Я уставилась на боксёра немигающим взглядом. — Мы так не договаривались. И почему он не поставил меня в известность? Господи, больше всего я боялась, что он заберёт дочку, увезёт, спрячет. Это всё из-за тебя, Мишка! Каждое твоё появление в моей жизни заканчивается катастрофой! Я не могу так больше! — Я орала сама не знаю, что, слова вылетали в лицо Исаеву, как пулемётные очереди, пока он не поймал меня и не прижал к себе, всю сразу, с головы до ног. — Лиза, я виноват, я согласен. Но давай успокоимся и подумаем, что делать дальше. А потом я готов к любому твоему решению. К любому, слышишь меня? Запел Дианкин айфон. — Мамочка, мы уже прилетели, всё хорошо. А ты когда приедешь? Папа сказал, скоро. Алиске так здорово, с ней мама. А я к тебе хочу, приезжай скорей, мамочка. — Приеду, доча, завтра приеду. — Я чуть не задохнулась, спазм перехватил горло, спасибо, Мишка вовремя встряхнул меня. — Отдыхай, моя крошечка, ночь быстро пролетит. До меня доходило туго, ничего не укладывалось в бедной голове. — Я всё слышал. Первый рейс в девять тридцать. К обеду будем на месте. Проблемы придётся решать по мере их поступления. — С Чингизом твоя жена с дочкой? Они знакомы? — Видимо, да. Сложно допустить, что твой бывший пропустил бы красу борделя Ларисо. Мы не будем об этом. С дочкой твоей всё в порядке, отец не даст её в обиду, это понятно. Тебе надо отдохнуть, Лиза, это не обсуждается. И когда я вышла из душа, было доложено, что билеты заказаны, с шефом всё улажено, и у меня есть три дня. Я уже ничего не соображала и завалилась в обнимку с любимой подушкой. А «грелка в полный рост» … не рядом, в другой комнате, на диване. За что я было ему очень благодарна. Мы прилетели, так и не связавшись ни с Чингизом, ни с Клариссой. Но зато я выслушала остросюжетный рассказ с элементами криминала и эротики. Не знаю, как смогла дожить до конца этого страшного повествования. Они появились неожиданно, как из-под земли. Вернее, то, что этим людям нужен был именно он, Мишка понял поздно, всё его внимание сосредоточилось на поисках следов мятежной девушки Лизы. Игла, видимо, со снотворным, воткнулась в шею, а вторая — под лопатку. Он успел раскидать унтер команду, но действие лекарства достало его на полпути к дороге. А когда он пришёл в себя, то понял, что его, буквально, взяли в плен. Мишка в своём рассказе оперировал скупыми сведениями, без подробностей, но кое-что я знала и без него. Например, что держали его в оковах, что били, что первый месяц он не соглашался на поединки, пока ему не показали небольшой фильм про меня. И он понял, что я ищу его, а значит, в опасности. Вот тогда и повёлся на их условия, ему предлагалось отработать и свою свободу, и мою безопасность. Но уж сильно рьяно он взялся за дело, Чемпион, одно слово. Дальше, всё предсказуемо: подстроенная бойня со смертельным исходом, капкан для приносящего немалые барыши Исаева, определило его дальнейшее бытие. — Я сделал вид, что сломался. А сам тренировался с утра до вечера, наращивая свою мощь, чтобы стать для них источником самых больших доходов. На что я рассчитывал? Не могу сказать, но надежда умирает последней. Я получил некоторую свободу, возможность присутствовать на боях, изучать своих будущих соперников, находясь под неусыпным надзором. Вот там и увидел тебя. И взбесился, потребовал встречи, иначе никаких поединков. Меня опять заперли, держали как зверя, но к этому я уже привык. И они поняли, что надо предпринять что-то другое. Когда я увидел маму Гули в простенке двери, не поверил собственным глазам: от неё осталась