Нельсон не ответил. Мы прошли еще немного, прежде чем я снова услышала его голос: – Простите за прямоту. – Да нет, вы правы. – Я отряхнула его волосы и пальто, не отказав себе в удовольствии стукнуть по спине сильнее, чем надо. – Я не доверяю вам. Знаете, я настороженно отношусь к другим сыщикам по понятным причинам. А еще… вы же понимаете, почему мать наняла вас, что она хотела этим сказать мне и… в общем, забудьте. Так почему вы не стали музыкантом? Он усмехнулся, снова поворачиваясь ко мне. – Нельсоны ведут благородный род, сами понимаете, от кого[11]. В нашей семье все военные и все англичане до мозга костей. Мне тоже пришлось отслужить в Легионе, а после этого глупо было возвращаться к музыке. Сонаты не играют окровавленными пальцами. Тем более, узнав, что я отказался от военной карьеры, отец лишил меня наследства. – О, мне это предстоит. Мать… Я спохватилась: с чего это я буду жаловаться? Разговор и так вышел слишком уж откровенным для второй встречи. Я покачала головой. – Просто поверьте: будь на месте Хелены я, она бы не плакала, а вам бы не платили. И заказали бы самый дешевый гроб. Он ничего не ответил, продолжая идти вперед. В воздухе вдруг что-то мелькнуло, и на плечо Нельсону сел белый голубь с пышным веероподобным хвостом. Воркуя, голубь дался сыщику в руки и позволил отвязать от лапы записку. Прочтя ее, Нельсон чему-то улыбнулся, дал птице семян из кармана и выпустил. – Домой. Голубь взлетел и вскоре стал неразличимым на фоне снега. Сыщик, глядя вслед, спрятал свернутый листок. – Вчера был другой, – заметила я. – Много у вас знакомых птиц? – Не очень, – рассеянно отозвался он. – И они не просто знакомые. – Насколько я знаю, голуби могут найти только дорогу из голубятни в голубятню… а этот нашел вас посреди улицы. В чем трюк? Нельсон посмотрел на меня снова, с выражением такого превосходства на холеной физиономии, что мне почти захотелось провалиться сквозь землю. – Среди голубей тоже встречаются особенные. Вы же не думали, что ум и уникальность – привилегии человека? От нелепости этого заявления я даже фыркнула. – Я вообще, знаете ли, редко размышляю о таких вещах, как уникальность и… голуби! Нельсон не ответил. Его лицо перестало быть надменным, оно просто застыло. Сыщик смотрел теперь в белесое небо, туда, где исчез белый питомец. – Держу их дома. Люблю птиц, мисс Белл. Больше, чем людей, как бы странно это ни звучало при моей профессии. Голуби вернее. Всегда возвращаются. – А чем вас обидели люди? Их просто труднее приручить. Особенно… – я невольно усмехнулась, – женщин. Нельсон немного замедлил шаг, потом и вовсе остановился – поправить на сапоге застежку. Когда сыщик догнал меня, я заметила, что он улыбается краем рта. – Не горю желанием проверять. Женщины отнимают времени больше, чем наркотики, и так же легко лишают разума. Поэтому в последние годы я воздерживаюсь и от тех, и от других. – Вот как… – я кивнула. – Наконец-то вы проявили хоть одну черту, свойственную знаменитому детективу из рассказов в «Стрэнде». Нельсон заинтересованно потер подбородок. – Не жалую беллетристику, но не о Холмсе ли вы говорите? Его трудно с кем-то перепутать. – О нем и о его боязни потерять рассудок из-за любви. Хотя наркотиками он не брезговал. Сыщик, так и не повернувший ко мне головы, снова спрятал руки в карманы. – В отличие от него, я не боюсь. У меня просто нет желания и необходимости. Думаю, это личный выбор. Наркотики разъедают мозг, женщины разъедают сердце. К тому же в большинстве своем они чуть умнее растений. – Он помедлил. – Не обижайтесь, я не о вас. Думаю, попадись вы Холмсу на пути, он бы пересмотрел некоторые убеждения. Это был неплохой удар, куда эффектнее «холодного чтения». Оказывается, Нельсон умел делать комплименты, которые мне нравились, и это было его козырем. Правда, он не учел, что после такого мне самой захочется пойти в атаку. Я поймала сыщика за локоть и, глядя в упор, медленно облизнула губы. – Лестно слышать, не скрою. Холмс – замечательный детектив, но у него есть большой недостаток: его не существует. А как насчет вас? Я поняла, что наступила на лед, слишком поздно, и, уже падая, почувствовала, что Нельсон подхватил меня. Какое унижение, господи. Сыщик ловко поставил меня на ноги, хлопнул по плечу и отступил. – А я бы устоял. Этим мы и отличаемся. Хотя не стану спорить, многие его методы и взгляды мне близки. В том числе «холодное чтение», – он изогнул бровь, – которое, оказывается, часто приводит к холодным падениям. По крайней мере, по вторникам. Он пошел дальше. Я некоторое время смотрела ему вслед, пытаясь восстановить дыхание и кипя от гнева. Наконец, прохромав мимо нескольких крайне удивленных прохожих, я догнала сыщика. Он, кажется, больше не собирался со мной беседовать: все его внимание поглотили окружающие нас здания. Я решила не усугублять ссору. – А вы давно знакомы с Артуром? – задала я еще один интересовавший меня вопрос. Нельсон кивнул. – Служили вместе, он был отличным медиком. Но, полагаю, вы прекрасно понимаете, с какими испытаниями духа сопряжен подобный крест. Как и я, он разочаровался в войнах, и, пожалуй, к лучшему. А откуда его знаете