Я приняла к сведению, но горизонт был чист. А Мишка отзывался о ней, как о надёжном товарище, своём парне, так сказать. И я успокоилась. Поэтому и решила доверить ей третий этап восстановления своего любимого. Ничего сложного: находить точки на спине, шее, плечах и предплечьях и массировать с применением специальной мази. Пять минут каждый день на ночь — «всех делов». Виктора в этой поездке с ними не было, а мой безмозглый рассудок, видимо, в тот момент сильно повредился, желание довести восстановление Исаева до конца победило здравый смысл. Я до-ве-ри-ла сво-его лю-би-мо-го чужой тётке!!! И вот почему я сидела с подбитым глазом, застыв, на своей кухне, после бурной ночи и небольшого «перебранчика» утром, с прижатым к уху телефоном Мишки. И уже вовсю рисуя, как практикующий психолог Алина Сергеева будет врачевать моего мужа. Решение пришло мгновенно. Дети у мамы, я свободна, как ветер. Во что и превратилась, вылетая в сторону кафе «Бриз», в тёмных очках, платочке и серо-коричневом костюме, подаренном мамой и не одетым ни разу, самое то для конспирации. Через пятнадцать минут меня можно было ваять с натуры, ни один член не двигался, даже глаз. Примагнитившая мой взор чудная парочка устроилась на веранде. Бабье лето, я начинала его уже ненавидеть, как и в первый год нашего знакомства с Мишкой, вступило в свои права. Жёлтые клёны и рыжие рябинки, яркие хризантемки и настурции вокруг кафе придавали романтичности и уюта, хоть картину пиши «Бабьему лету — бабье» на французский лад. Мишка, насупленный и какой-то отречённый, и притулившаяся к его плечу Алина. Они молчали. Просто она смотрела на него во все глаза, а он вперился в стол. Создавалось такое впечатление, что мадам ждёт от него какого-то ответа, а месье никак не примет решение… Помочь? Где взять сил? И я позвонила Соньке. — Что за пожар? К чему такие шпионские игры? Что за синяк? — И переведя взгляд на мой кивок головой, увидела. — Это ничего не значит, Лиза! Ты что, обалдела? Сейчас же иди, зайди и подойди к ним. Ой, с тобой родной язык забудешь враз. Никогда не поверю, что Мишка ударил тебя. — Подожди, не талдычь. Ты с фотоаппаратом? Прекрасно. Сфоткай их. Вот сейчас, смотри. Соня, будучи докой в своём деле, отреагировала мгновенно. Прекрасно. Как раз в этот момент Сергеева обхватила двумя руками накаченное предплечье Исаева и положила голову на плечо, сильно прижавшись, закрыв глаза и расплываясь в ехидненькой улыбочке. — Теперь прошу тебя, Сонечка, подыграй мне. Без кофе я пропаду, твоей ничего не понимающей сестре нужно вливание. Попроси официанта поднести заказ, когда я присяду к ним, чашечку кофе, ну ты знаешь мой вкус. И пусть обязательно скажет: «Вам, как всегда, Лиза, с солью и корицей, и щепоткой сахара. Приятного аппетита». Ну, как-то так. Иди, а я через пять минут. Все разъяснения потом, пожалуйста. За столиком всё так же молчали, мой благоверный никуда не спешил, спокойно принимая от Алинки знаки внимания, чтоб её… Когда они успели так соскучиться, ведь только вчера вернулись? Или… Господи, страшно даже подумать. Неужели у них всё серьёзно, и им просто-напросто нравится проводить время в компании друг друга? Мишка позволяет ей… Я сейчас сдохну… — Добрый день! — Я зашла сзади, они меня не видели. — Прекрасная погода, не находите? Мой чемпион дёрнулся, а эта звезда только сильнее прижалась к нему. У Исаева никак не получалось вытащить руку из её капкана. Натуральная пиявка, только телом больше похожая на каракатицу, вся расшиперенная и в присосках. — Ваш кофе, Лиза! Как обычно, с солью, корицей и щепоткой сахара. Отдыхайте. Исаев уставился на парня, улыбающегося во весь рот и превратившегося в сплошное желание услужить, причём мне. — Что-нибудь ещё? Самое время жульена. Сегодня