Я не знаю, какой шарик за ролик, шурупчик или гаечка перевернулись в моём организме-механизме? Какой великий комбинатор был на дежурстве в небесной канцелярии? Или на горе Олимп? Или просто в приёмной между раем и адом? Но нас приняли в райские кущи. Причём мы потянулись друг к другу одновременно, слившись в одно целое. «Дорогой мой человек, мне без тебя не жить…» — говорили наши души. — Лиза, дурочка моя любимая, выкинь всё из своей умной головушки, освободи место для жизни, счастливой и радостной. Я уже понял… — Чего ты понял? Ничего ты не понял. Я не потерплю около тебя в радиусе ста километров никаких слабых женщин! И вообще, ты хочешь рядом иметь беззащитную, беспомощную спутницу жизни? Ты её получишь. И не трогай меня левой рукой, на ней висела твоя волшебница! Хотя, чего теперь уже… Мои несущие чушь губенции попали в плен. Такой сладостный, такой желанный, такой неземной… — В общем, так, дорогой! — Я еле отлепилась от липкой вкуснятины. — Если я ещё хоть раз увижу мадам, перебирающую мужьями, около тебя, тебе придётся поменять фамилию на Сергеев. Потому что девчонок я тебе не отдам, и сама не буду менять фамилию. В конце концов, я выходила замуж за самого классного мужика на свете, чемпиона и надёжного друга, Михаила Исаева, и буду век ему верна. Надеюсь, что я для него тоже два в одном: и жена и друг, как он и хотел. — Боюсь, я не смогу исполнить первое требование, три девочки валяются в непосредственной близости. В соседней комнате. А остальные тоже недалече. Вот хоть твоя мама. — Будьте любезны, список контактов на стол. На подпись. А что касается мамы, то она со мной не разговаривает. Первый раз в жизни. Я так понимаю, что вы вместе дружите против меня. Вот объясни, как я должна была отреагировать на тесные посиделки с бывшей женой твоего друга на осенней, романтичной такой, веранде? Плечо к плечу, прям ангелочки, противно вспоминать! — Вот и не вспоминай. Ты — моя единственная любимая женщина! Это ты должна усвоить на всю оставшуюся жизнь. И с этим подходить ко всему, что с нами происходит. — Он в этот момент стал похож на подростка, первый раз признающегося в любви, столько обожания и, одновременно, робости было у него в глазах. Да, Исаев, на подмостках безжалостных поединков тебе было легче, чем в обыденной жизни. Кодекс боксёрской чести буксует порой, даёт сбой. То ли дело, дал в морду и был таков. Нет, нельзя допустить, чтобы в моём любимом Мишке что-то сломалось, что-то не давало ему покоя, что-то мешало нормально жить. Ведь он такой хороший, верный, и чересчур добрый, что и подводит человека-исполина. А неумение врать, но мне уж точно, и всепогодное чувство ответственности за людей, попавших в его поле зрения, в тандеме дают неоднозначную реакцию. Особенно, это касается женщин. Исаев никогда не пройдёт мимо терпящих бедствие баб. И кто действительно нуждается в помощи, а кто — змеи подколодные, разбираться не станет. Ну, вот такой он, и другим не будет! Ну что мне делать!? Единственное, что приходит в голову, это держать планку выше всех и дома и в миру. Как это сделать? Терпеть не могу притворяться и привлекать к себе внимание. Не буду, какая есть, такая и есть, вылезать из трусов не стану. Будь что будет… — Я люблю тебя. — Это уже аксиома моей жизни. — И хватит о грустном. Какие планы? — Я завтра первым рейсом отправлюсь на подписание договоров, а вечером вместе с Виктором назад. И всё, ваш навеки. Я готовлю очень симпатичный сюрприз. Прямо новогоднее чудо, вам понравится, девчонки мои. А утром я проснулась и сразу утонула в улыбающихся глазах счастливого мужчины. — Миша, ты чего? Я со сна смешная такая? Не смотри на меня, я сейчас. — И хотела соскочить с кровати. — Стоять, красотка! Чуть свет, и уже в бега! Лежи, ещё рано. Тебе. А мне в аэропорт. Но сначала жена должна проводить мужа. — И