– Кажется, моей племяннице нехорошо, капитан Драйден. Ей нужен отдых после сегодняшних событий. – Изабель чопорно сложила руки, ее лицо было торжествующим, жестоко пустым. – Проследите, чтобы она оставалась в башне до суда над Жнецом. – Да, ваше величество, – сказала Уна. – Хорошо. – Изабель отвернулась от них, и ее трезубая диадема, темным силуэтом вырисовывавшаяся на фоне луны, напоминала рога. – Теперь прочь с глаз моих. Дверь кареты захлопнулась. Внутри все было серебряным. Сиденья с плюшевыми подушками, изящная филигрань, вьющаяся, как листья, по потолку, швы на подушке сбоку от Рен, кисточки на драпировках над верхушками окон. Здесь было стерильно, как в операционной. Уна казалась темной зарубцевавшейся раной в бледном лунном свете. Впервые она выглядела неуместной и совершенно потерянной в парадном мундире. – Мы можем поговорить? Рен отвернулась, чтобы спрятать первые горячие слезы, потекшие по щекам. – Мне нечего тебе сказать. Хотя теперь, когда королева сделала меня пленницей, ты можешь делать все что захочешь. – Чего еще ты от меня ожидала? – Отчаяние сквозило в голосе Уны. – У меня связаны руки. – У тебя связаны руки? Ты думаешь, это подходящее оправдание? – Ладно. Обвиняй меня в трусости, если хочешь, но я не позволю Кавендишу уйти, не представ перед судом. Учитывая, кому ты предана, у меня нет другого выбора, кроме как обращаться с тобой как с пленницей. – Ты обвиняешь меня в предательстве? – Рен не смогла сдержать язвительность в голосе. – Все, что я сделала, было ради спасения Дану. – Я обвиняю тебя в братании с врагом. – Ты ничего не знаешь… – Рен, ты думаешь, я глупая? – Уна сжала руки в кулаки. – Он сдался, солгал ради тебя, ты держала в руках весрианский нож, а на твоих плечах лежал его пиджак. – К чему ты клонишь? – Что ты не смотришь на вещи объективно. Ты не можешь ясно думать. Я видела, как тебе было тяжело сдать его. Я видела, как ты смотрела на него в бальном зале. Рен не удостоила Уну ответом. Их отношения с Хэлом ее совершенно не касались. – Значит, королева права. – Уна взглянула на нее с неприкрытым отвращением. – Ты в самом деле любишь его. – Это не так. – Это ведь правда, не так ли? – Богиня небесная, Уна. В любом случае что это меняет? – Он чудовище! – Глаза Уны вспыхнули от боли. – Он убил сотни наших соотечественников. Или ты так легко забыла об этом? – Я не забыла, – ответила Рен. – Как и не забыла, что Лоури безжалостно убил троих. И будут еще сотни, если не тысячи, жертв. Тишина казалась непреодолимой стеной. – Ни Кавендиш, ни Лоури не являются хорошими людьми, – уже мягче продолжила Уна. – Не важно, что мы сделаем, один из них останется на свободе. Я должна довериться решению королевы. Я должна поверить, что Лоури – меньшее из двух зол. Как ты не можешь это понять? – Я прекрасно это понимаю. – Горечь сквозила в каждом ее слове. Рен отвернулась от Уны и плотнее запахнула пиджак Хэла. Его запах почти сломал ее. – Ты закончила? Королева сказала, что мне нужен отдых. Ты же не хочешь ослушаться ее приказов, не так ли? Она ожидала спора, но Уна только вздохнула. – Да. С меня хватит. Уна оставила ее. Почему она была так глупа, думая, что Уна поможет, что ее чувство справедливости окажется сильнее ненависти? Может быть, Лоури прав. Может быть, они не смогут вырваться из круга войны, этого унаследованного насилия. Они были прокляты истекать кровью снова и снова, пока не останется ничего и никого. Рен почувствовала, что проваливается в темноту, и она не знала, сможет ли снова найти дорогу к свету. Она подвела свою страну. Она подвела Хэла. Она подвела себя. «Легче ничего не чувствовать», – сказал ей однажды Хэл со странной тоской в глазах. Теперь она прекрасно понимала, почему он стал Жнецом Весрии. Как бы ей хотелось избавиться от всех эмоций, погрузиться в забвение. Но даже сейчас она не могла ожесточиться от страданий. Она никогда не могла этого сделать и, вероятно, никогда не сможет. Эта печаль и боль в глубине души – они помогали ей видеть цель. Они придавали ей сил. Нет, она не могла позволить себе погрузиться еще глубже в отчаяние. Она пообещала Хэлу, что спасет ему жизнь. «Я верю тебе», – сказал он с большим доверием и любовью, чем, по ее мнению, она заслуживала. Теперь она должна была поверить в себя. 31 Вдоль дороги к королевскому дворцу столпились люди. Толпы свистели и шипели, пока кареты Гвардии ехали по скользкой, вымощенной камнями дороге. Рен была рада, что не могла разобрать, о чем они кричали, из-за стука колес и цокота копыт. Сквозь запотевшие окна их лица исказились и покраснели от холода и ужасающего, ненасытного голода. Это не было праздником, хотя на рыночных прилавках продавали горячее рисовое молоко и маринованных устриц. Это было зрелищем. Это казалось уместным. Сегодня Изабель в первый раз открыла дворцовые ворота, после того как капитулировала год назад. Суд над Хэлом Кавендишем, которого так долго ждали, требовал обстановки, которая будет соответствовать захватывающему духу тяжести преступлений. Желудок Рен не переставал выворачиваться с тех пор, как она впервые получила приглашение. Все