— Сучка! — вырвалась непристойная грубость. Эта женщина будоражила его чувства. Не столько красотой телесной и отнюдь не дерзким духом, но их удивительной совокупностью, приправленной горькой перчинкой разбитых надежд (он знал о её никчёмной жизни всё). Простых, банальных до невыносимости, но столь необходимых этой примитивной самке. Примитивной и такой притягательной. С трудом сбросив оцепенение, он слевитировал её на кровать, борясь с непрошеным желанием сделать это собственноручно. Парочка артефактов на лоб и солнечное плетение, и рваное дыхание выравнивается, кровь сворачивается, а тело расслабляется. — У тебя нет никаких шансов против меня, — он бессознательно стёр кровь и облизнул палец, — поговорим завтра. * * * — Наконец-то я проснулась! — возрадовалась Любовь, соскакивая с дивана и заглядывая в кроватку дочери. — Мама, я так хочу спать, — противно заныла Зойка, — и так не хочу в садик! Давай я пойду к бабе Хае? — Заюшка моя, — нацеловывала всё, что оказалось в ближайшем доступе Люба, — сегодня суббота, мы никуда не идём. — Как это никуда? — тут же подскочил возмущённый ребёнок, — ты же обещала пойти в зоопарк! — А ты, вроде, спать хотела? — хитро сощурилась женщина, подлавливая маленькую врунишку на слове. — Так светло на небе, солнце встало, — как маленькой, принялась объяснять кудряшка, — значит, и нам пора. — Пора-пора, — подхватила светлую мысль и защекотала бока, — только сначала каша. Тебе какую? — Рисовую, с корицей и ирговым вареньем. — Сладкоежка ты моя, — она вдохнула нежный аромат ребёнка и отправилась на кухню. — Как хорошо, что та дрянь была просто сном. — Ты кого дрянью назвала? — раздался леденящий душу голос. Голубая занавеска кухонного окна поплыла перед глазами, головокружительное чувство падения и страх. Страх открыть глаза и не увидеть надоевших до оскомины серых обоев, сменить которые не хватало ни денег, ни времени. — Я знаю, что ты уже проснулась, хватит притворяться, — противный до зубовного скрежета тон, — мы вчера не закончили! — Боже, как мне это надоело! — простонала Люба. — Я хочу обратно к своей дочурке. — Только после того, как сделаешь то, что мне надо, — он стоял напротив кровати и равнодушно смотрел на полуобнажённую женщину. — А давайте я просто засну и проснусь уже дома, — она натянула до подбородка соскользнувшее во сне одеяло, — или хотя бы оденусь. — Интересно, ты такая тупая или головой сильно ударилась? — На ваш выбор, — дёрнула плечом блондинка, — лишь бы отстали. — Ещё одно слово, — белёсые глаза злобно прищурились, — и тебе не к кому будет возвращаться. И тут случилось то, чего Любовь никак не ожидала: её малышку, её кровиночку скручивает так, что она превращается в маленький, худенький комочек. По всему телу появляются открытые язвы, сначала красные, потом они чернеют, а после разрастаются так, что за ними уже не видно ни единого клочка кожи. Ребёнок сгнивает заживо буквально на глазах, и детский крик. Отчаянный, полный невыносимой боли. Слёзы текут по обнажённой груди — одеяло давно забыто и лежит в ногах. Судорога схватывает руки, грудь разрывает от рыданий, тело забыло, как дышать. — Ну-ну, успокойся, — недовольно ворчит мучитель и развеивает иллюзию, — это всего лишь демонстрация моих возможностей. Ничего с твоей малявкой не случилось… пока. Слова с трудом пробиваются сквозь шум в ушах. Наконец, они доходят до агонизирующего сознания, и ярость поднимается из самых глубин материнского сердца. — Да как ты… — фраза обрывается, так и не начавшись. — Достала, — усталость мелькнула во взгляде, — будешь молчать, пока мне не потребуется от тебя ответ. Положительный. Убедившись, что рот у неё больше не издаёт ни звука, он зафиксировал запястья, приковав цепями к столбикам кровати. Ошейник решил пока не задействовать — оставил в запасе. Открывшаяся картина вызывала полнейшее удовлетворение и будила вполне определённые желания. «К чёрту, не до того сейчас!» — А теперь слушай. Ты — пропавшая без вести принцесса Меравии. Во время переворота тебя спасла кормилица и увезла в Кординию, то есть в нашу страну, — уточнил мужчина, вспомнив, что названия ей ни о чём не говорят, — где воспитывала до последнего времени. Месяц назад она скончалась, а ты устроилась в мой замок горничной. Я, будучи близким знакомым твоей погибшей родни, увидел