полез целоваться. — Миша, дай хоть зубья почистить… — Моя мольба была проглочена, не разжёванная… Распихав свою девчачью банду по яслям-школам, я, наконец, оказалась на работе. Договорившись заранее с мамой о детях, я планировала потрудиться на славу в офисе как можно дольше, последние дни года всегда сильно напрягали. В обед отзвонился Мишка, очень досадуя на задержку, не всё успели, придётся остаться до завтра. Ну что ж, у меня тоже накопился ворох бумажной работы, есть повод провести ночь с ним… И уже поздним вечером, отпустив коллектив готовиться к празднику, я неожиданно для себя осознала, что всё сделано. Да, все папки перекочевали справа налево, освободив обзор из большого офисного окна. Я загляделась: тихо падал пушистый снежок, добавляя очарования гирляндам лампочек и новогодним украшениям, редкие прохожие, похоже, тоже были во власти волшебницы-Зимы. Надо же так запакостить сергеевщиной такое хорошее слово! Следует абстрагироваться от этой напасти раз и навсегда. И я позвонила Исаеву. — Слушай, звезда монгольских конкурсов красоты! Надо же быть такой дурой, чтобы не понять одной простой истины: Исаев уже давно не твой. Мало того, я не позволю… — Телефон выпрыгнул из рук и сделал «хрюк-ля-ля…» На заднем фоне чётко прозвучало имя Сергеевой, выданное моим мужем: «Алина, всё готово. И я тоже». Не знаю, сколько времени я просидела, но, приняв решение, через час уже устраивалась в самолёте. Не знал об этом никто. Как мне это удалось, кто помогал, бог иди чёрт, но билет в бизнес-класс, по цене хорошего круиза на недельку, был в кармане. На душе — полный штиль. Почему-то не одолевали мою, уставшую, прежде всего от самой себя, головушку пакостные чувства и крамольные мысли. Только одно желание, как можно быстрее прояснить ситуацию, и умереть. Если не физически, то морально, на женском уровне. Без Мишки от меня останется только та часть, которая будет выполнять материнские обязанности. И всё. Я чётко понимала это и старалась не запустить колесо воображения. Все выводы потом. Потом, Лиза! Я даже не позволяла себе думать, уткнувшись в тёмное кольцо иллюминатора. Через два часа самолёт благополучно приземлился в столице нашей родины. А ещё через час, уже за полночь, я входила в фойе гостиницы, в которой всегда останавливался Исаев. Показав девочкам за стойкой паспорт со штампом ЗАГСа, узнала его номер и то, что сейчас он отсутствует. Получив разрешение подождать, сняла шубу, замоталась в широкий шарф и устроилась за стойкой бара здесь же, недалеко от входа. Мальчик-бористо сделал очень вкусный кофе, украсив его пенкой с простреленным стрелой сердцем. Пока не было наплыва желающих, он совершенствовал мастерство, разрисовывая чашки разными пейзажиками. Очень интересно, я чуть не пропустила торжественный внос Сергеевой, уцепившейся за шею моего мужа. Она была в одном платье, видимо её величество привезли в машине с личными сопровождающими. Верный Виктор-Санчо Пансо летел следом с шубкой и кучей папок. Чашка кофе, это становится забавным, готова была взлететь в сторону Алины-крокоделины, но, оценив расстояние, так и осталась в моей руке. Я влипла в высокий стул, меня и так не было видно в затемнённой кафешке. — Виктор, реши вопрос с билетом сам. Девочки, ключи от номера 67. — Мишка был явно взвинчен. Но номер 67 рядом с 65, в котором жили дружбаны. Я потихоньку протиснулась к лифту с другой стороны. Дверь в «покои» была открыта нараспашку, приглашая в прихожую. За ширмой, отделяющей вход, меня не было видно. Алинка возлежала на кровати, а Мишка стоял перед ней, уткнувшись в телефон. — Мишенька, я хочу на ручки. — Она пыталась подняться, цепляясь за мужскую руку. — Ну, пожалуйста, возьми меня на ручки, — ныла подпившая особа. — Да что такое, не отвечает. И никто ничего не знает. Чёрт и что! Да где Витька? — А