— Еще бы, — сказал я, — вся верхушка-то разбежалась из страны. — Пф, «верхушка»! — пренебрежительно фыркнул Илья. — Ты даже представить не можешь, кто ее реальный хозяин! Потому расследования и не будет. Илья возвел очи горе, словно ожидал увидеть «реального хозяина», распластавшегося на потолке, словно ниндзя или Человек-паук. В общем, жизнь вошла в свои берега. Мы с Иришкой поженились. Когда мы подавали заявления в ЗАГС, нас узнали, сбежались офисные тетки, ахали, расспрашивали — в основном, про Антона Вольского. В апреле, когда состоялась свадьба, о нас уже забыли. И мы поженились спокойно. Иришка, прекрасная, как видение в своих белых прозрачных юбках и накидках, танцевала в кругу гостей. А вы говорите, что сказке не место в реальности! Родители с обеих сторон были счастливы. Так и хочется объявить «тут и сказке конец», но нет, снова еще пока не конец. Может быть, в третий раз я сумею добраться до конца. Глава тринадцатая и последняя. Но история продолжается Через месяц поженились Катя и Илья. Эти профессионалы сказочного дела настолько не верили в чудеса и приметы, что не испугались жениться в мае. Хотя и без примет ясно, что им придется всю жизнь маяться. Этим непоседливым людям покой даже не снится. С легкой руки Антона Вольского они устроились работать на телевидение. Такие классные специалисты, как Илья нужны всем, кто в состоянии заплатить, а Катя — общительная, расторопная, умная, активная, с прекрасно подвешенным языком — пришлась ко двору на телестудии, как нигде. Но этим друзьям там скучно. И все чаще на совместных посиделках с вином или чаем, они заговаривают, что неплохо бы открыть частное детективное агентство. Думаю, скоро мы узнаем про открывшееся частное сыскное агентство «КИЛЬка» или «Килт», или что там еще можно составить из их имен. Логотип я им нарисую, но больше ни-ни. В отличие от моих друзей, я люблю спокойную жизнь. Потом произошло настоящее чудо. У Иришки стал расти аккуратный животик, и в положенное время она родила Екатерину-вторую. Белобрысую, как я, и темноглазую, как Иришка. Мы назвали дочку в честь нашей доброй хранительницы Кати, Екатерины-первой. Если бы не она, Иришка так и плавала бы до сих пор в студеном море-океане в виде нерпы, окруженная выводком нерпят; а я знать не знал бы, что когда-то любил лучшую девушку на свете. Только бы рисовал портреты худенькой большеглазой красавицы, похожей на Бемби. Кстати, стоило мне поместить портрет Иришки-Бемби в портфолио, как предложения о работе посыпались, словно из рога изобилия. Я завязал с фрилансом и продался задорого в солидную фирму. Нехватка денег осталась в прошлом. Скучаю отчасти по временам, когда я был свободным художником, зато обеспечиваю свою маленькую любимую семью. Нельзя иметь все сразу, как разумно заметила мама. Иришка бросила свои бухгалтерские курсы и вплотную занялась трайбл фьюжн. Это такое этнографическое танцевальное направление: смесь танцев разных народов. «И правильно, — прокомментировала ее шаг начитанная Катя-первая, — грешно на арабском скакуне воду возить!» Особой карьеры Иришка не сделала, зато стала широко известна в узких кругах танцоров этого направления. Она первая внесла в знойную индийско-африканскую смесь движений северные нотки. Танцуя, Иришка машет руками, как чайка, извивается, как рыба, прыгает, как нерпа. Выступает на фестивалях, конкурсах и прочих танцевальных тусовках, а по вечерам ведет занятия для начинающих. Она счастлива — значит, и я тоже. Маленькая Катюшка тоже любит нацепить на себя что-нибудь звенящее и блестящее и попрыгать, и помахать руками, «как мама». Мне кажется, у нее здорово получается. Но Иришка говорит, что я необъективен. Хо! Еще как необъективен! По вечерам, когда мама уходит на занятия: раскрывать в своих подопечных «исконную женственность», мы остаемся с Катенкой вдвоем, и мне самому приходится укладывать дочку спать. Она так привыкла к чтению на ночь, что требует сказку в моем исполнении, даже если мама дома. Катя с Ильей на три года подарили ей роскошный том с картинками: «Книгу сказок». Моя дочка — это тот редкий ребенок, для которого книга, без всяких шуток, лучший подарок. Когда она разглядывает в ней картинки, то