Живот напрягался – это продолжалось секунд тридцать – и расслаблялся снова. Наша няня жутко перепугалась и мгновенно подготовила дом по всем пунктам, ходила в страхе, наблюдая за моими действиями. На часах было уже около семи вечера. Я бодра и весела. Переоделась в приготовленный родовой костюмчик: белая туника и шортики. Дэви периодически звонила, просила померить температуру, принять горячий душ, немного перекусить. Есть и пить было обязательным условием для прогрессирования в родах. Воды больше не подтекали. Не знаю, сколько времени я провела в своей ванне на коврике совершенно одна, то переходила в душ, то облокачивалась на раковину. Я вышла, меня уговорили поесть, я начала есть, потом бросила, ходила вокруг стола как цапля, шутила: – Да ну фигня, это, наверное, не роды, разве роды такие бывают? Чтобы шутить и плясать по квартире? Через какое-то время мне стало не до шуток и не до танцев. На каждой схватке я опиралась на стол, раковину, стенку, опускала голову и закрывала глаза, крутила бедрами и молчала, просто дышала. При начавшейся схватке я командовала Васе нажать кнопку начала схваток в приложении на телефоне и отжать, соответственно, когда схватка уходила. – Мам, тут пишут: «Немедленно отправляйтесь в роддом»! Схватки каждые три-четыре минуты. Мне терпимо. Конечно, клизма значительно разгоняет процесс, но я пока совсем не в астрале. За окном стемнело. А давайте заплетем косы и наклеим золотые татушки? Я хочу помолиться Богородице, полежать и поговорить с Лёвушкой. Как ты там, маленький? Страшно тебе? И мне страшно… Но я здесь, я рядом, держу тебя! Я закрылась в ванной комнате. Наташа зашла, чтобы проведать, и забила тревогу: – Саша, вызывай немедленно акушерку – или я сейчас в скорую звонить буду! – Наташ, но мне не так уж и больно! И даже пробка отошла не полностью – раскрытие маленькое… На часах – одиннадцать вечера. Пишу Дэви: «Схватки каждые две-три минуты, терпимые. Я думаю, вам пора выезжать к нам». Дэви приезжает. Моя машина наготове на непредвиденный случай, водитель тоже найден и предупрежден. Я встречаю Дэви и тут же падаю на колени с новой схваткой. Раскачиваюсь в этом положении и снова встаю. Дэви быстро оценивает ситуацию: температура, давление; трогает живот, где сокращается матка, нащупывает положение Лёвы – остается всем довольна. Я прошу посмотреть раскрытие. – Что-о-о-о-о-о? Как два сантиметра? Да меня шарашит на все шесть, а то и семь! Липкий страх окутывает меня. Что я делаю не так? Почему нет прогресса? Я уже хочу в ванну, а при таком раскрытии меня точно не пустят – процесс пойдет еще медленнее. Вот, значит, что имеют в виду акушерки, называя третьи роды сюрпризом. Так, не истерить! Делай, делай что-то! За тебя этого ребенка никто не родит! Ответственность только на тебе. Открывайся, открывайся. Сама, сама! Надо расслабиться… – Дэви, можно я хотя бы живот окуну в воду, вся не буду залезать? Мне уже совсем плохо. Девочки, пожалуйста, мне надо побыть одной, без камер. Оксана, уложите детей спать! И вообще идите все спать, пожалуйста, сегодня точно «кина не будет»! Ухожу к себе в «нору». Закрываю дверь. Скручиваю из одеяла гнездо, ложусь на него сверху, опускаю живот, как в колыбельку. В наушниках – аудиозапись гипнородов на английском. Приходит доула Глайол, помощница Дэви. Приносит бокал игристого розе с трубочкой – нужно пить для стимуляции. Садится тихо в углу. Не смотрит на меня. «Окей, оставайся». От шампанского тошнит. Волочусь между схватками в туалет – ощущение, что сейчас вырвет. Отошла пробка – дело пошло. Пузырь цел, воды не подтекают, ребенок очень низко. Дэви отказывается проверять раскрытие – смотрели же полчаса назад! Всем объявляется тихий час минимум до четырех утра! Дом затихает. Я чувствую то озноб, то жар, то тошноту. Электрическим током разносится по всему телу голос из аудиогипноза: «Open, open, open». Доула прикладывает ледяную салфетку ко лбу, укрывает ноги, делает массаж стоп между схватками. В темноте и тишине загорается экран телефона. Дима: – Как дела? – Дима, я рожаю прямо сейчас, и мне *****. – Все будет хорошо! Напиши, как что. Как?! Как я это выдержала раньше? Сама? Боже, это невозможно пережить без ванны! Я начинаю бояться каждой следующей схватки. Знаю, что это был за зверь только что. И следующий обещает быть еще страшнее. Главное – не повторять ошибку вторых родов: не зажимать низ от боли! Расслабляться навстречу этому огнедышащему дракону. Это программа выживания на ближайшие две минуты. А дальше посмотрим… Поглядываю на часы: время близится к