Пытаясь пройти через толпу, Рен врезалась в Ханну. Служанка отшатнулась, чуть не уронив комично длинный список дел. Когда она узнала Рен, вся ее испуганная усталость сменилась облегчением. – Ханна! – ахнула Рен. – Я так рада… – У меня нет времени на долгие разговоры. Идите за мной. Служанка отвела их в гостиную и закрыла за ними дверь, заглушив болтовню в зале. Тяжелые шторы были раздвинуты, впуская внутрь послеполуденное солнце. Оно заливало паркетный пол и наполняло комнату особым стерильным светом. – Гвардия здесь? – спросила Рен. – Нет. Они уехали вчера. – Ханна опустилась на стул, на ее лице отразилось наслаждение. Должно быть, она весь день провела на ногах. – Я в порядке, кстати. Совсем не измучена. Совсем не ошеломлена. Вряд ли я смогу уговорить тебе вновь стать камердинером, да, Генри? – К сожалению. – Очень плохо. У нас остался всего день до бала, но мы все еще не готовы. – Ханна вздохнула, беспокойно складывая свой список. – Я пыталась прикрыть вас. Я правда пыталась. Но лорд Лоури искал вас. Он… недоволен. Конечно, он был недоволен. Как же Рен ненавидела чувство страха. Оставалось надеяться, что они нужны для чего-то Лоури и он их не тронет. Но в этом заключалась другая проблема. За эти несколько недель Рен узнала, что есть вещи гораздо хуже смерти. – Ты сделала что могла. – Рен прислонилась к стене и скрестила руки на груди. – Думаю, теперь я должна тебе все объяснить. – Да, – тихо согласилась Ханна. – Должна. Рен выложила всю правду. Первоначальное предложение Лоури, обнаруженный яд, связь с пропавшими солдатами в Дану и Весрии, тоннель в восточном крыле. Ханна слушала, выпрямившись в кресле. Ее руки побледнели, а глаза потускнели. – Алистер Лоури не был хорошим человеком, но я бы никогда не подумала о таком… – В ее голосе смешались горе и ярость. – Некоторые из слуг вырастили его. Некоторые из них любили его. – Ты добьешься справедливости, – заключил Хэл, – даже если это последнее, что я помогу осуществить. – Хорошо. – Ханна встала со стула, смахивая пыль с фартука. На ее лице было чопорное выражение: брови изогнуты дугой, губы поджаты. – Тогда вам стоит вернуться к работе. С этими словами они втроем проскользнули обратно в большой зал. Казалось, за те несколько минут, которые они провели в гостиной, прибыла новая волна слуг и вновь преобразила дом. Они подняли люстры, мерцающие красными драгоценными камнями, над банкетными столами, задрапированными темными тканями. Рен вдохнула нежный запах цветов: букеты темно-фиолетовых калл и черных роз стояли в вазах высотой почти по пояс. Она остановилась, чтобы полюбоваться этой сценой, но внезапно чей-то голос перекричал гул в комнате. Сердце Рен упало, словно камень на дно озера. – С дороги! Прочь, все вы! Группа слуг, собравшихся на площадке второго этажа, рассы́палась, как бильярдные шары, по краям лестницы. Лоури так быстро спускался по центральной лестнице, словно скользил. От его вида у Рен перехватило дыхание. Он стоял на лестничной площадке над ними, сжимая переполненный бокал темного вина, которое жадно прихлебывал через край. Он отказался от яркого красного цвета в пользу черного, от начищенных ботинок до развевающегося фрака и цилиндра, обмотанного лентой. Единственным ярким пятном был его вездесущий ключ, золотом мерцающий у горла. Вспышка осознания пронзила ее. Конечно! Как она могла упустить что-то столь очевидное! Она вспомнила кровавые отпечатки пальцев, покрывавшие ключ в ту ночь, когда она поймала Лоури в восточном крыле. – Хэл, – прошептала Рен. – Смотри. Его глаза сверкнули как раз в тот момент, когда Лоури заметил их. Рен схватила Хэла за запястье. Его предплечье напряглось, но затем пальцы расслабились. Подушечками пальцев она нарисовала бороздки между костяшками его пальцев. Он взял ее руку в свою. Они нуждались друг в друге, чтобы пережить все это. Ровный шаг Лоури замедлился, когда он заметил их, держащихся за руки. Что-то странное промелькнуло на его лице. Страх? Что бы это ни было, оно просто исчезло, как будто Рен просто показалось. В его глазах не было ни капли теплоты. Ее заменила холодная ярость. Рен чуть не отшатнулась, словно она ударила ее. Лоури спустился на первый этаж и направился к ним с такой целеустремленностью и злобой, что она испугалась, как бы он не набросился на нее. Хэл встал между ней и Лоури. – Где вы двое были? – тихим ледяным голосом спросил Лоури, но каждый слуга в комнате, казалось, затаил дыхание, чтобы расслышать каждое слово. Рен заикаясь ответила: – Я попросила Ханну сообщить вам… – Верно. Ханна передала мне ваш глупый предлог, – огрызнулся он. – Лорд Лоури, – вежливо начал Хэл, но Рен была не в настроении заниматься политикой. – Это было… – Глупый?! – перебила она. – Он бы умер! Одним резким движением руки Лоури разбил бокал с вином об пол. Он разлетелся вдребезги с высоким звенящим звуком. Осколки рассыпались по полу. Вино брызнуло на юбки Рен. Воцарилась мертвая тишина. Вспомнив, как расслабить диафрагму, Рен прерывисто выдохнула. Она не узнавала этого человека. Не осталось ничего от нервного любезного хозяина, которого она встретила в первый раз. Ничего от его легкого обаяния или слащавых обещаний. Он прекратил притворяться. Он снова был незнакомцем, и он пугал ее.