вы? – Он помог мне встать на ноги, когда, – я указала взглядом на трость, – это произошло. Помог не только в прямом смысле. Возможно, этого не видно, но… он очень умеет поддерживать. Я замолчала: слова разбудили не очень приятные воспоминания. Нельсон, увлеченно изучавший название улицы, на которую мы свернули, наконец снова повернулся ко мне. – Да, Артур в своем роде удивительный. Хоть и похож на замороженного мамонта. – Что? – Я подняла брови. Сыщик пожал плечами. – Ну, такой большой волосатый слон, их иногда находят в ледниковых пещерах. У мистера Сальваторе даже волосы такого же цвета, как шерсть мамонта. И длинные. И падают на глаза. – Волосатый слон, – задумчиво повторила я, пытаясь понять, шутит Нельсон или нет. – Артур – волосатый слон… Интересно, почему же? – Потому, – улыбка неожиданно исчезла с лица, – что вымерший вид. Одиночка. Всегда таким был. Он вас к себе не подпустил, верно? – Прежде чем я бы ответила, Падальщик тяжело вздохнул. – И меня. Впрочем, в юности я, наверное, был последним человеком, какого хотелось к себе подпускать. Зато сейчас… – и он приосанился. Проигнорировав всплеск самолюбования, я хмыкнула. Теперь я поняла, насколько меткой была характеристика, данная сыщиком Артуру, хоть вначале она и казалась полной ерундой. Мой друг не подпускал меня ближе, чем на расстояние, позволявшее опереться на его руку. В прямом и переносном смыслах. А сам не опирался ни на кого и никогда. Впереди замаячило белое здание школы искусств. Оно было четырехэтажным и напоминало храм – с портиками, колоннами, высоким сводом, поддерживаемым какими-то каменными дамами вроде муз. Мы с Нельсоном вошли в ярко освещенный холл, украшенный картинами и скульптурами, и остановились в некоторой нерешительности. – Могу я чем-то вам помочь? Вы явно потерялись. Мы обернулись на голос. В холл только что вошел светловолосый мужчина лет тридцати. Спокойные серые глаза скользнули по нашим лицам. Я вежливо улыбнулась и заговорила первой: – Скажите, пожалуйста, занятия идут? Нам нужен мистер Блэйк, учитель рисования. – Это я. – Мужчина снял теплый плащ и повесил на большую вешалку, выполненную в виде ветвистого дерева. – Занятия в моем классе начнутся через пять минут. Что вам угодно? Кажется, вы уже несколько не в том возрасте, чтобы записываться. Родители? – Нет, что вы! – Я покачала головой, в ужасе от одного этого подозрения. – Мы… в общем… Вашу ученицу, мистер Блэйк, вчера убили. Хелену Белл. Это моя сестра. Лицо мужчины ничего не выразило, лишь брови слегка приподнялись. – Неужели… бедная девочка. Жаль, я возлагал на нее большие надежды. Она была талантливой. – Вы последний, кроме членов семьи, кто видел ее живой, поэтому нам надо с вами поговорить. Я веду расследование, мне нужна помощь. Меня зовут Лоррейн Белл, а этого господина – Герберт Нельсон. Говоря, я краем глаза наблюдала за «этим господином». Он непринужденно расхаживал по холлу, осматривая все вокруг и подолгу останавливаясь перед картинами. Один раз он вернулся к входной двери и выглянул на улицу. Я нахмурилась, но продолжила: – Мы не отнимем много времени. Но хотелось бы не откладывать. Мистер Блэйк поколебался, потом со вздохом кивнул. – Хорошо. Идемте наверх. Я дам ученикам задание и поговорю с вами. Подождите… Вернувшись к вешалке, он снял с нее бумажный пакет и вынул две круглые коробки. – Всегда покупаю ученикам сладости, здесь неподалеку замечательная кондитерская. Шоколад там нежный, особенно трюфели. – Милая традиция, – улыбнулась я. – Но с чего такая щедрость? «И откуда деньги?» – мелькнула мысль. Вряд ли на жалование учителя можно баловать детей каждый урок. Коробки, обклеенные серебристой бумагой с тиснением, выглядели вовсе не дешевыми. – Не знаю… – бесхитростно отозвался мистер Блэйк. – Так сложилось. Может, потому что у меня нет даже племянников. Может, потому что художники в душе дети, хотя младшей из моих студенток уже пятнадцать и через месяц она выходит замуж. Я их очень люблю. Идемте за мной. Мы начали подниматься по широкой, устланной бордовым ковром лестнице. Нельсон догнал нас и пошел следом. Было довольно тихо, лишь один раз я услышала из какого-то коридора скрипку. – Сегодня почти свободный день, – пояснил мистер Блэйк. – Занятия у меня, у скульпторов и в одном из музыкальных классов. – Кто основал эту школу? – неожиданно спросил Нельсон. – Когда? Учитель рисования, как мне показалось, не был рад вопросам. Он поправил волосы, поудобнее перехватил коробки с конфетами и холодно ответил: – Я преподаю здесь три года, школа существует дольше. Насколько мне известно, ее основали люди высокого ранга. Надеюсь, вы понимаете, кого я подразумеваю. Ее Величество посещает нас. Это… – в голосе зазвучала гордость, – великая честь. Именно поэтому я особенно удручен смертью мисс Белл. Она должна была вчера закончить учебную работу, а сегодня начать рисовать весенний подарок для Ее Величества. Честно говоря, – он потер лоб, – вы выбили из-под моих ног почву своими новостями. Не знаю, кому в классе еще можно доверить такую серьезную вещь. Другие ученики способные, но… – Мне жаль, мистер Блэйк, что моя сестра вас подвела, решив умереть.