— Кать, тебя подбросить до школы? — спросил, глядя на ее профиль. — Сама доберусь, не маленькая, — ответила она, не взглянув на меня даже мельком. Отодвинула стул, подошла к раковине и выплеснула в нее остатки чая. Всполоснула кружку и оставила ее на сушилке, после чего молча удалилась из кухни. — Катюше нужны новые зимние сапоги, — проговорила тёща в поверхность стола, когда мы остались с ней одни. — Понял, — коротко кивнул. — Сходи с ней в выходные в торговый центр и купи, — повысила она тон, сверля выцветшим взглядом мой торс. — У меня нет времени еще и на это. — Понял, — повторил снова и залил растворимый кофе кипятком из чайника. — Ты, вообще, меня слушаешь? — вспылила она и рядом с моим плечом пролетела тряпка, которой она только что полировала стол. — Нет, но про сапоги услышал, — ответил равнодушно и повернулся к ней. Отпил горячий, горький кофе, поморщился и облизал обожженную губу. — Сукин сын, — прошипела старуха и потрясла сморщенными подбородками, словно подбирая слова для того, чтобы больнее меня уколоть. — Ба, ну ты идешь? — донесся до нас голос Кати. — Я в школу опоздаю. — Сегодня я последний раз помогаю ей добраться до школы, — процедила теща сквозь стиснутые зубные протезы. — Дальше сам. Я устала. Мне уже не двадцать лет, чтобы скакать каждое утро сюда через весь город и обслуживать вас. — Помните, как закрывать за собой дверь? — Урод, — буркнула старая ведьма и топотом коротких ног удалилась из кухни на голос внучки. — Иду, Катюша. Вылил недопитый кофе в раковину. Без аппетита заглянул в кастрюлю с тещиным борщем и вышел из кухни. В шкафу из чистых вещей остался только костюм для торжественных выходов в свет. Не имея альтернативы, решил надеть его. Сползающие брюки плотно перетянул ремнем. Заправил в них единственную белую и чистую рубашку. На свадьбу, что ли, собрался, идиот? Отмахнулся от своего же отражения, натянул на плечи пиджак, сверху пальто, ботинки и покинул квартиру. В баре забрал ключи от машины и привычно наполнил серебристую фляжку виски до конца рабочего дня. Проходная университета, аудитории, пары, скучающие студенты, кокетки-студентки, коллеги, избегающие контакта глаз… Заезженный до дыр день повторялся снова. Снова за спиной стук каблука, вколачивающийся в затуманенный алкоголем больной мозг. Еще одна «умница», предпочитающая знаниям физику тел, следует за мной в пыльный бункер. Осуждаю ли я её? Стыдно ли мне за нее? За себя? Индифферентно. В темном коридоре цокольного этажа виден свет. Свет в конце тоннеля, мать его. У двери в архив кто-то стоит с телефоном у лица. Блики экрана отображаются в очках на маленьком лице, девичьем лице. Сегодня две желающих сдать зачет на особых условиях? Не получится. В любом случае, останется только одна и ею станет та, которая следует за мной. Её я, хотя бы, видел при свете. Что ждет меня за теми очками, мне неизвестно. Услышав стук каблука о бетонный пол, девка в очках подняла взгляд и включила фонарик на телефоне, слепя всё живое в радиусе десяти метров. — Здравствуйте, Павел Романович, — выдала она скучающе, пока я щурился от яркого света и пытался не сдохнуть от давления в висках. — Выключи, — сказал сдавлено и вставил длинный ключ в замок увесистой металлической двери. — Или в глаза не свети. — Мне нужен архив, Павел Романович, — очкастая проигнорировала мои слова и продолжила светить мне в голову до тех пор, пока я не включил свет внутри архива. Когда глаза привыкли к освещению, присмотрелся к девчонке и узнал в ней одну из своих студенток. Второкурсница. — Архив занят для дополнительного занятия, Жильцова, — намеренно сделал максимально строгий тон, которому нельзя возразить. — Да? — выгнула она бровь, подняв ее над черной оправой. Оценивающе оглядела блондинку с красной помадой и снова повернулась ко мне. — Ну, так пусть ваша отличница подтянет трусы и придет в следующий раз. Я больше месяца жду, когда у вас будет перерыв между дополнительными занятиями. При слове «дополнительными» девчонка изобразила в воздухе кавычки. Ни для кого не секрет, как иногда проходят мои дополнительные занятия последние полгода. Но все предпочитали закрывать глаза на это или делать вид, что ничего не происходит. — Жильцова, не наглей, — заглянул ей в глаза и подбородком указал на дверь, давая понять, что не намерен вступать в спор, в котором она, заведомо, проигравшая. — Всего доброго. — Хреноброво! — огрызнулась очкастая и демонстративно уселась за соседний стол, положив на его поверхность рюкзак. Озлобленно посмотрела мне в глаза и без капли сомнения и страха произнесла. — Хотите трахаться? Пожалуйста! Вы мне не помешаете. Но если я завалю эту курсовую, то меня просто потрахаться с деканом не спасет. — Жильцова! — прикрикнул я. — Я вас не слышу и не вижу, — певуче ответила девушка и пошла бродить между стеллажами с книгами, касаясь их