выглядит прямо как фея Виллина из «Волшебника Изумрудного города» с иллюстрации Леонида Владимирского. Фея, если вы помните, положила на камень свою Волшебную книгу, потому что та росла-росла и выросла так, что требовала опоры. Из этой чудесной книжки я и читаю по вечерам Катюхе. Иногда мне кажется, что ее старшая тезка свистнула этот том из какой-то сказки в свою бытность сотрудницей «Корпорации». В книжке нет оглавления, а волшебных историй столько, что я ни разу не прочитал одну дважды. Если Катенок требует прочитать ей уже знакомую сказку, то у меня просто не получается ее найти. Приходится пересказывать своими словами. Я сделался заправским сказочником. Ведь дети любят слушать одни и те же истории по многу раз. Однажды я усадил Катенка в подушки, вручил ей чашку с теплым сладким молоком (такой у нас вечерний ритуал), а сам сел рядом и принялся добросовестно искать в замечательном талмуде сказку про петушка и летучее зернышко. Эту историю вчера читала Катюхе Иришка, но дочка непременно хотела прослушать ее в моем исполнении, а я даже представить себе не мог, что это за сказка такая. Катюха макала язык в молоко, дула в чашку и по-всякому развлекала себя, пока я листал мелованные страницы, безуспешно пытаясь найти хоть какую-нибудь иллюстрацию с петушком. И вдруг наткнулся на картинку: северное ночное небо, чум, море и на этом фоне — северная мадонна с голубоглазым младенцем на руках. Сказка называлась: «Мальчик-рыбка». Начиналась она так: «Было или не было, давно или недавно, а родился у одной женщины из племени рыб мальчик с глазами, голубыми, как цветы перелески, и с волосами цвета осенней травы…» Я всмотрелся в лицо матери малыша — боже мой, я же совсем не помню лица Ели, этой северной амазонки, некогда было разглядывать ее, да и времени сколько прошло… «… мальчик рос матери на радость, но когда он вошел в возраст детских игр, то сверстники не брали его играть, поскольку он сильно отличался от них. Хотя мальчик был смышлен и добродушен…» Тут до меня дошло, что Катюха уже давно таранит меня пустой чашкой. «…тогда старейшая племени дала мальчику волшебную лодку, которая плавает по воде и по снегу, и сказала: «Твоей судьбы здесь нет! Отправляйся и найди своего отца. Может быть, среди его народа ты найдешь свое…» — Пааап! — Погоди, Катерина, мне попалась хорошая сказка! «Можно ли читать эту сказку ребенку? Вдруг она для взрослых?» — Где? Где? Чашка с остатком молока на донышке опасно нависла над мелованными страницами, я резко отодвинулся в сторону, не удержал том. Тот захлопнулся и упал на пол. Я забрал у дочки чашку, утер молочные «усы», накрыл одеялом. Не помню, что я читал ей в тот вечер. Когда этот вечный двигатель заснул, я стал методично листать книгу в поисках мелькнувшей сказки, но она, конечно, словно растворилась среди гладких страниц. У меня осталось ощущение, что я на краткий миг увидел своего сына, единокровного брата Катенка. И не успел ничего узнать. Могло ли такое быть? Но все-таки хорошо, что книга открылась на этих страницах для меня, и хорошо, что Иришки не было дома… Теперь в третий раз я пытаюсь объявить конец сказки. В самом деле, все устроилось отлично, лучше и быть не может. Только кажется мне, что это опять не конец… Нет мне покоя. Где-то странствует, пытается отыскать меня мой сын. Конечно, сказка про мальчика-рыбку — всего лишь сказка. Катерина-первая твердо уверена, что сказочные персонажи не способны пересекать границу реальности. Но у меня свой способ. Я опять рисую картину: голубоглазый мальчишка с развевающимися льняными волосами несется на помеси лодки и сноуборда по снегу. (Кстати, куда делся наш с Иришкой «сноуборд», который я спрятал в пещере? Может быть, вернулся к хозяйке?) Солнце, месяц, звезды, северное сияние — все освещает мальчику путь. Я же не могу бросить парня без помощи. Рисовать или не рисовать — зависит не от меня. Я должен помочь сынишке. Неважно, что произойдет, когда он появится, как воспримет случившееся Иришка. Когда-то я, очертя голову, бросился на поиск любимой, и оказался прав. Теперь я всеми силами стремлюсь соединиться с тоскующим без меня сыном. Еще пара часов, и картина будет готова. К о н е ц