зачем нам Виктор? Я сниму твою усталость в две секунды. Ты же знаешь. Давай моего любимого медведя, я его усмирю, давай, Михась. Ну, давай… — И полезла под рубашку. — Прекрати, угомонись уже, будущая мамаша. Я пошёл… — Нет! — Алина вцепилась в него, сильно потянув на себя, и Мишка завалился на её ложе, в последний момент выставив перед собой руки. Пьянь сергеевская вцепилась в мужскую шею, подтянулась и почти поймала его губы. — Ты считаешь, что целоваться с перебравшей женщиной очень приятно? Давай ты сейчас поспишь, а завтра… Я уже не слышала, что будет завтра. Для меня это завтра закончилось здесь и сейчас. Вылетев в фойе, схватила шубу, и, одевая её на ходу, услышала: «Лиза, ты куда?» Голос Витьки просвистел мимо, ещё быстрее подталкивая в сторону такси. У каждого уважающего себя российского гражданина есть минимум один знакомый в Москве, у которого можно остановиться. Моя одноклассница, Нина Семёнова, в этом году получила служебную квартиру. Я там ещё не была, но адрес остался в голове. Это и спасло. Нинон встретила меня, как будто мы только вчера расстались. Впрочем, как всегда. В доме заканчивался ремонт, оставались мелочи, которыми она и занималась. Поэтому и не спала. — Что не позвонила? — Вместо «здрасьте» спросила подруга. — Так, давай на кухню, чайник поставь. Я сейчас. Она вышла. Я заметила, что в блоке было две квартиры. Разделась, уселась. Чайник красиво бурлил голубыми бульками. Тепло, уютно, больно… Душа сжалась, как котёнок, которого выгнали из дома, она даже мурчать не могла. И я вспомнила, как в прошлом году Нина, возвращаясь с работы, услышала жалобное мяуканье на помойке. На улице минус двадцать. Скорее всего, кот там прятался, или, вовсе, жил. Но что-то остановило её, и гринписка нашла коробку с маленьким, страшным и полуживым животным. Она тогда жила в общежитии, её бы просто не пропустили на проходной с такой находкой. Пришлось вернуться на работу, а утром отправиться в ветеринарную клинику. Но в платной больничке в помощи отказали, предложили усыпить. Нинка очень удивилась, ведь она готова была заплатить за лечение, а они даже не попытались. Конечно, котёнок еле дышал, весь в коросте, в лишае. Но ведь нужно же попробовать, господа ветеринары! Моя подружка не отдала животину, решила действовать сама. В метро котик, замотанный в тёплый шарф, вытащил лапку и зацепился за её палец, а в глазах стояли слёзки. У Нинки сжалось сердце, кошачья мольба о помощи, и слов никаких не надо, зацепила струны души одинокой девушки… В обычной зоолечебнице, на приёме у молодого доктора она получила целый список лекарств и наставлений. Простой ветеринар отнёсся к ним со всем сердцем, проявляя море участия. Впоследствии он стал домашним лекарем и для других кошек и собак, в большом количестве проживавших у одноклассницы. Нинка лечила своего найдёныша с остервенением, охраняя котика от всех и вся. И он выздоровел. Вернее, она. Красавице Тихоне, производное от Тихона, когда она была ещё котом, сделали последние исследования, и выяснилось, что найдёныш женского пола и редкой породы, какая-то там шотландская. Обычно, её братья и сестры — одноцветные. А наша — серо-палево-белая, приносящая счастье. Нинке за неё предлагали хорошие деньги, она замучилась объяснять и отказывать. А когда чуть не украли, отпали все вопросы, Тихоню стерилизовали. С чем я была не согласна в корне. Только вспомнила, она и появилась. Красавица запрыгнула ко мне на колени и свернулась калачиком, пушистый шёлковый комочек, сплошная милота. Через минуту я была готова на всё, расслабуха и какое-то волшебное умиротворение заползало в душу. — Моя кошка очень хорошо разбирается в людях. — Я и не услышала, как Нинка вернулась. — Что, Тишенька, плохо нашей Лизке? Или уже лучше? — Замечательная девочка, хорошая моя, такая ласковая. Просто