- Давай больше никогда не говорить об этом снова. - Не говорить о чем? - тон Киллиана легкомысленный, пока он выходит следом за мной из дома. Я направляюсь к своему грузовику, но он останавливает меня, прикасаясь к моему локтю. Его взгляд сосредоточен на доме миссис Кромли, что через дорогу. Миссис Кромли умерла шесть месяцев назад, и ее племянник Джордж унаследовал это место. Я не видела его давно, но знаю, что ему сорок с чем-то лет, есть жена и дети. Сомневаюсь, что они переедут сюда - дом буквально стоит на краю Вселенной, и на нашем маленьком острове - кусочке Аутер Бэнкса - даже нет своей школы. Но что странно, перед домом припаркована машина с логотипом магазина Ала, а на крыльце - две большие коробки. Киллиан оглядывается, рассматривая рулонную траву, которая пожелтела осенью, высокий холм и тонкую полоску серебристо-голубого цвета там, где Атлантический океан переходит в берег. Он чешет челюсть так, словно та зудит. - Тот дом. Ты не знаешь, это дом Джорджа Кромли? Мой желудок ухает вниз. - Ага, - произношу медленно. Киллиан кивает и встречается со мной взглядом. Его улыбка, как всегда, медленно и самодовольно расплывается по лицу. - Тогда, думаю, мне всё-таки не нужно ехать в город, соседка. Глава 3 Киллиан Я назвал ей свое имя, и она меня не узнала. Прошло столько времени с тех пор, как кто-то моего возраста смотрел на меня так, словно я абсолютный незнакомец, и сейчас это почему-то странно волнует. Возникает вопрос, а не облапошили ли меня? Я со всех сторон был окружен фанатами и людьми, которые с радостью целовали мой зад, пытаясь получить от меня желаемое. А теперь, когда моя дорожка пересеклась с этой девушкой, очевидно хотевшей, чтобы я просто свалил на хрен? Я злюсь. Фыркая, делаю глоток обжигающего кофе и откидываюсь на спинку старомодного кресла-качалки. С места на моем крыльце отлично видно дом Либерти. Он двухэтажный, обшитый белой вагонкой. Тот тип, что вы видите на живописи Эдварда Хоппера. Проезжая мимо такого, вы бы подумали, что какая-то старушка внутри как раз раскатывает тесто на пирог. Спорю, что Либерти тоже готовит отменные пироги, но она, вероятно, раскатает мой мозг скалкой раньше, чем я даже попробую их. Мой мотоцикл оставил уродливую полоску на траве, напоминая о том, что я сделал в ту ночь. Вождение в пьяном виде. Это не свойственно мне. Я тот, кто обычно держит других в узде. Удерживает друзей, чтобы те не стали жертвой подобной херни, чтобы не превратились в клише, как сказала Либерти. Что-то сильное и уродливое роится в моей груди. Все мои усилия так и не помогли Джаксу. Образ его обмякшего тела всплывает перед глазами в ярких красках: серая кожа напротив белых плиток, желтая рвота, зеленые глаза, уставившиеся в никуда. Мои зубы стискиваются, пальцы болят от силы, с которой сжимаю кружку. Чертов Джакс. Идиот. От боли сложно даже дышать. Мое тело дергается от потребности в движении. Хочет куда-то идти. Продолжать двигаться, пока разум не прочистится. Хлопок двери панорамной стеклянной стены вынуждает меня вздрогнуть, и горячий кофе плещется в кружке. - Дерьмо, - я ставлю его на пол и всасываю в рот обожженный палец. Через дорогу Либерти уверенно спускается по ступеням крыльца, направляясь к огражденному высоким забором саду. Улыбка растягивает мои губы. Эта девушка не может прогуливаться нормально и расслабленно. Куда бы она не шла, кажется, будто Либерти собирается выполнить судьбоносную миссию. Она движется через освещенное солнцем пространство, и