Ванька пробыл в коме почти два месяца. Два долгих мучительных месяца. Каждый день был похож на другой. Без просвета и надежды на светлое будущее. И я просто перестала верить в чудо. Я вообще перестала верить во что угодно. Существовала все это время, потеряв интерес к жизни. Все что меня интересовало – так это Ванька и его здоровье. Я пропадала в больнице день и ночь. Как только у меня появлялась свободная минута, я сразу же мчалась к нему и разговаривала с ним до тех пор, пока у меня не начинал болеть язык. Со стороны я напоминала сумасшедшую, но я не могла бросить его. Он мне был дорог. Мне казалось, что если я перестану к нему ходить, то он сдастся. Что именно моя рука и мое желание снова поговорить с ним держат его на этом свете. Наверное, я сошла с ума. Я почти забросила универ. За что родители меня не погладили по голове. Папа настоятельно просил взять себя в руки и закончить этот курс, тем более что до сессии оставалось совсем немного. Я их понимала, но не могла ничего сделать. В моей голове были только мысли о Смоленцеве. И я не понимала, как можно изучать хоть какой-то предмет и запомнить что-то, если в учебнике я даже букв не видела. Меня спасли мои предыдущие посещения без пропусков, хорошие отметки почти по всем дисциплинам и, конечно, ситуация в которой я оказалась. Многие преподаватели сжалились надо мной и просто автоматом выставили оценки. Мне оставалось только подтянуть оставшиеся хвосты. Но это было сложно. Я была занята совсем другими делами. Мне нужен был Ванька. Целый и здоровой. Я хотела снова посмотреть в его глаза и просто обнять. Но сколько бы сил я ни вкладывала, пока все оставалось на прежнем уровне. Я старалась как можно больше проводить с ним времени и делать все возможное, чтобы помочь ему. Но моего внимания было недостаточно. Чтобы поддерживать его в стабильном состоянии требовались немалые финансовые затраты. И довольно значительные. Но и это меня не остановило. Я потратила все Ванькины сбережения, родители и мама Ваньки помогали, чем могли. Общими усилиями мы справлялись без займов и кредитов. Но это было только до того момента, пока Ванька не пришел в себя. Это случилось утром. Я была в универе, когда мне позвонили и сообщили о том, что мой муж пришел в себя. Я сбежала прямо с консультации, оставив однокурсников и преподавателя в немом недоумении, но мне было плевать. Произошло то, чего я так давно ждала. И теперь, пока ехала в такси, всю дорогу плакала, ругая себя, что в такой ответственный момент я была не с ним. Мое сердце колотилось от волнения. Дыхание сбилось, а руки тряслись так, что я боялась, что не смогу открыть дверь в палату. Немного отдышавшись, вытерев слезы со щек, я все же нажала на ручку и шагнула вперед. Каково же было мое изумление, когда я увидела сидящую рядом с моим мужем Смирнову. Я даже потеряла дар речи. Я была готова к чему угодно, но только не к встрече с ней. Последний раз мы виделись еще до аварии. А потом она жутко заболела. Так сильно, что, когда все случилось, она лишь позвонила и сообщила, что не может приехать, но мысленно со мной. Я лишь пожала плечами. И верила, что она придет, как только ей станет легче. Но Ленка так и не появилась. Сначала длительный больничный, а потом она и вовсе взяла в универе академ. И все это я узнала от одногруппников. Она же просто пропала со всех радаров. И может мне, как подруге, следовало позвонить ей и узнать, как у нее дела, но я слишком погрязла в своих проблемах. В общем, мы обе отдалились друг от друга. И теперь мое удивление было вполне объяснимо. Ленка обернулась и испуганно уставилась на меня. Я, забыв, куда и зачем спешила, грубо спросила ее: - Что ты тут