чудо, Нинок! — Представляешь, как мне повезло. Она лечит, снимает усталость, успокаивает нервы. Правда, не всем. Но ты в её круге, беспокойная подружка моя. Ну что опять случилось, Лизок? На тебе лица не было. Давай винца? Беленького? Я кивнула. Кошка сползла, забралась на подстилку на столе и улеглась головой ко мне. — Пока ремонт, у неё нет постоянного места. Но уже куплена кошачья деревенька. А пока пусть с нами, ты не против? И, вообще, ты долго будешь молчать? И меня прорвало. Нинка слушала, она это умела мастерски, подливая в бокал вино и запихивая мне в рот лимончик, сыр и оливки. И постепенно увела нить повествования из негатива в позитив, заставив меня вспоминать хорошие моменты, — А знаешь, мои девчонки не любят быть причёсанными одинаково. Если у одной — хвост, у второй — косички, то у третьей должны быть хвостики или баранки. И Мишка научился всё это заплетать. А знаешь, как он делает хвостики? Затягивает их в пылесос. Да! Мы с мамой хохотали до слёз, когда выяснили, почему у нашего папы получаются такие аккуратные узелки. А этой осенью мы собрались на грибную охоту. Мишка купил нам резиновые сапожки и дождевики, желтые, оранжевые, малиновые — дочкам, сиреневые и цвета морской волны — нам с мамой. А когда приехал за нами, на месте встречи никого не нашёл. И именно цвет нашей одежды помог ему быстро разыскать нас. Мы банально заблудились. Но грибы не бросили, даже девчонки не выпустили корзинки из рук. А утром ровный ряд баночек ожидал нас на кухне. Наши мужики намариновали. Они любят что-нибудь сооружать именно ночью. Вот и на Новый год придумали всяких развлекашечек, целую программу… Нин, как я буду жить без него? Я не смогу. Нет, я не сдохну, конечно, но… — Не говори глупости. Я тебе завидую белой завистью. Да, не удивляйся. Белой, потому что желаю тебе только счастья. Ты и Михаил — одно целое. Вот я живу не с вами, даже не в одном городе, но знаю наверняка, что у вас любовь. А просветили меня вы, Исаевы. И потом, Лиза, даже мне понятно, что представляет из себя эта психичка. Ну, скажи, как ты могла повестись на её уловки? И если твой Мишка не бросил беременную женщину, приволок её и уложил в кроватку, так это говорит только о его порядочности. Она же работает с ними, уволить по беременности не получится. Да Исаев так и не сделает, не оставит чокнутую в беде. — А потом и её ребёнка, её следующего мужа, ещё одного отпрыска, ещё одного мужа, его родителей, родителей его родителей. Кого ещё? Ты понимаешь, я ни видеть, ни слышать её не хочу. Я что, слишком многого прошу? Почему она всё время рядом? В конце концов, у неё есть бывший муж, а таскает её мой. — Лизок, не копайся в мелочах, прошу тебя. Складывается такое впечатление, что ты зажралась, уж прости! Сама посуди, подруга! Со сколькими женщинами ему приходится общаться? И в клубах своих, и в командировках, и просто, по жизни. Ты же всегда была уверена в его любви и верности, никогда не сомневалась. И сейчас убеждена, что до измены не дошло. Но, тем не менее, заколебалась, мать. Ответь на один вопрос, простой. Только честно. Тебе что ближе: доверяй, но проверяй, или сначала проверяй, а потом уж и доверяй? — Ни о каком «проверяй» и речи не было никогда. Ты о чём? — Да всё о том же, о любви, о вере, о счастье. Как можно поставить рядом с тобой эту профурсетку, целительницу душ человеческих по принципу «Не одному коту масленица»? Ну симпатичная, ну приятная в общении, пять лет этому училась, ну умная и ужасно хитрая, даже с подлицой! И ты — красавица, умница-разумница, отличная мать и жена. От добра — добра не ищут! Там, где любовь, нет лжи, тебе ли не знать, Лизка! — Ты считаешь? Но у каждого свой образец красоты, и это — констатация факта. Ведь известно же, что любовь зла — полюбишь и козла. Мне важно совсем другое, я хочу видеть счастье в глазах