корешков. Раздражение острыми иглами прошлось по затылку. Хотелось взять мелкую выскочку за шкирку и вышвырнуть не только из архива, но и из университета тоже. — Я, наверное, позже зайду, Павел Романович, — томно произнесла блондинка и напоследок сверкнула грудью в широком вырезе блузки. Коротко кивнул ей и по бетонному полу вновь послышался стук каблуков, в этот раз удаляющийся. — Что-то вы быстро, Павел Романович, — хмыкнула очкастая, выйдя из лабиринта стеллажей. Сложила стопку книг на край стола и достала из рюкзака большую тетрадь и пенал с ручками. — О вас такие легенды ходят… Проигнорировал плоские намеки. Выдвинул стул и без сил рухнул на него, закинув ноги на стол. Во внутреннем кармане пиджака призывно булькнуло содержимое серебристой фляжки. Значит, пора обратить на нее внимание. В несколько глотков осушил ее содержимое и швырнул на стол пустую тару. Потер лицо ладонями и закрыл глаза, намереваясь немного вздремнуть. Видимо, эта зубрилка тут надолго. Судя по тому, как она разложила арсенал ручек и огромную тетрадь, я здесь и до утра могу остаться. Ощущение сухости и песка в глазах не позволяло расслабиться и забыться хоть на короткое время. Кончиками пальцев потер глаза и сложил руки на груди. Опустил взгляд и посмотрел на бескомпромиссную студентку, которая листала книгу с пожелтевшими листами в поисках нужной ей информации. Брюнетка. Сегодня она брюнетка. Первый раз, когда я ее видел на первом курсе во время университетского субботника, у нее были красные волосы и тот же уровень равнодушия к окружающим, как ко мне сейчас. Хотя нет… Тогда она была гораздо более болтливее и была единственной, кто с удовольствием возилась с моей дочерью, которую в тот день я взял с собой. Намеренно долго и внимательно смотрел на ее лицо, ожидая, что она почувствует мой взгляд, посмотрит на меня и увидит, насколько я не рад ее присутствию здесь. Пристальное внимание должно же ощущаться, как навязчивая помойная муха? Никакой реакции не последовало ни через минуту, ни через пять. Она была занята делом и не обращала на моё присутствие совершенно никакого внимания. Перелистывала страницы, что-то записывала в тетрадь и так по кругу. В один из моментов её телефон издал короткую вибрацию. Девчонка провела пальцем по экрану мобильника, улыбнулась и набрала короткий ответ. Снова вибрация и в этот раз тихий смешок после прочтения. Улыбаясь, покачала головой и заблокировала экран, оставив собеседника без ответа. Продолжила запись конспекта, постепенно вернув лицу серьёзность. Неожиданно пришел к выводу, что весь ее негатив был направлен исключительно на меня и тут же забыл об этом, снова пытаясь немного вздремнуть. Пульсация в висках от непроходящей головной боли раздражала. Потер виски, помотал головой из стороны в сторону и тяжело вздохнул, когда ни одна из этих манипуляций и на йоту не ослабила дискомфорт. — Хоть весь воздух тут всосите и отравите перегаром, но я не уйду до тех пор, пока не выпишу всю ту информацию, что мне нужна, — не глядя на меня произнесла девчонка. Снова посмотрел на ее профиль и снова увидел абсолютную отрешенность. — Помнится, — решил достать ее разговором, чтобы она не смогла сосредоточиться на конспекте. — Мы в прошлом году перешли на «ты» во время субботника. — Помнится, — начала она в тон мне, но не прекратила вести запись в тетради. — В прошлом году я перешла на «ты» с классным интересным мужиком. Он еще мне на том субботнике вместе со своей дочерью сухой листвы за воротник напихал. А кто вы такой, я в душе не ведаю. — У тебя плохая память на лица или, в принципе, проблемы с памятью? — спросил я, снова злясь на ее холодную интонацию. — У меня проблемы с жалком, — снова, не глядя на меня ответила она и продолжила записывать. — С жалком? — нахмурился. — Ага, с ним, — она лениво перелистнула страницы книги и что-то записала в тетрадь. — Относительно вас моё жалко сломано. — Нормально можешь говорить? — в горле пересохло от раздражения. — Нормально? — наконец, она посмотрела мне в лицо взглядом, которым смотрят на пустое место. — Мне вас нисколько не жалко. Теперь. Так вам нормально? Доходчиво? Теперь? Что это за уточнение? И почему меня должно быть жалко? — Если ты продолжишь так со мной разговаривать, я тебя вышвырну отсюда как мелкую псину, — стиснул зубы, задыхаясь от необъяснимого приступа ярости. — Как ваша дочь? Катя, кажется? — неожиданно спросила она всё с той же отрешенностью. — С ней всё нормально и это не твоё дело. — Ну, да, — покачала она задумчиво головой и снова обратила своё внимание на конспект. Продолжила говорить и записывать так, словно меня здесь нет. — Что у нее может быть ненормального? Всего-то мама умерла. Подумаешь, на одного родителя меньше. Зачем их целых два на одного ребенка? Убрал ноги со стола. Настолько резко встал, что опрокинул стул, на котором сидел секунду назад.