делаешь? - Я… Прости меня, Смоленцева, – Ленка встала и в ее красиво накрашенных глазах мелькнули слезы, – я такая хреновая подруга. Я не знала, что ответить на ее слова. Просто молча изучала, отмечая, что она, как всегда, выглядит на высоте. Может немного скромнее, в синей юбке-клеш ниже колен и заправленной за пояс светлой рубашке. Волосы красиво заплетены и неизменный макияж, но не броский, как раньше. Я бы даже сказала, что Смирнова выглядела мило, а по сравнению со мной словно суперзвезда. Я в своих старых кроссовках, джинсах и черной футболке смотрелась на ее фоне довольно непрезентабельно. Про прическу и макияж вообще не стоило что-то говорить. Но это меня мало волновало. Я отметила это только, потому что даже невооруженным взглядом было видно, что Ленка изменилась. И я ее такую совсем не знала. Наверное, поэтому и молчала, спрятав руки в задние карманы джинс. - Я искала тебя. Звонила. Ты не отвечаешь… Я даже в универ ездила. Ребята сказали, что ты здесь все свое свободное время проводишь… Вот и пришла… - Зачем, Лен? - Я… Прости меня… Я правда не могла… По ее щекам потекли слезы. Но разговор продолжить не получилось, потому что Ванька громко застонал. Я тут же вспомнила зачем я сюда приехала и кинулась к своему мужу. Это были непередаваемые ощущения. Но радости среди них не было. Скорее удивление и страх. Да, я жутко испугалась. Потому что совершенно не так представляла возвращение Ваньки. Я понимала, что до разговоров и обнимашек нам еще далеко, но я оказалась не готова к этому пустому взгляду, устремленному в потолок. Словно он не узнал меня. Или не вспомнил. - Вааааанькааааа…. Слезы хлынули из глаз. Я схватила Смоленцева за руку. И только через долгие секунды его ладонь слегка сжала мою. Едва заметно, но я почувствовала. Почувствовала и меня прорвало. Я так долго сдерживалась, что просто разревелась. Плакала, забыв про Ленку и не в силах произнести хоть слово. - Все будет хорошо, – Ленкины руки легли мне на плечи. Обернувшись, я увидела подругу, которая стояла рядом со мной и плакала вместе со мной, не обращая внимания на то, что ее слезы оставляют грязные следы на щеках. – Я по-прежнему думаю, что твой муж тот еще засранец, но искренне верю, что все наладится и желаю ему скорейшего выздоровления. Я позвоню позже, и мы поговорим. Смирнова крепко обняла меня, и не оборачиваясь, вышла из палаты. А я продолжала всхлипывать. Мне нужно было позвонить родителям, найти врача, чтобы узнать подробнее о самочувствии мужа, но сил не было. Я просто пододвинула стул поближе, села рядом с ним и глотая слезы, гладила его по руке. До тех пор, пока в палату не заявилась толпа людей в белах халатах. Меня попросили выйти, а лучше уйти домой. Ваньку забирали на обследование и процедуры, и в ближайшие несколько часов свидание с мужем мне не светило. Заставив себя встать и позволить врачам заняться своей работой, я еще раз взяла Ваньку за руку, а затем вышла из палаты. На улице было тепло. Июнь уже полностью вступил в свои права. На территории больницы был расположен небольшой парк, в который я и пошла. Ехать куда-то и заниматься чем-то не было сил. Я была опустошена полностью. Мне нужен был перерыв. Я направилась к лавочкам. На первой попавшейся мне снова встретилась Ленка. Она сидела и словно ждала меня, потому что, когда я подошла к ней, Смирнова встала и перегородила мне путь. - Давай поговорим! От такого напора Ленки я немного растерялась. А вот она как раз воспользовалась моментом и, не дав мне даже выдохнуть, торопливо и нервно одергивая свою юбку, поведала: - Я не могла прийти и даже позвонить, потому что я потеряла ребенка. Ее новость меня ошарашила. - Какого