своего любимого. Понимаешь? Как не понять! Ниночка влюбилась в молодого физрука в конце выпускного класса. И он стал оказывать ей знаки внимания. Конечно, это льстило наивной дурочке, девчонки завидовали, жёлтые от зависти взгляды преследовали в любом уголке школы. А он смотрел на неё исподтишка, искрил зелёным взглядом. Это дошло до его жены, учительницы биологии в средних классах. И она преподала урок и Нинке, и её воздыхателю. Подружке моей было указано на плохой аттестат, а ему — на совращение малолетних. Но куда же деть бесшабашную девчачью любовь? Нинок страдала. Но как-то примчалась ко мне и рассказала, что случайно встретилась с физруком в городе, и они всю ночь прогуляли. Он целовал её и смотрел счастливыми глазами, обещая всё устроить. Через неделю ей восемнадцать, а через месяц — окончание школы. На вопрос, признался ли он ей в любви, она не ответила. Видимо, нет. Они не афишировали свои отношения, больше не встречались, даже тайком, ждали. Вернее, Ниночка моя любимая ждала. Пока не увидела этого, «со счастливым взглядом», с выпускницей из соседней школы. И он тоже смотрел на ту, излучая сладкий елей. Слёзы и подушки сделали своё дело, настрадавшись и переболев свою «втюренность», как она назвала искреннее и безответное чувство, немного успокоилась и убедила себя, что не простит предателя и ловеласа. В середине лета моей подружке пришлось заскочить в школу за документами. В учительской никого не было, Нина решила подождать. От звука закрывающегося дверного замка Ниночка вздрогнула, а увидев своего мучителя, испугалась. Всё произошло так быстро, что сильная и смелая девушка ничего не успела понять и предпринять. Этот гад навешал ей сладкой лапши на уши, залил шоколадом-мармеладом её душу. Врал, что так долго ждал этого момента, что не может без неё жить, что она — лучшее, что было у него в жизни. И потихоньку забирался под маечку, а потом… «отлюбил» жёстко и травматично. Она поздно поняла, что подпустила его слишком близко, осознав всю лживость и подлость здорового и крепкого мужика, справившегося с растерявшейся Ниночкой в две минуты. Конечно, если бы не сопротивлялась, всё обошлось бы гораздо легче. А так… Нинок уехала в Москву, долго залечивала душевные и физические травмы, сразу устроилась на работу, получила комнату, заочно училась. И возвращалась к жизни. Я узнала об этом только через два года, когда Нина не приехала на встречу с выпускниками уже второй раз. Больше не знал никто. Почему не заявила на насильника? Было стыдно, не хотелось огласки, ведь получалось, что она сама отдалась, подвели девчонку собственные уши и воскресшая надежда на любовь… Ужасно обидно, до глубины души. И только через пять лет, на преддипломной практике, моя подружка познакомилась с сербом. Он много работает в Москве, а его семья живёт в Белграде. Нину всё устраивает, а в её личное пространство с некоторых пор не допускается никто. Главное, что в их глазах при встрече вспыхивают взаимные огоньки любования, он смотрит на Ниночку с таким умилением, дышит через раз, ловит каждое её слово! Жизнь покажет! — Как с тобой сложно, Лиза! — Вздохнула Нинок. — Пойдём в комнату, я чайку заварю зелёного. Ой, глянь, Тишка за тобой пошла! Ты её очаровала, подруга! Я уселась в удобное кресло, кошка опять залезла ко мне на руки. Замурчала. Как хорошо… — Лиза, солнышко моё, просыпайся. — Голос любимого мужа даже во сне не даёт покоя… — Лизонька, пора домой, дети ждут, мама беспокоится. Исаев сидел передо мной, Тихоня тёрлась об него, издавая смешные мяушные звуки. — Миша, а как ты здесь? — Я моргала спросонья, ничего не понимая. — А где Нина? — Я здесь. Но мне на работу пора. Ключи оставьте соседям. Я вас поздравляю с Новым годом, ребята! Не потеряйте своё счастье, очень прошу. Я вас люблю. В пакете подарки для девчонок и мои наилучшие