половина, она сильно постарела, здоровье, явно, оставляло желать лучшего. Тётка рассказала мне, что Боря тоже здесь, что из него готовят будущего бойца, а её держат в заложниках. Да она и сама приняла безнадёжность своего положения после побега, ни к чему хорошему не приведшего. И, конечно, дала понять, что не по собственной воле, а только ради сына, умоляет меня выйти на ринг. Вот тут я и сдался. — А я знаю даже, где она скрывалась. Но поняла, что эта женщина — мама Гули, когда её уже вычислили. Только не рассказывай своей сестре, она и так не может простить мне некоторые, скрытые от неё, сведения. У меня и к ней не было доверия до поры, до времени. А потом стыдно было признаться… Я заглядывала в тёмные глаза, притяжение которых уже стала забывать. В них отражалась Лизонька Романова, как в рамке из звездопада. Я вспоминала, как любила смотреться в эти чистые, глубоководные озёра, как в зеркало, и всегда поражалась отсветам мягкого, серебристого света. Как на мартовских, потерявших белизну, просевших сугробах веселились солнечные лучики… А потом Мишка целовал меня, но как-то не так, как раньше. Я чувствовала, как с облегчением вздыхает его сердце, как отпускает тяжёлое чувство вины, как его любовь занимает своё законное место, проникает в меня, в каждую клеточку, в каждый нейрончик. Он возвращал меня себе, всю, постепенно, без надрыва, возвращая веру. Я люблю его, и он любит меня. Это же так очевидно. — А дальше совсем грустно, даже вспоминать не хочется. После очередного боя, меня подвели к камерам и показали тебя в обществе Чингиза. Я узнал свою Лизку сразу, несмотря на маскарад. Ты держалась за этого монгола, как за спасательный круг, он оберегал тебя, а ты и не сопротивлялась. И первое, что мне пришло в голову, что тебе с ним хорошо, а главное, безопасно. А вот гарантий, что Русский Медведь когда-нибудь выйдет на волю, или его не пристукнут в следующем бою, у меня не было. Если бы ты знала, Лиза, что мне стоило решение отступиться! Фильмы и видео про тебя и монгольского бандита появлялись периодически перед моими очами, и я понял, что ты доверяешь ему. Может, даже спишь с ним. От этих мыслей было и тяжело, и спокойно одновременно, я перестал бояться за тебя. И пошёл в бой. Честное слово, мне стало всё равно, что со мной будет. Меня приносили, бросали, запускали Ларисо. Она возвращала избитого бойца в надлежащий вид, пока, однажды, мы не оказались вместе в… Я не хочу об этом, никаких чувств, кроме благодарности, у меня к ней не было. Это правда. Да и ты жила своей жизнью, под крылом хана-бандюгана. Жила, значит, тебя всё устраивало. Я понял, что ты окончательно отказалась от меня и смирился, прошёл огонь и воду разбирательств по делу карликов, сам чуть не угодил в тюрьму, и бросился, наконец, в свою любимую работу с головой, слава богу, она у меня есть. Родилась дочечка, Кларисса оказалась не самой плохой женой… — И поэтому ты верил только ей, а об меня ноги вытирал и взашей гнал. Ведь так? Настоящий муж всегда заступится за свою жену. — Ну, куда же без бабского, попёрло г… по жилам. — А, какую-ту там сказочницу Романову не жалко, выползет, не впервой! И опять чувство вины заволокло душу Исаева, сердце скукожилось, застыло на вздохе. Он молчал. А что тут скажешь? Очень тяжёлый разговор, напряжение мозгов и чувств достигло самого высокого накала! Конечно, мы понимали, что это надо пережить, выплеснуть словами, заменить настоящими чувствами, любовью, в конце концов! А она вопила, просилась назад, вылезала отовсюду, только бы её заметили и никуда не