Третье… – Я же идеальная жена… – пробормотала Ната. – Я же, черт возьми, лучшее, что могло ему достаться! Все, что пожелает. Ни одного изъяна. Разве что блинчики по воскресеньям. А если скандал с блинчиками – это только вершина айсберга? Вдруг Дениса раздражает что-то еще? Вдруг то, что она считает идеальностью, на самом деле бесит его невероятно? – Он бежит от меня к кому-то другому. Значит, это у меня жирные ляжки и небритые подмышки. Мельком посмотрела в зеркало. Красивая даже с растрепанными волосами и сигаретой во рту, с красными глазами и подрагивающей нижней губой. Красивая же, ну. Зачем тебе другая, любимый муж? Проблема была не в том, что Денис изменил, а в том, что предал ее веру в супружество. Поэтому Ната докуривала вторую сигарету и никак не могла найти то «третье», ту зацепку, которая позволила бы вычислить сучку. Ведь таинственная «более лучшая» могла быть и в первых двух вариантах. Потому что Ната, как выяснилось, во многом ошибалась. Что, если ему нравятся женщины за тридцать с двумя детьми и обвисшими грудями? Что, если Денис заводится от разведенок? Или вообще подцепил официантку в том самом кафе, куда заходил два раза на неделе? Крючок. Надо заглянуть в кафе. Посмотреть, расспросить. Или выждать. Второй крючок. Скопировать все женские имена из его записной книжки в телефоне и пробить по адресам. Третий крючок. Посмотреть переписки. Как делают ревнивые глупые женщины, боящиеся за своих мужей. Надо опуститься до их уровня. Это иногда помогает. Четвертый крючок, самый очевидный. Нужно съездить по адресу и посмотреть, к кому Денис бегает. Вот так, запросто, последить за мужем. Не зазорно. Ната почувствовала зарождающийся азарт. Сигареты определенно помогали. Дым заполнял ванную комнату, вытяжка уже не справлялась. А что если поджечь тут все, выйти из дома и наблюдать, как Денис исчезает в огне вместе со всеми воспоминаниями? Но нет, он может выбраться. А надо, чтобы наверняка. Ната не имеет права на ошибку. Как всегда. * * * Много лет назад она рассчитала все настолько удачно, что до сих пор никто не сомневается в том, что Вероника Подольская сгорела в подвале по неосторожности. О, эта пухленькая недотрога! Живое воплощение комплексов и недостатков. Вечно улыбающаяся мразь. Ната заглянула в ее кондитерскую, прочитав первые заметки о «невероятном успехе молодой предпринимательницы». Села в уголке у окна, заказала капучино и кусок кремового торта. Он был божественным. Вероника крутилась у прилавка, обслуживая очередного клиента. У нее были брекеты на зубах. Бедняга, кто бы ей сказал, что дело не в брекетах, а в переедании и полнейшей безвкусице в одежде и макияже! Ната доела торт и вернулась к прилавку, чтобы убедиться, что Вероника ее помнит. Вероника действительно ее узнала и сверкнула брекетами, растягивая губы в чудовищной улыбке: – Привет, лучшая девочка в кулинарном классе! Какая жестокая ирония. Ната коротко кивнула: – Привет, кремовый торт. Как успехи? Читала о тебе. Не стала добавлять, что не просто читала, а собрала вырезки из всех журналов и газет, которые смогла найти. Впивалась глазами в строчки, чувствуя, как старые комплексы девятимесячных поварских курсов острыми иголками царапают кожу. – Бизнес пошел, сама не ожидала. – Вероника взмахнула руками. – Вот уже шесть человек персонала. Скоро планирую открыть еще одну точку на юге. – Отсосала у кого-нибудь? – Что?.. – Улыбка не исчезла с лица Вероники, но как-то слегка завяла. – Первоначальный капитал же нужен. Это бизнес, тут без денег на старте никуда. Отсосала или подарили? Где взяла? – Ната говорила едва слышно, почти шепотом, с удовольствием отмечая, как вспыхнул румянец на влажных щеках Вероники, как задрожала нижняя губа, как растерянно забегали глаза. Вероника стремительно превращалась в некрасивую прыщавую толстушку, какой была в две тысячи втором, на курсах. В ту самую, от которой отвратительно пахло потом и огуречным лосьоном. – Хотя вряд ли отсосала. Была бы я мужиком, не дала бы прикоснуться. Наверное, это все твой кремовый торт. Поймала богатого толстяка, накормила его до отвала и вытащила деньги, пока он блевал в туалете. Да, это звучит правдоподобнее. Вероника шевельнула плечом, словно была в чем-то