ребенка? - Которого вынашивала, – Лена сжала губы и отвернулась. Мне было сложно поверить в ее слова. Слишком все неожиданно. Да и образ беззаботной Смирновой с образом примерной будущей мамы у меня никак не вязался. Но выступившие слезы на глазах подруги говорили об обратном. У Ленки, видимо, действительно были свои проблемы, с которыми она справлялась в одиночку, а я слишком погрязла в своих и, кажется, много чего пропустила. - Давай присядем, – предложила Смирнова и, не дожидаясь моего решения, уверенно направилась к лавочке. Она медленно опустилась на скамью, аккуратно расправив подол юбки на коленях, а когда я устроилась рядом, тихо продолжила, сосредоточив взгляд на тополе напротив. – Я сразу поняла, что он не очередной мой бойфренд. С ним сразу все было по-другому. Чувства, ощущения, эмоции. Все било через край. Все было на грани. - Я знаю его? - Нет. Его ты не знаешь. А я вот с самой первой встречи знала, что ему я так же, как и всем, не нужна. И мне бы забить на него, но он то появлялся, то исчезал. То возносил меня к небесам, то ударял об землю. А я все верила и ждала какого-то чуда. А оно так и не проходило. Вернее пришло, но совсем не оттуда, откуда я его ждала. Я забеременела. И я была так ошарашена, что не сразу приняла это событие в своей жизни. Ты ведь представляешь? Где я и где материнство? Но я так люблю его, что уже буквально через ночь я знала, что буду самой лучшей мамой. Если ему не нужна, то у меня останется его частичка. Бред какой-то. Но я думала, что так будет лучше для меня. И все было отлично, но я заболела. Понимаешь, обычный вирус. Сопли, температура. И вроде я выздоровела и анализы были нормальными. Но мой организм не принял малыша. Ленка заплакала. Она все это говорила ровно и без запинки, словно заученный текст. А потом, когда взяла паузу, разревелась. Так надрывно, что я за долгое время снова почувствовала боль. Другую. Чужую боль. - Врачи сказали, что так бывает, – Ленка всхлипывала, пряча лицо за бумажной салфеткой, которую достала из маленькой лаковой сумочки. – Что после вируса бывает отторжение. Что ребенок пострадал от вируса настолько, что дальнейшее вынашивание просто невозможно. А я ведь сказала ему. И он был рад. Понимаешь, рад. Я видела в его глазах тот шанс на совместное будущее. А потом он снова исчез и, когда вернется, я просто не знаю, как ему сказать. Не смогу. Ленка замолчала, и я не могла подобрать слов в ответ. - Ну вот как-то так. Поэтому прости, что не была с тобой, когда была нужна тебе. Я просто не могла перебороть себя. Выла в подушку день и ночь и ничего не хотела. Даже, наверное, жить. Это совсем недавно я немного пришла в себя. И чтобы забыться, я поняла, что не хочу быть тем, кем я была. Хочу быть другой. Хочу измениться и забыть. Я плакала вместе с Ленкой. Даже не сразу поняла, что плачу. И лишь только тогда, когда на мои ладони стали падать горячие капли, я прижалась к подруге и обняла ее. - Ты же сама сказала, что все будет хорошо, – я пыталась взбодрить ее, хоть и знала, когда не видишь света в конце тоннеля, никакие слова не помогают. - Прости меня. Я даже не представляю, как тебе пришлось тяжело, но ничего не могла с собой сделать. - Ты тоже меня прости. Что не звонила. У меня мир вверх ногами перевернулся после той ночи. Я на себя забила, а на остальных тем более. Мы хлюпали с Ленкой носами и уже использовали все Ленкины салфетки, вытирая льющиеся слезы. - Да уж, Смоленцева! Выглядишь ты не очень. Извини! Но сейчас просто капец! - Да я знаю. Но я правда так переживала за Ваньку все эти недели, что ни до чего было. Я очень хочу, чтобы он поправился. Я просто не представляю, как буду без него жить. Мы еще