«Они отлично дерутся», — с гордостью думаю я, наблюдая за их разборками. Но как старший мужчина в доме, я должен это прекратить. Я хватаю Карлоса за воротник рубашки, но спотыкаюсь об ногу Луиса и вместе с ними падаю на пол. Прежде чем я успеваю встать, мне на спину выливают ледяную воду. Быстро обернувшись, я вижу mi’amá[4] в рабочей форме, которая держит над нами ведро. Она работает кассиром в местном продуктовом магазине в паре кварталов от нашего дома. Платят чертовски мало, но нам много и не надо. — Вставай, — приказывает она. Ее взрывной характер проявляется в полную силу. — Блин, ма, — говорит Карлос, поднимаясь. Mi’amá опускает руку в ледяную воду и брызгает в лицо Карлоса. Луис смеется — и, прежде чем успевает опомниться, тоже оказывается под холодным душем. Они никогда не поумнеют? — Что-то не так, Луис? — спрашивает мама. — Нет, мэм, — отвечает Луис, вытягиваясь, как солдат, по стойке «смирно». — Какие-то еще гадости вылетят из твоего boca[5], Карлос? — Мама опускает руку в воду как предупреждение. — Нет, мэм, — отвечает второй солдат. — А ты, Алехандро? — Ее глаза сузились в щелки. — Что? Я пытался их разнять, — говорю я невинно и улыбаюсь своей неотразимой улыбкой. Мама брызгает водой мне в лицо. — Это за то, что не разнял раньше. А теперь все одевайтесь и позавтракайте перед школой. Вот и все, что я получаю за свою неотразимую улыбку. — Все равно ты нас любишь, — кричу я ей вслед. Быстро приняв душ, я оборачиваю полотенце вокруг талии и возвращаюсь в комнату. И вижу Луиса с моей банданой на голове — в этот миг во мне все сжимается. Я сдергиваю с него бандану. — Не трогай ее, Луис. — Почему? — спрашивает он. Невинные карие глаза. Для Луиса это бандана. Для меня это символ того, чего больше не будет. Как, черт побери, мне объяснить это одиннадцатилетнему ребенку? Он знает, кто я такой. Не секрет, что это цвета банды «Мексиканская кровь». Из-за расплаты и мести я оказался там, откуда теперь нет выхода. Но я скорее умру, чем втяну туда братьев. Я сжимаю бандану в кулаке. — Луис, не трогай мои шмотки. Особенно вещи с символами банды. — Мне нравятся красный и черный. Только этого мне не хватало. — Если я когда-нибудь поймаю тебя с этим снова, ты будешь сине-желтый — от синяков, — замечаю я. — Понял, братец? Он пожимает плечами. — Да. Понял. Луис выходит из комнаты пружинящим шагом — сомневаюсь, что он действительно понял. Я запрещаю себе об этом думать, хватаю черную футболку из комода и натягиваю старые потертые джинсы. Я завязываю бандану на голове, когда слышу мамин громкий голос из кухни: — Алехандро, спускайся, пока завтрак не остыл. De prisa[6], поторопись. — Иду. Я, видимо, никогда не пойму, почему еда такая важная часть жизни для нее. Мои братья уже уплетают завтрак, когда я вхожу в кухню. Я открываю холодильник и изучаю его содержимое. — Садись. — Ма, я просто возьму… — Ничего ты не возьмешь, Алехандро. Сядь. Мы семья и должны вместе поесть. Я вздыхаю, закрываю холодильник и сажусь рядом с Карлосом. В том, чтобы быть частью семьи, иногда есть свои недостатки. Mi’amá ставит передо мной тарелку с huevos и tortillas[7]. — Почему ты не можешь называть меня Алекс? — Я опускаю голову и утыкаюсь в завтрак. — Если бы я хотела назвать тебя Алекс, то не выбрала бы имя Алехандро. Тебе оно не нравится? Мои мышцы напрягаются. Меня назвали в честь умершего отца — и таким образом переложили на меня ответственность быть главным мужчиной в доме. Алехандро, Алехандро младший, Младший… для меня это звучит одинаково. Все одно — наплевать, кто