ваш любимый, с тремя сортами сыра. — Может, позже. — Ну, Сонька, продюсер-сценарист. — А вы что, стосковались? Вроде, только вчера расстались. Или я чего-то не знаю, Исаев? На нём не было лица. Он уже и не пытался отлепить от себя Сергееву. — А что у нас с языком? Избежав паралича в области спины, он, стопор, подкрался незаметно в другое место? Печально. — Что ты говоришь, ненормальная! Какой паралич! Да у Мишки сейчас состояние здоровья лучше, чем в двадцать лет. Окстись, поганка! — О, а кто это у нас? Глас Исаева в пустыне, продублированный преданной связисткой Алин! Хороший тандемчик, слаженный. И тут эта су… узрела мой фингал. В глазах засияло злорадство, ухмылочка поползла в разные стороны, не замедлив вылиться в язвенное замечание. — Мишенька, ну зачем же так радикально, драчка, это не наши методы. Можно же было всё выяснить цивильно, в спокойной обстановке. Или ты… — Или я. Не с тобой разговариваю. Михаил Михайлович, у вас проблемы с микрофоном? А мне и не надо, я по глазам читаю, ты разве не знал? Поэтому, онемел, боишься, что я ещё и по губам что-нибудь пойму? Не бойся, просто скажи, что происходит. Я на это имею право, не находишь? Ты, вдруг, понял, что с Алиной лучше? По лицу боксёра, сто раз чемпиона и тысячу — победителя, прошла судорога. Он как будто боялся своего ответа, игра света и теней за одно мгновение изменила цвет его глаз несколько раз. Но на меня Исаев не смотрел. Я всегда была уверена, что буду бороться за своего любимого до последней капли крови, и никому его не отдам. Но то, что он молчал, не смотрел в глаза, не отпихивал свою подружку, а главное, не останавливал её, только подтверждало, что он добровольно находится в обществе Алины, оно ему нравится. А как же наша шальная ночь? А слова любви, жаркие поцелуи и объятия? Прощался со мной, что ли… Но, если так, что ж, насильно мил не будешь, измену я не прощу. Просто не смогу с ним жить, даже, если он… А что, если он? Он молчит. Может, и домой не собирается. — Нечего сказать? А ты, оказывается, трус, Исаев! Вот бы никогда не подумала. Не расстраивайся, трусом жить даже легче, всунул голову в песок, и не видит никто, не слышит, не заставляет распитюкиваться. Вперёд, к новым достижениям! — Что ты такая злая, Лизка! Ну, пожила в своё удовольствие, поделись с ближним, как Бог велел. Я тоже имею право на счастье. — Бог не может ничего велеть, психованная ты моя. «Не укради» — здесь больше подходит. Не так ли? А быть счастливым может каждый, с той лишь разницей, что ты гребёшь чужое счастье лопатой, авось в твою копилку бриллиантик проскочит с кучей, тобой же «наваляхонной» грязи. — Это ты кого кучей… — Она не успела договорить, остатки моего кофе грязными кляксами приземлились на её лице. А меня покинули остатки воспитания. Я даже не удивилась. Краем глаза видела, как она подскочила, наверное, хотела разборок со мной. Но Мишка грубо опустил её на стул… — Лиза, я в машине. — Сонька торчала из окна моего авто, подружка была уже под парами. — Куда едем? Дети у бабки? Лиза, отомри, никаких выводов, пока не поговоришь с Мишкой. — Так он не разговаривает со мной. — Он при ней не хочет, что тут непонятного. — Чего не хочет, и почему при ней. Она что, лишит его наследства? Или своей постельки в наказание? Что это, Соня? Это со мной? Я, точно, сделана из бракованного материала, недаром родители не воспитывали меня, не видели смысла. — Так, всякую чушь оставь для Сергеевой. А мне, подробненько, о последних событиях. Иначе, я сейчас взорвусь. И я рассказала. Мне даже стало немного легче, что я не одна теперь несу эту ношу. Моя статуэточка подставляет своё плечо в самый нужный момент. — Знаешь, поехали к нам. Это надо пережевать. Мама будет очень рада. Девчонок заберём, Олежка