долго сидели на лавочке, делясь каждая своей болью. Рассказывали о том, что произошло за то время, которое мы не общались. А потом договорились в ближайшие дни встретиться в кафе, съесть мороженого и попить кофе, болтая обо всем так, как будто у нас все хорошо. Но нашим планам не суждено было сбыться. И не то, чтобы они были супернереальными. Просто получилось так, что у меня со следующего дня не было ни одной свободной минутки. Я снова все свое время посвятила Ваньке. Только в этот раз времени на разговоры с обездвиженным телом, как раньше, у меня не было. Мне пришлось ухаживать за Смоленцевым, находясь в больнице с утра до ночи, и решать проблемы, которые начали сыпаться одна за другой. То, что Ванька пришел в себя, совсем не означало, что он начал выздоравливать. Неправильно сросшиеся переломы в некоторых местах, пролежни, и проблемы с челюстью — это малая часть того, с чем я столкнулась. Но доктор Павлов сделал кучу анализов и провел сотни тестов, после чего дал обнадеживающий прогноз, а я не могла все бросить на полпути. - Вам понадобится много терпения, времени, и, конечно, денег. А ему предстоит еще несколько операций и, если он не сдастся, то в течение года, он возможно даже встанет на ноги. А при соблюдении режима и выполнения всех рекомендаций возможно вернется к полноценной жизни. Но вы должны понимать, что чудес не бывает. Их и не было. И мы на них не надеялись, прекрасно понимая, что все в наших руках. Только позитивно мыслить – это одно, а каждый день бороться хоть за малейший сдвиг в лучшую сторону – это совершенно другое. Сначала было очень тяжело. Ванька самостоятельно не мог делать ничего. Ни есть, не пить, ни сидеть, ни ходить в туалет. А после того, как ему заново сделали операцию по частичному выравниванию перелома, наше лечение и вовсе застопорилось. Ванька не разговаривал. Ни сказал вообще ни слова. Я и не ждала. Мы просто смотрели друг на друга и плакали. Да, даже мой сильный уверенный мужчина не сдержал несколько слезинок. А потом я пообещала ему, что он обязательно встанет на ноги, и я сделаю все, что смогу. Все, что будет в моих силах. Но при условии, что сам он не опустит руки и изо всех сил будет помогать мне. Ванька обнадеживающе кивнул, а мне ничего не оставалось сделать, как выполнить свое обещание. В нас никто не верил. Родители меня отговаривали и просили взяться за ум и для начала хотя бы не бросать учебу. К их сожалению, учебу я как раз бросить могла, а мужа нет. Кое-как закрыв сессию, я подала заявление на перевод на заочное отделение. И, получив положительную визу на нем, с облегчением выдохнула. Учиться и одновременно вытаскивать Смоленцева из той задницы, в которую он попал, было невозможно. Смирнова тоже пыталась меня поставить на правильный путь. С учебой она не доставала, хотя ругалась, что нельзя так гробить себя и не видеть света белого. Она звала меня на прогулки, в кино, в кафе, но я каждый раз отказывалась. Но Ленка не сдалась. Она периодически навещала меня в больнице, притаскивая большие стаканы с горячим кофе и невероятно ароматными пончиками. - А ты Смоленцев, завидуй молча, – приговаривала она насупившемуся Ваньке, – если не будешь идти на поправку, я сюда буду каждый день ходить и дразнить тебя. Пока ты не встанешь. Угроза хоть и была смешная, но помня, что мой муж и моя подруга недолюбливают друг друга, то вполне мотивирующая. Меня поддерживали все. Родители, Ленка, друзья Ваньки, которые периодически заглядывали к нему и даже помогали материально, но в один момент я поняла, что пока я вытаскивала Ваньку, сама проваливалась все глубже и глубже. Я обещала Ваньке, что сделаю, все что смогу, но сама сдалась первой.