пожелания. Всё, я убегаю. — Чмокнула и унеслась. — Иди ко мне, лягушка-путешественница. — Кошка соскочила, освобождая место для меня. — Что ты опять придумала? Что, Лиза? — Я позвонила тебе, а трубку взяла она. А ты сказал, что всё готово, и ты сам тоже готов. А потом ты её притащил. Миша, я не хочу видеть её около нас. Никогда. — Мы ждали Ромку Малинина, ты его знаешь. И я обращался к Малине. А эта звезда припёрлась, её никто не ждал. И на встречу притащилась, упилась, опозорилась. Ну, что, надо было бросить беременную дуру? — Пьяную беременную дуру. В конце концов, у неё есть два бывших мужа, а возишься с ней ты. Я не хочу, не желаю, не буду… — Не успела договорить, поймав в фокус расчудесные уста моего мужа, целовать которые буду, буду, буду! И повисла на его шее, наслаждаясь и снимая с себя, как старую кожу, всякую ересь… — Нам надо успеть подписать пару бумаг до рейса. — Он отлепился от меня с большим усилием. — Давай закончим мои дела и займёмся нашими. Надо ещё заказ забрать из «Чародейки», девчонки ждут. Собирайся, машина под подъездом. Оказывается, пацаны вычислили такси, на котором я уехала. Так и нашли меня. «Добрая» Нинка запустила их, они тоже пару часов вздремнули, и Виктор уехал в гостиницу за вещами. И за Сергеевой, видимо. На регистрации она оказалась рядом. Витька впал в ступор, ведь он отправил её предыдущим рейсом. А Мишка прижал меня к себе сильно-сильно, не разрешая поворачиваться в её сторону. — Не реагируй, она только этого и ждёт. Витя, не подпускай её к нам. Мы сидели впереди, а эта звезда буравила меня взглядом с соседнего ряда, я ощущала это всей задней стороной тела. А и хорошо, что задней. Мишка, он просчитал моё состояние на раз-два, прижимал к себе и тихонечко целовал. Пока я не заснула, засунув его руку себе под свитерок… Дома я получила разгон от мамы. Она поставила меня в известность, что они с папой подписали большой серьёзный контракт. — Ты чересчур расслабилась, моя дорогая. Мы с отцом достаточно помогли вам, пожертвовав своими изысканиями. Пришло время, оставить семью Исаевых на вольных хлебах. А нам надо ещё послужить отчизне. Мы будем работать в Сибири по несколько месяцев, потом обрабатывать добытое здесь. И опять. Пока не закончим. А там видно будет. Мне предлагают преподавательскую деятельность, папе — кафедру. Но это позже. А сейчас вы будете жить здесь, в нашем общем доме. Никаких возражений. Всё, Лиза! Ты — взрослая женщина, мать трёх дочерей, на тебе держится твоя семья. И только ты развалишь её, если не одумаешься. Да если бы я обращала внимание на всех женщин, которым нравился мой муж, меня бы уже не было! Опомнись, дочь! Михаил любит только тебя. Он даже с матерью своей не общается. А вот отец, Михаил Михайлович-старший, прибудет к нам на праздник. Он у нас — Звездочёт. Так, Лиза, дел по горло. Вперёд! Спать увалились поздно. Завтра 31-е, а мы ещё не всё успели. Я вышла из душа, потихоньку подвалилась под крыло своего дрыхнущего мужа. Устали все. А я — просто без рук, без ног. — Моя дорогая, тебе не отвертеться. Рук и ног мне твоих не нужно. — Он, что, слышит мои мысли? — Миша… Что, Миша. Кто меня спрашивает? Губы моего любимого прилипали к моей коже нежно и очень приятно. В животе замяукало, в груди — томление, в голове ни одной мысли. Тепло и блаженство растекалось по всем клеточкам, усталость улетучивалась, рождалось сексуальное желание заполучить своего мачо здесь и сейчас. Как же я люблю его… Выгнувшись струной, я зацепила его за плечи и завалила на себя, тут же почувствовав крепкое тело боксёра, знакомое до каждого миллиметрика. И стук сердца, и вкусные губы, и мужское достоинство… — Лиза, ты рискуешь, девочка моя. — Ну, немножко, одну минутку только. Мне так хочется запихать тебя в себя всего целиком, слопать, чтобы никто не смел к тебе прикасаться.