давно просит. И покумекаем. Я уверена, что сегодня ты не захочешь лицезреть своего прибитого. Ой, извини. Так и сделали. Детвора сразу унеслась в игровую, а мама Аля накрыла на стол. И пошли кривотолки. — Если б это рассказали не вы, я бы ни за что не поверила. Ничего не понимаю. Мишка же с тебя пылинки сдувает, видно невооружённым взглядом, что любит. — Самое ужасное, что ему с ней не было неприятно, они получали удовольствие от общения. И я заметила, что эта профурсетка всё время гладит его по спине, по больным местам. Девочки, милые, что со мной не так? Что-то же его потянуло к этой зануде? — Тихо, на проводе официант. — На лице Сонечки не отражалось ничего, вот кому надо было в разведчицы идти. — Понятно. Спасибо. Мы ваши и вашего кафе навеки. В общем, так. Мишка всё-таки спросил у него, как часто ты там бываешь и с кем. — Соня, да мне… — Подожди. Соберём всю информацию, может, поймём, хоть что-то. Так вот, он ответил, что не часто, но с одним и тем же мужчиной. Пусть помучается. — Да зачем это? Детский сад. — Ничего не сад, Мишку нужно подтолкнуть, пусть голову ломает. Ага, а вот и тётя Валя, соседка твоя. Алей! Понял, шеф. До созвона. Мишка дома, спрашивал, приезжала ли ты. — Мамочка, папа звонил, он сейчас приедет. — Дианка кубарем скатилась с лестницы прямо ко мне в руки. — Я есть хочу. — Зови всех, солнышко. — Мама Аля расплылась в улыбке. — У нас дежавю, надо отметить. — Тихо, официант. Ага, так-так. Спасибо. Он забыл сказать, что Мишка отправил мадам на такси. Но перед этим она просила не бросать её, унижалась, цеплялась, противно смотреть. И, главное, он ей сказал, что бросать некого, ничего же и не было. Вот так. — Что, вот так. — Передразнила я. — Всё ещё больше запуталось. И меня бросил, и её. Дурдом. Мостики мои, мы поедем… Куда-нибудь… В какой-нибудь отель, только бы не видеть эту гору лжи и трусости. Мои девчонки на фирме справятся пару дней без своей ополоумевшей начальницы. Ко мне, со временем, перешли почти все турагенты Николаева. Дела его шли из рук вон плохо, сам болел, жена с сыном крутились около него. А Катерина? Всё пыталась пробраться в высшее общество, да рылом не вышла. Или не знаю, чем, но не вышла. Но Колька её любил и всё ждал, когда же она осчастливит его, родит сына. — Ну, вот что, Лиза! Нечего детей таскать, езжай одна. — Мама Аля, тоном, не терпящим возражений, выдала своё решение. — Может, тебе и правда надо собраться с мыслями, подумать в тишине и одиночестве. — Но дети мне никогда не мешали. Да и вам такая орава не по силам. Исаев, опять же, может забрать, а я не хочу этого сейчас. У меня в машине есть кое-что из одежды, перебьёмся. Девчонки, мы уезжаем. — А папа? — Он попозже, может быть. Мы успели до приезда Мишки выскочить из посёлка и отправились туда, не зная куда… Я сразу свернула на второстепенную дорогу, отобрала телефоны, и моя банда, сначала надувшаяся и в негодовании, одна за другой отправилась в царство сновидений. Через пару часов мы добрались до симпатичного придорожного отельчика. За ним — поляна с детской площадкой и лесок. Нам понравилось, и мы остановились в удобном двухкомнатном номере в стиле русских народных сказок. Девчонки остались в восторге. Погуляли, наелись, на местном рыночке накупили у добрейшей бабули вязаных носочков, жилеток и пушистых мягких шарфов. Класс. Я немного отвлеклась, и даже посмеялась, когда моя гвардия увалилась спать во всём этом вязаном великолепии. Не удержалась, сфотографировала и отправила Соне. Но кто бы мог предположить, что Исаев будет в это время у них и увидит эту фотку. И вычислит нас на раз. Потом Соня расскажет, как он приехал, туча тучей. Как долго разговаривал с Алевтиной Сергеевной. Бывает же так созвучно хорошее и поганое: Алевтина Сергеевна