я за этим именем. — Это имеет значение? — бормочу я, беря тортилью. Поднимаю глаза и пытаюсь оценить мамину реакцию. Она стоит ко мне спиной и моет посуду. — Нет. — Алекс хочет сделать вид, что он белый, — вмешивается Карлос. — Ты можешь изменить имя, братишка, но все равно все будут воспринимать тебя как мексиканца. — Карлос, cállate la boca[8], — предупреждаю я. — Я не хочу быть белым. Просто не хочу, чтобы меня связывали с отцом. — Вы двое, Por favor[9], — просит мама. — Для одного дня ссор уже хватит. — Mojado[10] — напевает Карлос и бесит меня, называя «мокрой спиной»[11]. С меня хватит трепа Карлоса; он зашел слишком далеко. Я встаю, со скрипом отодвигая стул. Карлос поднимается вслед за мной и сокращает пространство между нами. Он знает, что я могу надрать ему задницу. Когда-нибудь его раздутое эго доведет его до беды. — Карлос, сядь, — приказывает Mi’amá. — Грязный мексикашка. — Карлос растягивает слова в поддельном акценте. — А еще лучше, es un Ganguero[12]. — Карлос! — Mi’amá резко обрывает его и делает шаг вперед, но я встаю между ними и хватаю брата за воротник. — Да, это все, что обо мне могут подумать, — отвечаю я. — Но ты несешь такую хрень, что к тебе будут относиться так же. — Брат, они будут думать так обо мне в любом случае. Хочу я того или нет. Я отпускаю его. — Ты не прав, Карлос. Вы можете добиться большего, быть лучше. — Чем ты? — Да, ты лучше меня, и ты это знаешь, — настаиваю я. — А теперь извинись за то, что был груб в присутствии mi’amá. По одному взгляду Карлос понимает, что я не шучу. — Прости, мам, — говорит он и снова садится. Однако от меня не ускользает его взгляд, полный ярости из-за того, что с него немного сбили спесь. Mi’amá отворачивается и открывает холодильник, пытаясь скрыть слезы. Черт, она волнуется за Карлоса. Он в десятом классе, и следующие два года должны решить его судьбу. Я натягиваю черную кожаную куртку — мне нужно уехать отсюда. Чмокаю mi’amá в щеку, извиняясь за испорченный завтрак, и выхожу на улицу. Интересно, как я собираюсь удержать Карлоса и Луиса от повторения моего пути и направить их в лучшую сторону? Чертова ирония судьбы. На улице ребята с флагом банды дают сигнал: правой кистью дважды хлопают по левой руке, согнув безымянный палец. По моим венам разливается огонь, когда я приветствую их с мотоцикла. Банде нужен был крепкий орешек — они его получили. Я изображаю из себя такого крутого парня, что сам себе порой удивляюсь. — Алекс, подожди, — окликает меня знакомый женский голос. Ко мне подбегает Кармен Санчез, моя соседка и бывшая девушка. — Привет, Кармен, — бормочу я. — Отвезешь меня в школу? Ее короткая черная юбка открывает потрясающие ноги, а блузка подчеркивает маленькую, но дерзкую chichis[13]. Когда-то я был готов ради нее на все, пока летом не застукал ее в кровати с другим парнем. Вернее, в машине. — Да ладно тебе, Алекс. Обещаю не кусаться… если только сам не захочешь. Кармен тоже в банде «Мексиканская кровь». Пара мы или нет, мы все равно поддерживаем друг друга. Это правило, по которому мы живем. — Садись. Кармен запрыгивает на мотоцикл и нарочно кладет руки мне на бедра, прижимаясь к моей спине. Но реакции, на которую она, наверное, надеялась, нет. Она думает, что я забуду прошлое? Ни за что. Мое прошлое определяет, кем я стал. Я стараюсь сосредоточиться на начале последнего учебного года в «Фейерфилде», на том, что происходит здесь и сейчас. Это чертовски сложно, потому что, к сожалению, после выпуска я, скорее всего, облажаюсь в будущем так же, как в прошлом.