фамильное сходство и проверил кровь. Теперь ты, пусть и не принадлежишь к правящему дому, но королевской крови, и имеешь право на определённые притязания. Это понятно? Обалдевшая от потока абсурдной информации, она автоматически кивнула. — Отлично. Манерам и паре меравийских слов мы тебя научим. Это первое. Второе, ты — любимый типаж нашего наследного принца, — тут его рот презрительно скривился, — вскружить ему голову не составит труда. Вашему браку может поспособствовать алчность Базальда — действующего короля — он давно хочет спрямить свои северные границы, а благодаря тебе он может рассчитывать и вовсе их расширить. Когда свергнет в Меравии нынешнюю власть. Любе казалось, что этот человек бредит. Какие короли, какая принцесса? Кто он вообще такой и как она здесь оказалась? А, точно, упала с тем типчиком в кусты… мёртвым типчиком. Последняя мысль отрезвила её не хуже ведра ледяной воды. — Ну и самое главное, — седовласый довольно потёр руки, — в первую брачную ночь ты должна будешь дать ему яд. Без разницы до или после исполнения супружеского долга — тут на твоё усмотрение. И не гляди на меня так, это всего лишь сильное снотворное. Настоящее тело мы заменим на муляж, а принца лишим памяти и обеспечим тихое, безбедное существование. Где-нибудь очень далеко отсюда. «Что-то сомнительно мне сие великодушие, но кто ж меня спрашивает?» — отчётливо говорили выразительные глаза. «Кстати, интересно, а разлагаться муляж будет или так и останется нетленным? Мало ли, может, какой ретивый потомок решит взглянуть на кости предка в фамильном склепе, а там свежак? Так, я что, всерьёз рассуждаю о бреднях этого типа? Похоже, что да». — Как же мне нравится, когда ты молчишь, — он подошёл к прикованной женщине и провёл узловатым пальцем по скуле, — ты так прекрасна в своей беспомощности, — он наклонился и вдохнул её запах. Скривился. — Особенно, если тебя помыть. Люба равнодушно пожала плечами и уставилась в первую попавшуюся точку на стене. Ей было фиолетово, что там нравится или нет этому садисту, хотелось просто никогда его больше не видеть, а ещё лучше не вспоминать. Её до сих пор потряхивало от ужасного видения, несмотря на то, что оно оказалось иллюзорным. Этот негодяй нашёл главную болевую точку — ребёнка. Даже за себя она так не волновалась, как за неё. Да и то лишь в контексте того, что некому будет позаботиться о малышке — мама одна не справится. Но это не значит, что она не попытается выкрутиться. В крайнем случае, она планировала умереть, ведь при таком исходе трогать её девочку не будет нужды. А дочка… за ней она присмотрит, пусть и бесплотным призраком. — А теперь контракт, — вернул к действительности ненавистный голос, — полное подчинение моим приказам, никаких половых связей, — тут он глумливо усмехнулся и уточнил, — нарушающих плеву, иначе брачный алтарь тебя не примет, и ни одной живой душе о наших договорённостях. Со вторым условием она была полностью согласна и готова его выполнять без каких-либо оговорок, третье со скрипом, но без него никак. В конце концов, она находится непонятно где, кому можно доверять, а кому нет — не знает. Хотя как не знает? Знает — никому! А вот первое отдавало сомнительным душком. Люба перевела на него взгляд, и тот понял всё без слов. — Я сказал полное подчинение, — с нажимом повторил мужчина. И тут её осенило: какое воздержание, какая плева? Она уже давно не девственница! Губы растянулись в радостной улыбке, не предвещавшей оппоненту ничего хорошего. — Что опять? — не стал обманываться лёгкой победой злодей. Со скрипом, но ему пришлось снять заклятие немоты. — Вы кое-что упустили, — хрипло ответила пленница, — точнее опоздали лет на, — нехитрые математические вычисления, — шесть, так точно. — Это ты кое-что упускаешь, — лёгкое движение кистью и цепи со звоном опали на пол, — я маг и легко восстановлю сей недостаток. — Ого! — присвистнула Люба, вновь прикрываясь одеялом. — Так вам надо бизнес открывать, знаете, сколько на этом можно денег заработать? И тут он расхохотался: искренне, ядовито. По-иному просто не умел. — Знаю, — вновь вернулась маска безразличия, — но это ниже моего достоинства. — Понятно, — она вновь отвела взгляд, — насчёт подчинения… — Это не обсуждается, — отрезал маг. — Тогда прощайте, — со скоростью бешенной белки она залезла по ближайшему