и Алина Сергеева! Но о чём шёл разговор, Сонька так и не узнала, мать молчала, пообещав Исаеву не проболтаться. Но сестричка моя подсунула, таки, ему фотографию уютной посиделки в кафе. Он почернел, как описала это явление Соня. — Ты знаешь, я даже перепугалась. Лицо в момент посерело, глаза чёрные, грудь ходором. Ну, всё, думаю, амбец ему пришёл. Уже хотела маму звать или скорую вызывать. Так он фотку порвал, а меня «похвалил» за мастерство. Так и сказал: «Класс, ас! Нужной дорогой идёшь, товарищ». А я психанула и парировала, что товарищ остался на порванной фотографии. Ещё от мамы получила. Не надо было показывать, да, Лиз? И он умотал. До вечера вас искал, а потом явился и опять к маме. А я телефон оставила на виду, он и увидел звонок, по аватарке догадался, что твой. Ты уж извини, я не сразу поняла, не успела предупредить. — Сонь, хватит извиняться. Ты всё правильно сделала. Ну, приехал, ну что-то блеял, ну уехал. Всё, спокойной ночи. До завтра. — Спокойной ночи, Лизок! Но сдаётся, что Исаев не домой вернулся. Всё, молчу. Когда я услышала царапающие по двери звуки, сразу угадала Мишку. Он всегда так делал: не стучал, а скребся, тактичный мой. Внутри всё похолодело. Не готова я была встречаться, тем более, разговаривать. А смыв макияж, моё лицо представляло ещё и маску в весёленькую расцветочку. Не догадалась купить что-нибудь в аптеке, мысли другим были заняты. А о себе, любимой, потом, когда-нибудь, если захочется… Когда же я научусь любить себя? Сергеева кричит об этом на всех своих сеансах, а меня так просто заучила. А теперь ещё предоставила возможность и практикума! С этим пора кончать. Но завтра. А сейчас? Он не уйдёт. — Что надо, господин Исаев? — В приоткрытую щёлку был виден только силуэт человека-скалы, в коридоре царил полумрак. — Лиза, пожалуйста, надо поговорить. Ты сама всегда говорила, что … — Я много чего говорила. А разговаривать со мной ты сам не стал. Сейчас не время, девчонки спят, и я очень устала. Спокойной ночи, Михаил Михай… Он с силой дёрнул дверь, моя рука улетела вслед за ней. От нервного перенапряжения я вцепилась в ручку намертво, за что сейчас и пострадала. — Да что ты делаешь? Сбрендил, Исаев? — Я схватилась за кисть, другой рукой пытаясь перекрыть вход. Он заграбастал меня, ногой закрыл дверь и внёс в номер. — Тихо, не ори! Это я ору. Он мне вышиб сустав, и я ещё ору. От бессилия, вися на руках боксёра, я чуть не разрыдалась. Мишка, став моим мужем, никогда не показывал свою удаль молодецкую на мне, даже в мелочах. Он боялся меня «повредить». Тысячу раз извинялся за новогоднюю ночь на дороге… А тут! Что делать? И что дальше? — Я не хочу, чтобы весь отель стал свидетелем наших раз…, недопониманий. — Заменив слово «разборки» на более мягкое, с его точки зрения, он раздул из искры пламя. — Сейчас же поставь меня, истукан! Я тебя не приглашала! Ты выполнил на сегодня список добрых дел, иди, составляй на завтра. Дислокацию вам придётся сменить, вы сегодня здорово прокололись, дон Хуан Исаевский! — У нас с Алиной ничего не было. Клянусь здоровьем своих детей. — Не смей! У нас, видимо, разное понятие про «ничего не было». Детей не трогай и вали. Ты меня так и не понял, Исаев, не узнал, не прочувствовал. Ничего не говори, тебе с Сергеевой явно комфортнее, чем со мной: можно промолчать всю жизнь, благосклонно принимая её ласки. Ты об этом мечтал? Всё, уйди, я устала, как стая собак. Да и болит у меня всё, и внутри, и внешне. Господи, о чём я?! Из последних сил, изображая храбрую портняжку, я пошла на него, подталкивая к двери грудью, самой приличной частью своего тела, в плане размеров. Мишка стал отступать, ну не драться же с матерью своих детей. Уже около выхода он вытащил пакетик. — Это от синяков. До завтра.