Память все же странная штука. Лера вернулась в квартиру, закуталась в халат. – Это все Ната, – сказала громко и вслух. – Хочет довести меня до нервного срыва. Мелкая месть, ничего не скажешь. Первым делом она проверила новостные каналы, но не обнаружила ни слова о смерти писательницы в Эльдорадо. Возможно, все новости появятся утром, сейчас уже слишком поздно. А ведь хороший может выйти скандал, особенно если полицейские обнаружат в доме Риммы Ивановны еще и Нату. Как она выкрутится, интересно? Это тебе не игрушки в квартиру сестры подбрасывать. Впрочем, мстить Лере не хотелось. Хотелось, чтобы от нее отстали раз и навсегда. Она размышляла: есть ли смысл звонить Толику? Тот наверняка не спит, примчится по первому же звонку – идеальный мужчина из прошлого. Но нужен ли он сейчас? Его неуемная энергия захлестнет мгновенно и направит все мысли и ощущения в другое русло, непродуктивное. А ей лучше сосредоточиться кое на чем важном… Открыла первую попавшуюся папку с распечатками и начала читать. Расшифровка запись диктофон (71.1.2) Вечерний чай Пятое сентября две тысячи восемнадцатого (Ната возбуждена и радостна, хотя скрывает это. Возможно, использовать для эпизода п. 12.1 – налицо расстройство (уточнить). Эмоциональные горки, психология. Иногда бормочет себе под нос, будто говорит сама с собой. Обращается к сестре. Пьет чай – успокаивается.) Римма Ивановна, радость моя, ну скажите, скажите, зачем я во все это ввязалась?! Одерните меня, неправильно это, как-то… не по-человечески, что ли. Я должна прощать! Бог сказал, что надо прощать. Все хорошие люди говорят, что надо прощать! Так почему я веду себя как монстр? Почему все еще испытываю отвратительную скользкую ненависть к этому человеку? К ним обоим! (Да, уважаемая моя г-жа Бельгоцкая, я до сих пор не знаю имени той потаскушки, что трахается с моим мужем, но мне пока и не интересно. Нужно сосредоточиться на Денисе. Дело делается хорошо, если не отвлекаться на что-то другое. Решу с Денисом, возьмусь за неизвестную стерву.) Мне наплевать, что он там обо мне думает. Маски сорваны. Я для него тупая богатая блондинка. Ни за что меня не ценит. Все достижения – пшик. Представьте! Каждую ночь я ложусь в постель вместе с ним и думаю, как он обнимал какую-то другую женщину, как мял ее, целовал, трахал. Простите за это слово, но оно отлично подходит, не правда ли? Он ведь не любит ее, иначе бы давно ушел. Или, думаете, он со мной из-за денег? Вряд ли. Денис и сам неплохо зарабатывает. Тогда зачем? Я задавала себе этот вопрос много раз. С тех самых пор, как узнала об этих его «пробежках». Нет ответа. Вы мне подскажете, милая моя Римма Ивановна? Сможете подсказать? У меня слоятся ногти от стресса. Я так не могу. Это вам не Подольская и даже не Викин муженек. Тут близкий человек… Говорю, и думаю, что все ведь уже запущено, винтики крутятся, и Денис рано или поздно умрет. Возможно, через месяц или через полгода. Я все правильно делаю, и пути назад нет. Вы не осудите меня, я знаю. Вы желаете мне только добра, скажите, как вы умеете: «Так и надо, Ната, умница! Продолжай в том же духе!» Я знаю, спасибо! Но вы же должны одернуть меня хотя бы для порядка, для чистоты совести… Лера дочитала до конца первой страницы и поняла, что лист дрожит у нее в руке. Звук, который издавал на кухне чайник, перешел в затяжное шипение, потом резко смолк. В квартире стало тихо. В груди зародился зуд. Пройдет несколько минут, и он расползется по всему телу, доберется до головы, заразит мысли и обрушит Леру в то состояние, к которому она сейчас не готова. «Ревинол» пить нельзя, может случиться передозировка. По-хорошему, ей бы лечь спать, а не накручивать себя еще больше. Но как преодолеть желание? Как побороть информационный голод, когда безумно хочется перечитать вообще все, что лежит в папках? А что если такие же папки увидел Пашка? И после того, что он там прочел, было надежнее убить его, чем попытаться с ним договориться? И что значит фраза про Дениса, который в любом случае умрет?.. Лера оглядела комнату, плохо соображая. Нужно поискать чистую флешку. Какую угодно флешку! Коробку забрал Пашка, но он ведь не мог забрать вообще все… Итак. Поискать сведения о Бельгоцкой. Накидать в файл выдержки из этих папок. Все самое необходимое. Про одержимости. Про то, как молниеносно мечутся мысли в голове, когда сваливается неожиданно много информации. Как в старой игре, где шарик мечется по полю и вышибает очки. Что Ната хотела сделать с Денисом? Что она с ним в итоге сделала? И почему Римма Ивановна, называемая дорогой и любимой, лежит мертвая в ванне со льдом? Как это найти в Интернете? В нем ведь есть все. Или не все? Или есть только то, чему там положено находиться? Мир не стал