виновата: – Зачем ты так? – Хочется. А разве нельзя? Ната думала развернуться и уйти, предвкушая глубокое чувство удовлетворения до конца дня, но тут Вероника сказала: – Думаю, ты завидуешь, потому что понимаешь: деньги не всегда решают. Даже богатый папа не мог научить тебя как следует выпекать торты, так? Холодок пробежал у Наты по затылку. Вероника говорила слишком громко, и сидящие в помещении, человек пять или шесть, повернули головы в их сторону. Они видели изящную, модно одетую девушку. Внешне она была идеальна. Но оценивали ее сейчас не по внешнему виду, а по словам Вероники. И это выглядело так, будто Нату только что макнули лицом в дерьмо. – Можешь упрекать меня в чем угодно, – продолжила Вероника. Щеки ее сделались пунцовыми. – Но я точно знаю, что не насосала, не переспала и не украла, а сделала все сама и честно. А ты… ты… – Что я? – шепотом спросила Ната. – Ну же, скажи. – Все на курсах знали, что твой папа приплачивает, чтобы тебя хвалили. Если бы преподаватель не льстил, ты бы перестала учиться, вот и все. А готовила ты так себе. Мы все очень смеялись, когда у тебя вместо фри получилась просто нашинкованная мелкая картошка, будто ты собиралась готовить лапшу. Ну как можно испортить фри?! – Вероника хохотнула грубым басом, и улыбка снова обнажила ее дешевые брекеты. – У тебя ужасный характер. Ты выводила всех, выпендривалась и ничего – вообще ничего! – не стоила! Учитель тебя хвалил даже за самые жуткие блюда, а ты не понимала, насколько мерзко это выглядит со стороны… И вообще, Ната, не занимай очередь, пожалуйста, если ничего не будешь покупать. Действительно, за спиной Наты уже собрались несколько человек. Место пользовалось популярностью. Ната отошла к столикам, потом направилась к стеклянной двери. Вышла на улицу, закурила. Сгустившиеся было неразборчивые мысли сделались ясными. Ната решила, что Веронику надо наказать. Никто и никогда не смеет вот так запросто позорить Нату перед людьми. Возможно, кто-нибудь из посетителей кондитерской знает ее. И какие теперь пойдут слухи? Кто-нибудь что-нибудь напишет в Интернете, и понесется. О, Ната знает, как это бывает! Интернет что сточная канава, куда сливаются самые гнусные, отвратительные и вонючие отходы реальной жизни. Всем плевать, какая она на самом деле. Судить будут по комментариям, в обсуждениях и в тематических пабликах. «Богатая девочка из-за своего хамства нарвалась на адекватного продавца». «Ту самую телку помните? Папашка платил, чтобы ее хвалили!» «Таким богатеньким недотрогам нужно быть в центре внимания. Даже за деньги! Какая же низкая у нее самооценка!» На папу Ната не злилась. Папа хотел как лучше – он всегда делает так, как считает лучшим для всех. Если на тот момент он решил поддержать увлечение дочери, почему бы и нет? В конце концов, Ната окончила курсы и научилась отлично готовить. А вот Вероника серьезно нарвалась. Если бы она заткнулась, все было бы хорошо. Есть же такая поговорка про язык за зубами. Так нет же. Решила поиграть в мафию. Хорошо, посмотрим, что произойдет, когда город заснет… Сначала у Наты не было четкого плана. Она приезжала к кафе Вероники и наблюдала. Считала посетителей, пыталась систематизировать появление сотрудников на работе, отмечала время приездов различных доставок. Потом проследила за Вероникой и выяснила, где та живет. Ей вдруг захотелось подкараулить Веронику и всадить ей нож под лопатку. Как в фильмах. Хорошая, в принципе, идея. Вряд ли бы кто заподозрил в убийстве девушку из богатого района, с которой Подольская не встречалась много лет. На той же неделе Ната впервые сходила на тренинг, где миловидная женщина средних лет рассказывала, как справляться с проблемами из прошлого, которые отравляют настоящее. – Перегрызите канат! – вещала женщина. – Якорь, зацепившийся за илистое дно вашей юности, не дает всплыть! Будьте белками, хищницами, сделайте так, чтобы прошлое больше не держало вас на дне! Золотые слова. Ната записала их в дневник и потом много раз вспоминала и цитировала. Вероника Подольская была как раз тем самым якорем из прошлого. Из-за нее у Наты развился комплекс, разве не очевидно? Очень, очень большой комплекс. И от него следовало избавиться. Решившись, Ната