первому часу ночи. Что-то странное. Всего час назад меня отправили с двумя сантиметрами раскрытия, а сейчас каждая схватка вынуждает меня на выходе кряхтеть, спирает дыхание! Рано же еще. Не может быть потуг! Я встречаю огненные схватки одну за другой, отпускаю – и проваливаюсь в гипнонирвану. «Представляй, что твоя шейка матки как тающее масло» – звучит в наушниках. Поглядываю на доулу: неужели она не видит, как странно заканчивается каждая схватка уже полчаса? Я уже не могу это скрывать, подрыкиваю голосом на каждом выходе. Дом спит. Тихо-тихо переползаю в ванную, никого не трогаю. «Лёвушка, я здесь, я знаю, что тебе страшно. Мне тоже очень страшно! Я рядом, чувствую то же, что и ты! Мы вместе». Собираюсь залезть в ванную. Вода остыла! Доула в недоумении наблюдает за мной. Открываю слив. Схватка сбивает с ног, начинаю тихо и жалобно плакать и просить скорее набрать воды. Доула понимает меня по-своему и бежит за стаканом с водой. Девочка-оператор не выдерживает и говорит ей: да в ванну воды наливайте и акушерку зовите! Суета. Няня нервничает. Дети спят. Следующая схватка встречает меня на коленях в ванне, заканчивается грозным рыком и появлением Дэви. Я уже не могу сдерживать это и рычу, рычу, тужусь и плачу. Дэви убегает за своим ящичком со всем необходимым, а я чувствую, что Лев уже на выходе. Времени осталось всего на пару схваток! Маленькая торпеда движется внутри меня к выходу. Я вспоминаю это явное ощущение – этот ребенок выходит в разы проще всех остальных. Я не помогаю ему совсем, а просто даю делать то, что он хочет! Дэви принимает Льва в свои руки и кричит: «Позовите девочку!» Спросонья она забыла имя Василисы, но помнит, что обещала ей дать поймать малыша. Василису будят, она входит, когда Лев уже в моих руках – такой крохотный, в смазке, с пульсирующей пуповиной, с головой ровно той же формы, что была у Василисы и Макарки сразу после рождения. Я-то помню эту головешку, а Васька растерялась. Няня говорит мне: – Саш, говорят, девочка! – Это девочка? – Я не знаю! Ложусь в удобное положение в наполненную до половины ванну, разглядываю прибывшего на эту планету малыша, проверяю между ножек – ну вы что, мальчик это! Это ж мой Лев! Лёвушка! Маленький! Хороший мой! Привет! Привет, мой родной! Не бойся! Я с тобой. Я рядом. Я всегда буду рядом! Мне очень хотелось рассказать эту часть подробно, потому что она очень важна для меня. Я хочу сохранить в памяти все детали того дня. Как я без труда через каких-то семь-десять минут родила красивую плаценту – ангела-хранителя моего сына; ангела, который защищал моего ребенка вместе со мной все девять месяцев. Как мы лежали дальше вместе и знакомились. И никто не мешал нам. Как перерезание пуповины и отделение от плаценты произошло несколькими часами позже… Как я прикладывала такого крошку Льва к груди и как жадно и уверенно он присасывался, словно репетировал это все девять месяцев своей жизни в том внутриутробном мире… Как я надела на Лёвика первый костюмчик, купленный в Таиланде. На нем были нарисованы маленькие крокодильчики, жирафики и, конечно же, львы. Самое сложное чувство накрывало меня, когда я сидела на кровати, смотрела за окно на пальмы, а потом переводила взгляд на Лёвушку и понимала, что кроме меня никому на свете до этого человечка дела нет. Это было невыносимо. Все, что будет дальше, будет касаться только меня – все хлопоты, радости. Меня туманили окситоциновые облака, я рыдала от любви к малышу и от горя, что мне абсолютно не с кем разделить эту неземную любовь и умиление! Ни одному врагу на свете я не пожелаю оказаться в этой ситуации. В моменте беснующихся гормонов, молочных рек и послеродового состояния чувствовать это невыносимо. * * * В России начинается показ реалити-шоу «Беременные». На меня обрушивается водопад поддержки, восхищения, внимания от женщин России. И не только! Когда я шла по Лос-Анджелесу, с другой стороны улицы раздавался мужской крик: «Саша, моя жена в восторге от вас! Спасибо вам за все!» Это был очень особенный момент. С одной стороны – я растила младенчика, заботилась о старших малышах, ходила на прогулки уже в качестве мамы троих детей, продолжала работать с коллекциями, писать статьи и планировать. С другой – у меня не было помощи и поддержки. Уже через два дня после родов я толкала перед собой тележку в супермаркете, тащила тяжелые пакеты из машины к квартире, заливаясь кровью и слезами… С третьей стороны, в интернете нашлись не только те, кого вдохновил мой опыт, – началась настоящая травля меня. Заветная цель хейтеров – чтобы