свободнее или информативнее, чем двадцать лет назад. Он просто расширился до определенных – дозволенных – границ и застыл. А все, что осталось за его пределами, надежно укрыто от посторонних взглядов. Скелеты в шкафу. Черные дыры сознания. Листочки, спрятанные в папках на втором этаже дома с мертвецом. Так же и Лера спрятала Настю. От посторонних глаз и Интернета, от медиапространства, которое растерзало бы ее. Спрятала среди кленовых листьев и тишины, вдали от информации, что высушивает мозги. От суеты и бестолковости бытия. От шампуня, который «не щиплет глазки», и пугающих плюшевых игрушек. С ножом в зубах. От будущего, которого нет. Лера заморгала, приходя в себя. Огляделась. Только что она была где-то в холодном и черном месте, а тут вдруг вернулась в квартиру, к книжным полкам, к хламу на полу, к плоскому телевизору и свету фонаря сквозь шторы. Где-то шумел дождь. Перед Лерой на кровати лежали раскрытые папки. Розовый ноутбук светился голубым экраном со строчкой пароля, который необходимо было ввести. – Мне нужны лекарства, – сказала Лера вслух. Ей ответила Лера из прошлого, бесстрашная и беззаботная. Она сказала: «Выпей „Ревинола“. В лучшем случае не проснешься завтра утром. В худшем – блеванешь». Хорошая идея. Прошлая Лера имела огромный опыт выживания. 9 сентября 2019 г. Жаль, что вы умираете. (Расшифровка, ха-ха, оставлю на память и буду перечитывать.) Мне правда жаль, Римма Ивановна, дорогая моя. Но вы сами виноваты. Вдруг все стало слишком сложно. Понимаете, еще пару лет назад я была самой счастливой женщиной на свете. А теперь что? Как будто меня выстирали – старую вылинявшую вещь – и выжали до такого состояния, что затрещала рваными ранами и расползлась швами. Скажите, вы такое переживали? Наверняка, у вас ведь была долгая жизнь. Но теперь уже не скажете (грустное «ха-ха-ха»). А у меня впервые. Перечисляю: муж должен умереть, его любовница тоже (я пока не придумала как, но это дело времени), а вы УЖЕ умираете. Как ощущения? Диктофон включен, держу его в руках. Хороший у вас диктофон, дорогой, с функцией шумоподавления. Представляю, сколько вы успели записать. Все наши разговоры, верно? Можете не отвечать, я уже все знаю. Ах вы, старая мелкая стерва. Люблю вас все равно, хотя вы и использовали меня. Буду любить после вашей смерти. Может быть, вас это утешит (смешок). Думаю распечатать все ваши расшифровки, прочитать их одну за другой, как будто это новый роман от известной писательницы. Хотя, знаете, детские книги у вас всегда лучше получались. Вы умираете у меня на глазах. Мне казалось, что смерть должна приходить к людям в тот момент, когда никого рядом нет. Ну, знаете, как к животным. Животные специально уходят умирать в одиночестве. Есть в этом какой-то глубокий смысл. Ваше лицо темно-серое, будто вы обмазались мокрым пеплом. Простите, но это ужасное зрелище. Вы сидели вот здесь, милая моя. На этом самом стуле в гостиной, около камина. А я ведь предлагала перейти в спальню, чтобы вы могли прилечь. Не захотели. Вы никогда не пускали меня в спальню. Это для вас священное место, Синяя Борода. Я прекрасно умею играть по правилам и отлично понимаю, зачем вы скрывали от меня свой розовенький – о, такой девчачий! – ноутбук. Вы хотели резко встать, это было видно. Стул опрокинулся, вы оперлись о край стола, вытянулись в струнку – а изо рта вдруг брызнула белая пена или слюна (мне не понять). Ваши глаза! Они словно выкатились из орбит, сделались красными, крутились туда-сюда. Ужасно, ужасно! Вы захрипели, застонали и вдруг упали вот так на пол. Даже что-то хрустнуло, но я сейчас не уверена, что тот звук был именно хрустом. Вы умираете, милая моя. Страшно и абсурдно. Лицом в луже чая. А я как раз объясняла вам детали убийства Дениса. О, Римма Ивановна, дорогая моя, вы, наверное, предвкушали, как выпроводите меня за забор, а сами сядете в спальне и терпеливо будете расшифровывать мой монолог, преобразуя его в новую главу. Жаль спутывать ваши планы. Кстати, пока вы еще слышите меня (слышите, да?): технически Дениса я не убиваю. Понимаю, что вы уже теперь никогда не узнаете подробности, но – поверьте! – я просто корректирую его смерть. Терпеливо, заметьте, и уже давно без всякой злости. Денис и так фактически мертв. При его-то диагнозе. Мне бы самую малость хотелось, чтобы вы дожили до того счастливого мгновения, когда я вновь стану свободной и идеальной – простите за это слово! – в своем женственном вакууме существования, но выхода не было, поймите. Я знаю ваш самый главный секрет, милая моя. Вы мечтали, чтобы ваша «взрослая» книга стала такой же популярной, как и детские. Все эти «Мальчик над городом», «Рисковый Костя Косточкин» – крутые мальчишеские сказки, но! – всего