отпустили… — Скажи, Лиза, откуда у тебя браслет с чёрным опалом, который был на тебе в ту ужасную новогоднюю ночь на дороге? — Подарок Чингиза, оберег. — Не очень-то он тебя сберёг! Не хотел я, видит бог, забивать тебе голову ещё и этим. Но нам надо знать, с кем придётся иметь дело. — Он помолчал, взял мои руки, прижал к щекам. — Судя по тому, что такие же камни получал и я за каждую победную серию, Чингиз приложил к этому руку. Я догадывался. И ненавидел его. Но этими камнями выкупил не одну боксёрскую душу из подземелий замка. Так может, он делал это специально, зная, для чего используются опалы? — Тогда почему он сам не занимался этим? — Сохранял свой бандитский авторитет, этакого отмороженного главы алтайской мафии, бесчувственного и безбашенного. Что я тебе объясняю, тебе лучше знать! Я вспыхнула, оторвала руки, отвернулась к иллюминатору. Может, ещё лекцию о моральном и антиморальном послушаем? Полиция нравов над облаками! Чья бы корова… Мишка тоже отвернулся, закрыл глаза. Думу думает, Чапаев. Но уже через секунду мне опять захотелось прижаться к нему, услышать стук сердца, ощутить надёжность его рук… Но я боролась… Мы развернулись одновременно, чуть не столкнувшись лбами, зато зацепились губами… — Миша, неудобно, народ кругом. — Еле оторвавшись, проблеела я. — И потом, мне … — Мне тоже. Если бы не был таким большим, затащил бы тебя в кабинетик за проходом, честное слово. — Я пошла, приходи, как-нибудь поместимся. — Вот уж чего я от себя не ожидала… Он зашёл. Вернее, заполнил всё пространство. Достаточно было просто дотронуться до моей груди, чтобы вызвать пожар, наводнение и бешеный восторг, пока ещё человеческого «я». Оно быстро превращалось в сплошное вожделение, страстное желание заполучить этого исполина любой ценой, любым действием, пусть даже без правил. Куда мы улетели, находясь на высоте в десять тысяч метров над Землёй? В какой космос? Но выйдя из состояния запредельного удовольствия, фантастического наслаждения, калейдоскопа сильнейших чувств и эмоций, назад на эту самую Землю мы вернулись уже вдвоём, как в капсуле спускаемого аппарата. И вышли вместе (можно подумать никто ничего не понял, просто нам было всё равно). И до самой посадки я смотрела на своего боксёра, не могла насмотреться в эти улыбающиеся мне навстречу сияющие глаза! А ведь ещё совсем недавно я была уверена, что вместо луны с неба мне достался только серп… Первыми, кого мы увидели после приземления, был сам монгольский хан со охранниками прямо на взлётной полосе. Воинствующий вид этой живописной группы намекал на захват России давно забытыми татаро-монголами на новый лад, с применением панических атак и устрашающих разрисованных масок из шрамов, ссадин и синяков. Откуда они такие отдубашенные? — А чё так мало? Не удалось собрать всю орду? А нас — рать! — Я ринулась в бой, не успев сойти с трапа. — Где моя дочь?! Что ты устроил, в кошки-мышки давно не играл? — Добрый день! С ней всё в порядке. Мы рады приветствовать вас на нашей гостеприимной земле, в стране живописных гор, чистейших рек, озёр и вековых лесов. Прошу. — Лучезарно улыбающийся Чингиз указал рукой на открытую дверцу джипа. — Да, сейчас, нашли дураков. Мы уж сами доберёмся. А вы, уважаемый, дочь мою, Диану, верните на родину. — Родина её здесь, ты забыла? А она, и моя дочь тоже. Ну, прекращай, Лиза, с такой охраной тебе нечего бояться. Один Исаев стоит всех моих бойцов вместе взятых, за что и уважаем в определённых кругах. Прошу вас, нужно освобождать полосу. Мишка подтолкнул меня, и мы уселись. Ахметов всё время рассказывал