меня «пинком под зад вышвырнули из США», чтобы у меня ничего не получилось. В тот момент, когда я была невероятно уязвима и мне было по-женски тяжело, я воспринимала такое отношение к себе очень эмоционально. Только позже я осознала, кто эти люди, что ими движет, пожалела их от души и пошла своей дорогой. Мама с папой подали документы на американские визы. Маме одобрили сразу же. А вот папу, который работает в Звездном городке, донимали вопросами еще месяц. Проверка съела большую часть папиного отпуска, и, когда до выхода на работу оставалось всего десять дней, папе одобрили визу и выдали паспорт. Они с мамой купили билеты на рейс через Лондон (прямых уже не было в наличии) и в тот же день, не теряя ни минуты, вылетели в Лос-Анджелес ко мне и теперь уже троим внукам! Я спала и ничего не знала. Только утром, проснувшись, получила сообщение о том, что родители уже в самолете. Мы оставили трехнедельного Лёву с няней, купили с Васей и Макаркой шарики и цветы, нарисовали плакат и стояли в аэропорту Брэдли, высматривая родные лица. Сердца колотились, прошло почти три часа с момента приземления самолета, пора кормить Лёвку, а их все нет. И сообщения не доходят. И вот они наконец – папа, мама, такие свои! Такие любимые и добрые лица! Как будто не было расставания. Мама помогла организовать крестины Лёвушке в положенное время, папа стал крестным. С родителями становится намного теплее на душе. Ощущение поддержки своего рода дает почву под ногами. За десять дней мама с папой влюбились в Калифорнию и Лёвушку! Я нахожу в себе силы не упрашивать их остаться, с уважением отпускаю в свою жизнь, в свой дом, в свое Кутузово… Отвожу за ручку Макарку в первый класс, а Васюшу – в пятый, мои родители улетают обратно в Россию. * * * Я все еще жду ответа из иммиграционного офиса. В сентябре к нам прилетает Дима. Когда он заходит в комнату и подходит к маленькому мальчику в бодике с надписью «Лучший папин сын», я сижу в сторонке и беззвучно рыдаю. У меня внутри все дрожит и плачет, а снаружи майка мокнет от грудного молока. Дима с первого взгляда влюбляется в Лёвика. Носит его на ручках, катает в коляске, гордится и постоянно повторяет одну и ту же фразу: «Боже, какой милый ребенок!» Мы встречаемся с друзьями, ездим гулять на Променад, и я показываю Диме то место, где бежала за забытыми чехлами, где все началось. На какие-то мгновения я представляю, что мы – нормальная семья. Вася льнет к Диме, но каникулы заканчиваются, и он улетает обратно. Я же не могу себе позволить лечь и умереть, хотя состояние именно такое. Когда мне говорят: «Саша, какая ты сильная, так стойко и с улыбкой все перенесла!» – мне странно это слышать. А разве у меня был другой выбор? Его просто не существовало. Я не могла исчезнуть. Я не могла спрыгнуть с обрыва ото всех этих переживаний. Все, что я могла, – просыпаться и везти детей в школу, кормить грудью младенца, заниматься работой. Скучать. Я очень тосковала по мужской ласке, вниманию, одобрению. Долгие месяцы ожидания и грудного вскармливания – одна. Я помню тот день, когда подружки впервые после родов позвали выйти на вечеринку. – Саша, надо развеяться, что ты залипла? Лёвушке уже три месяца! Я сбросила эту беременную припухлость, могу похвастаться аппетитными формами, жаркое начало октября наградило меня загаром – я почувствовала себя красивой! Надеваю изумрудное платье со шлейфом, сверкающие босоножки в стразах, наношу шиммер на скулы… – Девочки, куда мы едем? Почему мы повернули на Санта-Монику? Мы же хотели в Беверли в какой-то новый модный клуб! – Ой, давайте заедем тут в одно популярное молодежное местечко! Что? Куда вы меня тащите? Это же тот самый клуб, где я познакомилась с Джулианом! С этого клуба начались все мои приключения. Я стою под открытым небом. Вокруг шум, к подружкам липнут парни, а я как будто во всем этом замерла. В моей памяти проносятся все эти месяцы, страдания. Тяжесть пережитого начинает накатывать волнами – истерика вот-вот разразится. Оказывается, я совсем еще не восстановилась от прошлых ран. – Девочки, давайте уйдем отсюда! Идем на выход. У выхода огромная очередь из желающих попасть внутрь. Я хочу домой к сыну, дочери и еще одному сыну. – Саша, иди быстро вперед, не оборачивайся! Не смотри влево! – Влево? Что там? Тяну шею, впиваюсь глазами в очередь. Слышу знакомый голос: – Хей, девушки, дайте мне поговорить с этой леди! Что? Джулиан?! Девочки тащат меня в машину. Джулиан хватает за руку и тащит в другую сторону. Я позволяю Джулиану отвоевать меня у подруг. Девочки уезжают.