– Но была раньше? – допытывалась Сьюзан. Джим положил руку на руку и отвел глаза: – Не знаю. – Он разглядывал кухню – маленькую, но и дом у Сьюзан был маленьким. На окнах висели оранжевые занавески, и одна из них трепетала под ветерком у приоткрытой створки, но в комнате было жарковато. – Похоже, она считает, что со мной легче жить, когда я на таблетках, вот я и… на таблетках. – Джим улыбнулся Бобу. – Максимальная доза, поэтому я не пью. Что меня устраивает. Но Хелен явно пристрастилась к бутылке. По вечерам она то и дело подливает себе вина, я заметил. Сьюзан и Боб молча переглянулись. Затем Сьюзан сказала: – Но ты в порядке. Так ведь? – Конечно. – Джим перевел взгляд с сестры на брата. Бобу показалось, что он видит брата словно через стекло, и понял, что изменилось в Джиме. Живость, напористость пропали. Характером он мягче не стал, просто был одурманен лекарствами. Боб ощутил покалывание в груди и выпрямился. – Теперь у нас огромный дом, с иголочки, – продолжил Джим. Лицо его поблескивало от пота. – Тебе не нравится? – спросила Сьюзан, обмахиваясь воротом блузки в бело-голубую полоску. Лицо Джима стало серьезным. – Знаешь, – произнес он так, будто только сейчас понял, – на самом деле нет. Я скучаю по прежнему дому, это был необыкновенный дом, а теперь… – Он оглядел кухню Сьюзан словно в поисках подсказки. – Дворец, – сказал Боб. – Он похож на современный дворец. – Ага, – протянул Джим и кивнул Бобу. – Может, тебя так наказывают за измены, – сказала Сьюзан. И Джим подхватил: – Ну да, несомненно. Джим и Хелен жили в Парк-Слоуп, в старинном темно-коричневом особняке из песчаника, и когда Боб впервые после ремонта и переделок ступил внутрь, он подумал, что ошибся адресом. Лепнина, деревянные панели, цветные обои – все исчезло, дом выглядел вылизанным, как дворец. «Как тебе?» – спросила Хелен, едва не задыхаясь от волнения. «Потрясающе, – ответил Боб, – это что-то». «Тебе не нравится», – сказала Хелен, но Боб заверил ее, что это неправда, хотя так оно и было. Сьюзан вскипятила чайник, и пока она заваривала чай – в трех кружках по одному пакетику в каждой, – Джим сказал: – Я скучаю по Мэну. – Что? – встрепенулся Боб. Джим повторил. – Вот как? – повернулась к Джиму сестра. – Я часто вспоминаю маму в последнее время. – Забавно, – откликнулся Джим, – потому что и я тоже. – Что тебе вспоминается? – спросила Сьюзан, поставив две кружки на стол и взяв себе третью. – Ну, разное. Как трудно ей жилось, – ответил Джим. – Знаешь, о чем я еще часто думаю с некоторых пор? Мы ведь росли в бедности. – До тебя только сейчас дошло? – хохотнула Сьюзан. – Джимми, бог ты мой, разумеется, мы были бедны. Джим посмотрел на Боба: – Ты это понимал? – Э-э… да. Я понимал, Джим. – Наверное, я так долго был богачом – то есть жил как богатый человек долгое время, – что вроде как забыл, в какой бедности мы росли. – Да, Джим, все верно, – сказала Сьюзан. – Но как такое можно забыть? Мы спасались от холода, затыкая окна газетами. – Я не забыл. Просто давно об этом не вспоминал. Сьюзан села за стол. – Но мы же не были несчастны на самом деле. – Она смотрела на братьев. – Или были? «Не-а» Боба и «да» Джима прозвучали одновременно. – Джимми, ты был несчастен? – Сьюзан уже поднесла кружку ко рту, но теперь поставила ее обратно. – Конечно, был. Я думал, что убил папу, и думал об этом каждый день. И о том, как позволил Бобу взять вину на себя. Каждый день я об этом думал. Сьюзан медленно покачала головой: – Джимми, мне так жаль. – Джим, – сказал Боб, – давай поставим на этом крест. Мы были детьми. И представления не имели, что может случиться. Джим долго смотрел на брата, наконец сказал: – Что ж, тебе легко говорить «поставим крест», но это не отпускало меня всю мою жизнь ни на один день. – Он тряхнул головой и закинул ногу на ногу. – Ни на один чертов день. – Послушай, если бы это случилось с нами сейчас, – заговорил Боб цитатами