купила в магазине хороший кухонный нож, завернула его в полотенце и возила с собой почти неделю. Острое желание воткнуть лезвие в жирное тело Вероники, почувствовать, как лопается кожа, рвутся мышцы – как курочку разделать! – преследовало Нату постоянно. Однажды вечером она оставила машину в нескольких кварталах от дома Вероники и пошла к подъезду. Нож лежал в кармане пальто. Была ранняя осень, утром все еще жарило солнце, а вечером теплоту стремительно слизывал холодный ветер. Пальто подошло как нельзя кстати. Ната прождала около сорока минут. Когда Вероника появилась из-за домов и направилась к подъезду, Ната неожиданно заторопилась, рванула к тропинке, запнулась обо что-то и едва не упала. К ней подбежал незнакомец, помог встать, что-то лепетал. Ната же в тот момент нервно думала, что, в общем-то, едва не совершила самый глупый поступок в своей жизни. Вокруг люди, случайные свидетели. Да и откуда ей знать, куда ударить, чтобы убить наверняка? Не подготовилась, не продумала, как малолетка какая-то. Так нельзя. Нельзя, чтобы кто-то что-то заподозрил. Она снова взялась за слежку. Умереть должна была не только Вероника. Должен был исчезнуть ее бизнес. Пусть новости о смерти станут последними гвоздями в крышку «талантливого предпринимателя и успешного кондитера». Первые зацепки касались заказов. Кондитерская была маленькая, выпечка производилась из сырья, которое Вероника заказывала на одном хлебном комбинате. Что-то приезжало уже готовое, что-то делали на месте в небольшом цеху в подвале под кафе. В подчинении у Вероники было три повара, которые работали посменно. Еще пекли на заказ, принимая запросы через сайт. При больших заказах кафе закрывалось на час раньше, и в цех в подвале спускались все три повара и сама Вероника. Это важно, отметила Ната: Вероника задерживается в кондитерской только в случае солидного заказа. Все остальное время она не занимается выпечкой и готовкой, а доверяет поварам. Три раза в неделю из хлебного комбината приезжал курьер, привозил сырье. На заднем дворе кафе, где находился черный вход, его встречал персонал. Разгрузка занимала минут двадцать, после чего курьер уезжал, а персонал (как правило, официанты) еще некоторое время курили и болтали на улице. После трех недель наблюдений за разгрузками Ната решила подойти к черному входу. Она специально оделась в «простое» – самое дешевое и банальное, какое только смогла найти в магазинах, не бросающееся в глаза. Джинсы, белые кроссовки, толстовка и красная куртка – так одевались тысячи девушек от пятнадцати и старше. Еще Ната не помыла волосы, слегка их растрепала и надела дурацкие темные очки. Специально не красилась. Посмотрев в зеркало, она расхохоталась. Будто вместо себя увидела, скажем, Лерку, у которой чувство вкуса отсутствует напрочь. И ведь ходят такие дурнушки по городу, воображают себе что-то… Черный вход в кафе находился у тротуара, по которому туда-сюда сновали молодые дамы с колясками. Метрах в ста, если идти вглубь от дороги, начинались жилые кирпичные малоэтажки, а чуть дальше раскинулась детская площадка. Там по утрам было многолюдно и шумно. За домами располагалась и школа. Ната уже знала, что к часу дня тротуар оказывается забит галдящими школьниками, часть из которых как раз и оседает в кафе у Вероники. Сладкая нездоровая пища – это то, что обожают подростки. Особенно прыщавые девочки. Вероника потакала низменным желаниям таких же толстушек с брекетами, как она сама. Ната направилась к кафе, когда из-за детской площадки показались первые группы школьников. Они шли ей навстречу, галдели и шумели, создавали нужный отвлекающий фон. Дверь черного входа была распахнута, возле нее стоял грузовик хлебокомбината, и два паренька в белых халатах выгружали канистры, мешки и деревянные палеты с хлебными заготовками. Работы у них было много, на Нату никто не обратил внимания. Она заглянула в служебное помещение и увидела кафельные стены, несколько металлических столов, дверь в зал и еще одну, ведущую, наверное, в подвал. Входная дверь интересовала ее больше всего. Замок не автоматический. Связка ключей торчит изнутри. На асфальте рядом лежит осколок кирпича, которым почти наверняка время от времени подпирают дверь.