члены Королевской Гвардии должны были присутствовать. Она была дома уже два дня, запертая в спальне в Северной Башне в качестве «почетной гостьи» Изабель. Два дня, проведенные в мучениях и тревогах. Два дня, потраченные впустую. Хотя она фантазировала о том, как выломает дверь и освободит Хэла из его камеры несколькими этажами выше, она все еще не приблизилась к созданию плана по его спасению. Уна сидела рядом в серебристом холоде кареты. Хотя она фактически была ее тюремщиком, они не разговаривали с тех пор, как покинули Колвик-Холл в ночь бала. Всякий раз, когда Рен бросала на нее взгляд, она видела напряженную линию ее подбородка и крепко сжатые кулаки. В ее глазах бушевала война. Карета с грохотом остановилась, и Рен, не говоря ни слова, вылезла из нее. Как только она вышла на влажный зимний воздух, энергия толпы изменилась. Их насмешки растворились в тишине, а затем снова зазвучали крики, ликующие и едва внятные. Сквозь оглушительный гул, сквозь шум крови в ушах она смогла разобрать единственное слово: «Герой». Оно ударило ее, как камень. – Люди заметят, что тебе нехорошо. – Уна встала рядом с ней. – Лучше не показывай этого. Рен поморщилась, прежде чем заставила себя помахать толпе. Пока они проходили через главные ворота, она оцепенело наблюдала за безликими ликующими толпами, блеском солнечного света и вспышками ламп камер. Цвета поплыли у нее перед глазами. Когда-то она мечтала об этом. Все восхищаются ею. Ее репутация сохранена. Ее должность восстановлена. Теперь все было таким пустым. Уна – с высоко поднятой головой и гладкой косой, раскачивающейся, как веревка виселицы, – шла рядом с Рен по девственно-белой лестнице королевского дворца. Она провела их по коридорам и вверх на балкон, заполненный членами Гвардии в черных фуражках. Со своего наблюдательного пункта Рен могла видеть тронный зал, раскинувшийся перед ней, как сцена театра. Террасы, ложи и многоярусные сиденья гудели от придворных и богатых владельцев бизнеса. Изабель так редко выходила из Башни, что по этому случаю все были одеты во все самое лучшее: смелый красный цвет флага Керноса в поддержку их нового союзника, искусно расшитые бисером платья и дорогие меховые палантины, накинутые на плечи. На мраморном возвышении на троне восседала Изабель в вуали и короне. Трон напоминал чудовище, выкованное из серебра, его спинка устремилась к небу, как ледяные шпили. Кружевной балдахин скрывал королеву от прямого взгляда ее подданных. На Изабель, как всегда, было больно смотреть из-за ее острой, как стекло, красоты, но Рен могла сосредоточиться только на Лоури. Он сидел на почетном месте по правую руку от возвышения. Одетый более экстравагантно, чем когда-либо, – в красный парчовый плащ, застегнутый на шее массивной золотой брошью. Золотой ободок, веселая пародия на корону, покоился на его аккуратных черных кудрях. Его плащ цвета крови ниспадал на пол. Даже отсюда она видела нечто странное в его широко раскрытых, измученных глазах. Все в нем – от пальцев, барабанящих по подлокотнику кресла, до подпрыгивающего колена – излучало беспокойную голодную энергию. Как будто неизбежность успеха мучила, преследовала его. Он выглядел как зацепка на ткани. Что-то, что развалится, если потянуть слишком сильно. Но затем, когда кто-то привлек его внимание в другом конце комнаты, его улыбка легко вернулась на место, и Рен увидела не монстра или сумасшедшего, а именно того, кого он хотел показать другим: обаятельного, неприступного и дальновидного аристократа. – Хм, простите. – Чей-то голос вырвал Рен из мыслей. Молодая девушка, член Гвардии, не старше тринадцати лет и слишком маленькая, чтобы влезть в стандартную униформу, таращилась на нее с соседнего сиденья. – Вы лейтенант Рен Сазерленд? – Да. Она вытаращила глаза. – Вы та, кто спас лорда Лоури. Рен стало плохо. Толпу снаружи было легко игнорировать, от нее было просто отмахнуться, но в глазах обратившейся девушки она видела искреннюю открытость. Это было болезненным напоминанием о том, какой наивной она сама когда-то была. В том, что она сделала, не было ничего, чем можно было бы восхищаться, к чему стоило бы стремиться. – Да. – Каково это? Встретиться лицом к лицу со Жнецом? Прежде чем Рен смогла сформулировать ответ, двери с грохотом захлопнулись. Последовала похожая на стекло тишина, звенящая и хрупкая, когда двое солдат провели заключенного по центральному проходу и подтолкнули его к возвышению. Веревка ее магии натянулась. «Хэл». Словно она позвала его, он повернулся к ней. Желание, страх и надежда одновременно нахлынули на нее. Он был здесь – болезненно, мучительно близко. Ей хотелось спрыгнуть с балкона и побежать к нему, прорваться сквозь солдат, которые стояли между ними. Ее мысли беспокойно метались в поисках любой возможности, любого шанса. Но она ничего не нашла. Ничего такого, что не закончилось бы смертью их обоих еще до того, как она успела бы добраться до него. Она никогда в жизни не чувствовала себя настолько бессильной. – Ваше величество, – сказал один из солдат, низко поклонившись. – Мы привели вам Хэла Кавендиша.