из Маргарет, – нас бы отправили на терапию, где мы бы выговорились. Но это случилось пятьдесят с лишним лет назад, и все помалкивали, никто ни звука не проронил, только не в Ширли-Фоллз, – ни звука. А тебе пришлось хуже всех… Мне правда очень жаль, Джимми. – Нет, это я сожалею, Бобби, – очень серьезно ответил Джим. Сьюзан положила ладонь на руку Джима, в которой он держал кружку с чаем: – О, Джимми. Вот мы собрались тут здесь втроем, мы все состоялись, никто не потерялся по пути. Печаль отразилась на лице Джима, и Боб пытался придумать, как развеять его грусть, но Сьюзан спросила его о Пэм: – Как у нее дела? По-моему, веселее лета, чем то, что она провела с нами в том доме, у нас никогда не было. Она была просто молодец. Мало кто из студенток колледжа захотел бы провести летние каникулы в крошечном доме, а она согласилась. Наверное, дом ее родителей тоже был маленьким. Ты, Джим, тогда уже уехал. (Джим кивнул.) Словом, я ее хорошо помню. Как она? * * * В свой последний приезд в Нью-Йорк Боб позвонил бывшей жене Пэм, и они встретились в кафе рядом с ее домом в Верхнем Ист-Сайде. – Бобби! – воскликнула Пэм и обняла его. Она не изменилась, только выглядела старше, и он сказал ей об этом. Она рассмеялась: – Зато ты выглядишь классно! – Я скучаю по тебе, – сказал он и не соврал. – Ой, а как я по тебе скучаю, Бобби. – Пэм отбросила волосы назад; выкрашенные в приятный рыжий цвет, волосы падали ей на плечи. – Все время думаю, как ты там, в этом ужасном штате Мэн. Ладно, не ужасном, просто Мэн такой… – Ужасный, – закончил за нее Боб, и они засмеялись. – Я в порядке, Пэм. Со мной все нормально. Вспоминая об их встрече сейчас, Боб чувствовал прежнюю головокружительную любовь к Пэм. Они поженились сразу после колледжа, практически детьми, и прожили в браке почти пятнадцать лет. В глубине души Боб верил, что не узнай Пэм – не узнай они оба, – что он не может иметь детей, Пэм не ушла бы от него. Для Боба это было страшным ударом. И лишь позднее он понял, что и Пэм тяжело переживала развод. Но она нашла себе другого мужа, родила двоих сыновей, со временем Боба с ними познакомили, отличные ребята, да и муж ее казался нормальным парнем, Пэм ни разу на него не пожаловалась. Он работал топ-менеджером в фармацевтической компании, и Пэм купалась в деньгах, но когда они с Бобби встречались, оба превращались в детей, какими были в самом начале, только более взрослыми с виду, и всякий раз они подшучивали над этой метаморфозой. – У Пэм все хорошо, и даже очень, – ответил Боб сестре. Маргарет не полюбила Нью-Йорк, чему Боб был свидетель, когда один-единственный раз они приехали туда вместе. Она боялась спускаться в подземку, и как бы он ее ни успокаивал и как бы она сама ни старалась – а она старалась – освоиться в этом большом городе, визит не задался; Боб постоянно чувствовал, насколько ей плохо, и это его удручало, потому что он любил Нью-Йорк, где прожил тридцать лет, прежде чем встретил Маргарет в штате Мэн. – Передашь ей привет от меня? – попросила Сьюзан, и Боб обещал. – Скажи, что я о ней спрашивала. – Маргарет тебе больше подходит, – сказал Джим. – Почему ты так думаешь? – заспорила Сьюзан. Но Боб знал, чем ее отвлечь: – Сьюзан, расскажи, как дела у Зака. Джим нашел его в хорошей форме, когда он приезжал в Нью-Йорк. – Зак. – Сьюзан провела пятерней по волосам, седым, волнистым и обрезанным по плечи. – Он меня радует, Джим. Занимается компьютерным программированием, но ты наверняка об этом знаешь, и собирается жениться на девушке, с которой познакомился в Массачусетсе. – Она тебе нравится? – спросил Джим, отхлебнул чая и поставил кружку на стол. – Да. – Ясно. – Джим повертел головой, словно его что-то беспокоило. – Знаете, ребята, я хотел бы приезжать сюда чаще. Я скучаю по этим местам. Скучаю по Ширли-Фоллз и по вам обоим. Боб и Сьюзан переглянулись, Сюзан округлила глаза: – Так приезжай! Мы только за!