и показывал красоты, попадающиеся по дороге. Он любил свой край, мне ли не знать, из него получился бы отличный экскурсовод. Приехали, прошли в дом, когда-то бывший и моим пристанищем, но не ставшим родным. Ничего не изменилось с тех времён, кроме прибавившихся фотографий Дианы. И вот она уже несётся ко мне, моя крошечка, моя радость и утеха. А параллельно ей, вприпрыжку, Алиска, дочка Мишки. Надо полагать, её мать тоже здесь? Я не ошиблась. — Доброго дня, гости дорогие. Проходите в зал, отведайте наше угощение, отдохните с дороги. — Голос Клариссы журчал, как ручеёк, но только в её татарском исполнении был совершенно неуместен. Как мы с Мишкой не расхохотались, встретившись взглядами… Не понравилось это и хозяину дома: он зыркнул своими чёрными глазюками в сторону «хозяйки», как она не превратилась в головешку, непонятно. Вывод напрашивался сам собой: восточная красавица пала, пленённая прелестями восточного же мужчины, и решила, что она теперь без пяти минут его жена! Никогда бы не поверила, что скажу такое!? Но сейчас я была благодарна своему бывшему мужу за «нестираемый кобелизм» его натуры! Надеюсь, у Ларисо отпала надобность падать передо мной на колени? Мы не стали выпендриваться, отведали, отпили, напробовались и были приглашены в винный погреб, гордость и любимое место хозяина дома. Он располагался внутри участка, в небольшом, но очень необычном помещении. Каминный зал с удобными диванчиками, креслами, ковриками и подушками приглашал к уединению или спокойному времяпровождению. Вход в сам погреб находился в центре. В полуподвальном помещении, прохладном и пахнущем виноградом и летом, и зимой, стояли столики, стульчики, барная стойка и специальные полки с большим выбором алкоголя. Причём, сам Чингиз был в этом деле большой дока и любил угощать всех, описывая свойства, букеты, плотность и градус любой бутылки из своих сокровищниц. Об этом знали все, только не Кларисса. Она взялась угощать нас, вынимая не очень чистые бутылки. — Извините, я не уследила за прислугой, сейчас всё исправим. — И схватилась за бумажные салфетки, но была грубо остановлена одним из монгольской орды. — Не тронь! — Голос Ахметова потонул в сводах помещения. — Тебе лучше уйти. — Да я просто хотела… — Я позже объясню тебе, что в моём доме может хотеть гостья. Проводите мадам Клариссу. Мы с Исаевым и девчонками на руках притихли, сцена получилась пренеприятнейшая. — Ну, вот что, уважаемый хозяин, не надоели ли вам гости? А им очень надоел хозяин. Тем более что он даже не собирается объяснить причину своей выходки. До этого момента мы придерживались обоюдных договорённостей, что же случилось на этот раз? Дружба врозь? Будем через суд оформлять наши дальнейшие отношения? Ахметов и так был зол, а тут ещё я со своим заявлением о суде. — Как вам будет угодно. Но с некоторых пор уверенность в безопасности моей дочери несколько померкла. От мамаши, страдающей манией преследования, можно ожидать чего угодно. Что ей придёт в голову в следующий раз? Или это уже клиника? Кларисса заставила меня задуматься … — Кларисса? — Я перебила плюющегося гневом праведного оратора. — Да кто, если не она, доподлинно знает о моём житье-бытье? — Я вам не мешаю? — Исаев деликатно влез в наш диалог. — Вам нужно поговорить, а мы с девчонками пойдём погуляем. — Нет, я с вами, говорить не о чем. Встретимся в суде. — А вы уверены, что выйдете отсюда? Мы уставились друг на друга… Мишка напрягся, я сжала кулаки, Чингиз расхохотался… — Видели бы вы себя со стороны! Боевик и его боевая кнопка! И две