лишь сказки. А вам хотелось попасть в мир большой литературы. За мой счет (ай-ай-ай). Один хороший тренер по личностному росту говорил, что гармонии в жизни можно достичь только в одиночестве, наедине с самим собой. Другие люди отвлекают, не дают погрузиться в глубины сознания, сосредоточиться на внутреннем «я». Именно поэтому йога так популярна среди семейных людей и тех, кто слишком много общается или имеет сотни друзей. Человек подсознательно ищет тишину внутри. Понимаете, о чем я? Вы теперь тоже внутри своего собственного «я». Можете размышлять об ошибках, которые совершили. Не верю в бога. Верю в то, что человек уходит в нирвану собственных мыслей, образов и ощущений. Достигает после смерти высшего пика уединения с самим собой. Обращается в кокон информации. (Эту крутую фразу я услышала на бизнес-тренинге два месяца назад! Золотые слова, согласитесь.) И еще верю, что вы, милая моя, хорошая и всепонимающая Римма Ивановна, будете счастливы после смерти. У вас там, наверное, полно ваших образов из книг. Особенно детских. Парень из подворотни. Танцующая тень. Девочка и ее говорящая ладошка. Я помню всех их… Вы же были прекрасны в детской литературе. Ваши «взрослые» вещи я не понимала, хоть и прочитала их все. Теперь ведь можно вам об этом сказать, да? Перед смертью нет тайн, а мне не очень нравилось вас обманывать. Считайте, что это не моя идея. Я вас все еще сильно люблю, несмотря ни на что. Вы были талантливы при общении с детьми. Да что там – гениальны! Но умные, глубокие вещи не для вас. Зря вы туда сунулись. Вы искренний человек – дети это ценят! А взрослых нужно обманывать. Мир вокруг построен из лжи. Если хотите, я додумалась до этого сама, лет в четырнадцать. Именно тогда развеялся счастливый миф детства о том, что нужно быть честным, и все получится. Фигушки. Во взрослой жизни никто не любит правды, всем нужна ложь. Причем это всегда индивидуальная, особая ложь, для каждого человека она своя, чтобы он жил в собственном мирке и никогда из него не вылезал. Так вот, вы не умели правдоподобно лгать. Ваши «взрослые» книги такие же наивные и искренние, как и книги для детей. У вас даже серийный убийца в «Сломленной чести» вышел похожим на советского мальчика-пионера с горящим взором и вот этим вот всем. Зачем вам нужно было лезть во взрослую литературу, милая моя Римма Ивановна? Только время потратили и умерли не так, как хотели… Мысли о ваших книгах увели меня от тяжелого осознания реальности. А вот теперь посмотрела на вас и снова вспомнила. Ваша смерть… такая ненужная… Давайте честно, хорошо? Вы ведь не знали, что я прихожу к вам время от времени, когда вас нет дома. Пользуюсь вашим компьютером на первом этаже. Захожу под вашей учеткой и ищу нужную мне информацию. Этот поиск, скажем так, не совсем то, что я бы хотела оставлять на своем компьютере в истории браузера. Еще я пользовалась вашим адресом для заказа некоторых вещей. И еще мне нужен был ваш городской телефон. У меня дома такой реликвии нет, а ваш отлично подходит для анонимных звонков. Простите. Иногда я приходила к вам, чтобы просто побыть в другом мире. Ваш дом – это моя йога и нирвана. Я переодевалась в ваши одежды, которые пахнут стариной, пылью, советскими временами и вашей молодостью. Я разыскала у вас в шкафах на первом этаже множество вещей из того века, из времени, когда вам было двадцать или тридцать лет. Это так мило! Платья, сапожки, блузки, рубашки, юбки, туфельки! Одевалась, бродила по комнатам, представляла, что я и есть знаменитая детская писательница или даже – что я девочка из прошлого, прилетевшая в будущее. Я лежала на ваших диванах, иногда засыпала. Один раз принимала ванну, хотя знала, что вы можете скоро приехать со своего литературного семинара. Или куда вы там ездили пару месяцев назад? Отдыхаю здесь душой и телом. В бесконечных разговорах с вами могу быть искренней. А без вас, в пустом вашем доме, вдобавок ощущаю невероятную легкость. Мне кажется, что проблемы решатся сами собой, что я снова становлюсь тем самым идеальным человеком, каким должна быть для окружающих. Мир жесток, он требует обмана, а я играю по его правилам. И только в вашем доме я шлю правила к черту и становлюсь самой собой. Той самой девочкой, которая пекла кремовые пироги и не знала, что все вокруг ее обманывают. Поэтому, милая моя, любимая Римма Ивановна, я не хочу покидать этот дом. Поймите меня правильно, если вызвать полицию, вылезут разные неудобные вопросы. Например, почему я вызвала ее не сразу, а спустя несколько часов? И еще – что такого было в вашем чае?.. Очень, очень неудобные вопросы. Вы еще живы? Вижу пузырьки воздуха, вспухающие из пены на ваших губах. Дышите, милая моя. Глаза бегают под веками. Слышите меня?