кроватному столбу и сиганула вниз головой прямо на каменные плиты пола. — Вот упрямица, — покачал головой герцог Брионский и обошёл вокруг замершей у самого пола фигуре, — неужели ты думала, что я позволю тебе умереть без моего на то соизволения? Похоже, ты всё-таки дура. Ладно, мне надоел этот спор. Сейчас тебя помоют и накормят, — он вернул ей вертикальное положение и опустил на кровать, — и дадут нормальную одежду. А то совсем одичала. И вышел, оставив Любаню размышлять о тщетности сопротивления. Ничто так хорошо не примиряет с действительностью, как простые радости после долгих лишений — старая, мудрая истина. Откуда ему было знать, что действительно являлось для неё лишением, а что лишь временным неудобством. Да, он неплохо изучил её неприглядную с виду жизнь, но познать нутро так и не смог. Мужчина, неженатый и не имевший детей — что он мог знать об истинной силе материнской любви? Да она готова костьми лечь, но не дать добраться до сокровенного! Люба вообще предпочитала превентивные меры. Самая желанная из них — прибить негодяя, предварительно вызнав, как вернуться обратно. На худой конец, просто прибить. Да, ребёнок в списке её приоритетов стоял на первом месте. А на втором… на втором шла мораль. Ни одному мужчине она не позволит к себе прикоснуться, пока не сможет доверять. А этот тип не только пытался заставить её соблазнить какого-то прынца, но и сам был не прочь оказать «простое человеческое внимание». Ещё эта оговорка с девственностью. Нет, сами такое ешьте! Магия ещё эта…, хотя именно она многое объясняла в этой чрезвычайно запутанной истории. Вообще, Люба всегда была девушкой приземлённой и в магию не верила. По крайней мере, тем гадалкам, что обещали по фотографии, отправленной по почте вместе с крупной суммой денег, вечную любовь, неземные богатства и долголетие, как у баобаба. Здесь же ей не раз продемонстрировали как минимум телекинез, о максимуме думать не хотелось вовсе. И это, на самом деле, главная проблема, в которой она совершенно не разбиралась и ничего не могла ей противопоставить. Будь ты хоть трижды дипломированным специалистом в области психологии, но если ты собака, то радуги тебе не видать. Нет, с этим определённо надо что-то делать! Как Любаня ни сопротивлялась, приятное чувство неги окутало её, едва она погрузилась в тёплую ванну. Что уж говорить про вкуснейший стейк с золотистой корочкой и нежнейшим мясом внутри. А к нему отварной картофель и помидоры, запечённые под сыром. Черешневый сок и гроздь душистого винограда. «Неплохой пряник», — ухмыльнулась пленница, — «на какую-нибудь дуру бы подействовал, но я-то помню, что он козёл!» — и продолжила поглощать калории, пока не отобрали. Вышеупомянутый вошёл вскоре после того, как её обрядили в лёгкое кремовое платье с кружевом цвета слоновой кости. Глубокое декольте обнажало верхнюю часть груди, что совершенно не устраивало женщину. Взглянув на себя в зеркало, она недовольно цыкнула и попыталась натянуть ткань повыше. — Скромность украшает человека, — раздался ироничный комментарий, — но не в твоём случае. Она резко обернулась на голос и увидела в дверях ту же унылую физиономию. А, нет, кажется, кто-то научился улыбаться. Точнее, пытался вспомнить, как это делается. Неудачно. — А сейчас будет ещё лучше, — он протянул ей хрустальный бокал с какой-то мутной жидкостью, — пей. На всякий случай она завела руки за спину и отрицательно мотнула головой. — Слушай, ты ещё контракт не подписала, а уже меня бесишь, — он продолжал держать вытянутой руку, — это просто омолаживающий эликсир. — Спасибо, я и так неплохо выгляжу, — вежливость и непреклонность — лучший спутник порядочной женщины. — Для своих лет, а нам нужна юная девица. — Вам — да, а меня и так всё устраивает. Кстати, а что это вы раздаёте бонусы до того, как заполучили в кабалу, — какой-то непоследовательный тип, — или это хитрый рекламный ход? — Ты говоришь какой-то бред, женщина, — верхняя губа нетерпеливо дёрнулась, — да любая другая на твоём месте уже бы в ноги мне поклонилась за столь бесценный дар. — Хмм, — она почувствовала, что ещё чуть-чуть, и он не выдержит: опять либо по стене размажет, либо цепями прикуёт, — только сам сначала попробуй. «Отведай ты из моего кубка», — память услужливо напомнила товарища Грозного в интерпретации Гайдая.