гаечки. Ладно, идите, гуляйте, встретимся завтра. Мне надо кое-что уточнить. — Премного благодарны, барин! Век будем помнить вашу доброту! — Мы картинно поклонились. Город встретил нас дружелюбно. Ну, не зря же я прожила тут два года, знала, что показать, куда сходить. Никто не тревожил, не звонил, девчонки ворковали между собой, мы наслаждались возможностью перевести дух, расслабиться. Наша дружная компашка добралась до гостиницы уже поздно вечером. Полные впечатлений, на фоне приятной усталости и чудных жизненных перспектив, мы с Мишкой находились в состоянии безмерного счастья… Конверт с приглашением на завтрашний обед к Чингизу не вызвал никаких эмоций. Надо уже всё расставить по местам и жить дальше. С Исаевым! Девчонки уснули сразу. А мы… — Лиза, иди ко мне. Три слова… У меня защекотало в груди, завибрировало внизу живота, подкосились коленки… Я живо вспомнила этот чарующий тембр любимого голоса, голоса одного-единственного мужчины, сводящего с ума и лишающего элементарного соображения… И как бросала всё, и шла на зов волшебной флейты… Вот и сейчас, с замиранием сердца, «полетела», заплетаясь ногами… Вся моя истосковавшаяся душа, ни на что уже не надеявшаяся, рванулась навстречу такой же раненой душе Исаева. Я прислонилась к косяку, не в силах оторвать взгляд от самого любимого и родного человека на свете. Но как я жила без него столько лет??? — Ты устала? — Он встал, подошёл, взял меня на руки и уселся вместе со мной в кресло. Я тут же полезла с поцелуйчиками. Но Мишка отстранился, хихикая и отворачивая лицо, мне никак не удавалось зацепить такие желанные и манящие губы. Ловя ртом воздух, как пойманная на крючок рыба, я извивалась в его руках, выпрыгивала из себя, но поймать даже кусочек вкусной губенции не удавалось. — Мишка, сейчас же отдайся мне, змей-искуситель! — Я ещё не теряла надежды притянуть поближе эту скалу из каменных мышц и крепких рук, усевшись к нему лицом и обхватив ногами бёдра. — Исаев, ты рискуешь, я же сгорю не одна, тебя за собой зацеплю. Ну, Миша… — Девушка, а на каком основании вы собираетесь попользоваться мужчиной? Ни слов любви вам, ни признаний в верности, ни, хотя бы, клятв о том, что Лиза Романова начнёт слушаться Михаила Исаева и не сделает ни одного шага без его разрешения. А? Что будет доверять ему, как себе самой, каждую минуту, час, день. Потому что у боксёра очень большие планы на эту девочку-припевочку, он собирается прожить с ней всю жизнь. — Этот аспид всё ещё держал меня на расстоянии, но мужское достоинство выдало его с головой, оно уже просто выпирало из джинсов наглым образом, наплевав на все умозаключения своего хозяина. — Вы хотите поговорить об этом? — Я резко выкрутилась, вскочила и уселась за стол. — Слушаю, очень внимательно. Я сделала из двух пальцев, указательного и большого, круги и приставила их к глазам, как очки. Исаев расхохотался, забыв о детях. Девчонки заворочались, пришлось покрутить кое-кому у виска. — Судя по всему, вам нечего предъявить, иначе бы… Мишка поймал меня всю сразу, затолкал к себе «в нагрудный карманчик», где я благополучно провела время, в любви и утехах, до утра. Век бы болталась на его груди, была бы моя воля! Удивительно, как в этом исполине уживались сила и ласка, необычайная твёрдость рук, уступающая нежности пальцев, немного шершавых и грубых, но таких заботливых и родных. Только ему одному-единственному отдано моё сердце, причём, давно. Только он знает все Лизины секретики, трещинки, заморочки. Только ему доверяю я себя безмерно, без оглядки, без страха за будущее. Потому что люблю…