Его рука дернулась. Я поднимаю голову от больничной койки Алекса. Я просидела рядом с ним всю ночь, ожидая, когда он придет в себя. Его мама и братья тоже не отходили от него. Доктор предупредил, что могут пройти часы, прежде чем он очнется. Я пропитываю водой бумажное полотенце и промокаю им лоб Алекса. Я делала так всю ночь, когда он покрывался испариной и метался в беспокойном сне. Его веки подрагивают. Он борется со слабостью и открывает глаза. — Где я? — протяжно спрашивает он слабым голосом. — В больнице. К нему подбегает мама. — Тебя ранили, — добавляет Карлос с болью в горле. Алекс сводит брови в замешательстве. — Пако… — говорит он срывающимся голосом. — Не думай сейчас об этом. Я едва сдерживаю эмоции. Сейчас мне нужно быть сильной для него, я не дам ему сдаться. Он хочет дотронуться до моей руки, но на его лице отражается страдание, и он передумывает. Мне так много нужно ему сказать, очень много. Я хочу, чтобы наступил День сурка и я могла бы изменить прошлое. Чтобы спасти Пако и Алекса от их участи. Он смотрит на меня сонливыми глазами: — Почему ты здесь? Его мама гладит Алекса по руке, чтобы он не волновался. — Бриттани провела здесь всю ночь, Алекс. Она беспокоится о тебе. — Дай нам поговорить. Наедине, — слабо бормочет он. Мама и братья выходят из палаты. Когда мы остаемся одни, Алекс меняет положение, скривившись от боли. Затем он смотрит на меня. — Я хочу, чтобы ты ушла. — Ты же не хочешь сказать, что… — Я тянусь к его руке. Он этого не скажет. Алекс отдергивает руку, словно мое прикосновение обжигает его. — Именно это я и хочу сказать. — Алекс, мы со всем справимся. Я люблю тебя. Он опускает голову и буравит взглядом пол. Затем собирается с духом и откашливается. — Я переспал с тобой на спор, Бриттани, — говорит он негромко, но предельно четко. — Это ничего для меня не значит. Ты мне не нужна. Обидные слова Алекса проникают в мой мозг, и я делаю шаг назад. — Нет… — недоверчиво шепчу я. — Ты и я… это была игра. Я поспорил на RX-7, что трахну тебя до Дня благодарения. Когда Алекс говорит так о нашей ночи любви, меня передергивает. Если бы он называл это сексом, мне было бы неприятно. Но меня тошнит от того, что он называет это «трах». Мои руки безвольно опускаются. Я хочу, чтобы он забрал свои слова обратно. — Ты лжешь. Он отрывает взгляд от пола и смотрит мне прямо в глаза. О боже! Ни одной эмоции. Его глаза такие же ледяные, как и его слова. — Мне жаль, если ты думаешь, что между нами все было по-настоящему. Я в гневе встряхиваю головой. — Не делай мне больно, Алекс. Только не ты. Не сейчас. — Мои губы трясутся, я не могу произнести ничего, кроме беззвучного «пожалуйста». Он молчит. Я делаю еще один шаг назад, почти запинаюсь, когда думаю о себе, о настоящей себе, которую знает только Алекс. Жалким шепотом я признаюсь: — Я доверяла тебе. — Это было твоей ошибкой, не моей. Он дотрагивается до левого плеча и кривится от боли, когда в палату вваливаются его друзья. Они выражают ему сочувствие и подбадривают, а я, не замеченная никем, стою в углу. — Это все было на пари? — спрашиваю я, перекрикивая шум. Шесть человек поворачиваются ко мне. Даже Алекс. Изабель делает шаг ко мне, но я останавливаю ее жестом. — Это правда? Алекс поспорил на то, что переспит со мной? — говорю я, потому что мой разум до сих пор не может принять все те обидные слова Алекса. Это не может быть правдой. Все смотрят на Алекса, но его взгляд прикован на мне. — Скажите ей, — приказывает он. Парень по имени Сэм поднимает голову. — Э-э-м… ну да. Он выиграл RX-7 у Лаки. Я пячусь к двери, пытаясь высоко держать голову. Лицо Алекса принимает холодное, жесткое выражение. У меня сжимается горло, когда я говорю: — Поздравляю, Алекс. Ты выиграл. Надеюсь, тебе понравится твоя новая машина. Когда я хватаюсь за ручку двери, лед в глазах Алекса сменяется облегчением. Я спокойно выхожу из палаты. Изабель выходит следом за мной, но я убегаю подальше от нее, от больницы, от Алекса. К сожалению, я не могу убежать от своего сердца. Оно болит глубоко внутри меня. И я знаю, что я больше никогда не буду такой, как раньше. 56. Алекс Я уже неделю в больнице. Я ненавижу медсестер, докторов, иглы, анализы… и больше всего — больничные халаты. Я думаю, что чем дольше нахожусь здесь, тем ворчливее становлюсь. О'кей, я не должен был обзывать медсестру, которая уносила капельницу. Но меня взбесило ее легкомысленное поведение. Я не хочу никого видеть. Я не хочу ни с кем разговаривать. Чем меньше людей в моей жизни, тем лучше. Я оттолкнул Бриттани, и это почти убило меня. Но у меня не было выбора. Чем ближе она ко мне оказывалась, тем большей опасности подвергалась ее жизнь. Я не допущу, чтобы то, что случилось с Пако, случилось с девушкой, которую я… «Перестань думать о ней», — твержу я себе. Все просто: дорогие мне люди умирают. Сначала отец. Затем Пако. Я был идиотом, когда думал, что у меня может быть все сразу. Когда кто-то стучит в дверь, я кричу: — Отвалите! Стук становится громче. — Черт, оставьте меня в покое! Когда дверь открывается, я со всей силы кидаю туда чашку. Чашка попадает не в медсестру, а прямо в грудь миссис Пи. — Черт! Только не вы, — вздыхаю я. У миссис Пи новые очки со стразами. — Не такого приема я ожидала, Алекс. И я все еще могу наказать тебя за мат. Я отворачиваюсь, чтобы не смотреть на нее. — Вы пришли сюда, чтобы потребовать объяснительную записку? Если за этим, то забудьте. Я не собираюсь возвращаться в школу. Спасибо, что навестили. Извините, что вам так скоро пора уходить. — Я никуда не уйду, пока ты меня не выслушаешь. Ох, нет. Все, что угодно, только не ее нотации. Я нажимаю кнопку вызова медсестры. «Чем я могу помочь, Алекс?» — слышится голос. — Меня здесь пытают. «Что, прости?» Миссис Пи подходит ко мне и забирает из рук рацию. — Он шутит. Извините, что побеспокоили. — Она кладет устройство на столик так, чтобы я не смог дотянуться. — Неужели здесь тебе не дают таблеток счастья? — Я не хочу быть счастливым.