ее волосы приобретают оттенок топленого сливочного масла. У меня появляется желание запечатлеть этот момент, записать его в виде лирики. Паника от данной мысли поднимает меня на ноги и вынуждает ходить взад-вперед. Мне следует зайти в дом. И что потом? Лежать на древнем диване, покрытом одеялом с уродливыми синими розами? Пить весь день напролет? Распаковывать коробки с вещами. Включая три мои любимые гитары. Скотти, крысиный ублюдок, послал их, даже несмотря на то, что я не просил его об этом. Он думает, я стану писать музыку? Песни? Да ни за какие хреновы коврижки. Дерьмо. У меня нет ни малейшего представления, что я здесь делаю. Великая идея Скотти относительно того, что я спрятался на острове, о котором почти никто не слышал, неимоверно тупая. Вероятно, больше не стоит слушать его по пьяни. Возможно, у Скотти супер интуиция, потому что именно сейчас мой телефон начинает звонить. И только у немногих есть этот номер. Мой взгляд не отрывается от Либби, стоящей на коленях между рядами зелени, когда я отвечаю на звонок. Вот только это не Скотти. - Привет, мужик, - говорит Уип. Я не слышал его уже около года. Знакомый голос, словно удар, поражает голову. Я снова откидываюсь на спинку кресла. - Привет, - откашливаюсь. - Что случилось? «Иисус, пусть это не касается Джакса». Мои пальцы становятся холодными, а кровь пульсирует в висках. Глубоко вдыхаю. - Это правда, что ты застрял в каких-то дебрях Северной Каролины? Я испускаю рык. - Он в порядке? Следует пауза, и затем Уип матерится. - Дерьмо, мужик, я не подумал. Ага, он в норме, - Уип шумно вздыхает. - Ему намного лучше. Видится с куратором. Хорошо. Отлично. Здорово, что Джакс сам позвонил мне и рассказал об этом. Я тру лицо руками, закрывая глаза. - Итак, что тогда случилось? - Просто подумал, -голос Уипа становится отстраненным. - Нас всех разбросало в разные стороны света. И...черт, я просто захотел поговорить. Узнать, где ты был. Джакс - тот, кто разбросал нас. В тот день он разрушил нас, словно разбил окно, бросив в него валун. И, тогда как мы с Джаксом играли роль мамы и папы в группе, Уип всегда был нашим якорем, нашим клеем. Он ударил бы меня в горло, если бы я сказал ему это в лицо, но еще Уип самый чувствительный из нас. Я знаю, что ему больно. Я снова бросаю взгляд на Либби. Ее округлая попка раскачивается, когда она вырывает сорняки. Это зрелище почти вызывает у меня улыбку, хотя она бы возненавидела меня, узнав, что я наблюдаю за ней. На этом я снова пытаюсь выдавить ответ. - Ты уже разговаривал с остальными? - спрашиваю Уипа. - Звонил Райю. Мы прошлись по кое-какому материалу. Это что-то новое. Обычно песни писали мы с Джаксом. Я сажусь немного ровнее, пытаясь сосредоточиться. Мне нужно проявить участие. Я знаю это. Но так сложно собрать хоть какой-то энтузиазм. Несмотря на это, я всё же произношу то, что нужно сказать. - Ты записал что-то, что я мог бы послушать? - Ага, конечно. Я тебе отправлю, -Уип выдерживает паузу и затем невзначай добавляет. - Возможно, ты смог бы улучшить их. Сделать нам какие-то замечания. Я не знаю, как реагировать на это. Нет, меня это не злит. Скорее я даже рад тому, что они снова творят. Но что-то внутри меня - предупреждение, желание сбежать - заставляет побыстрее закончить данный разговор. Но Уип не закругляется. - Или, может быть, возвращайся и поработай вместе с нами. Теперь я снова вскакиваю на ноги, расхаживая по крыльцу перед панорамной стеной. Прижимаюсь лбом к стеклу. - Пока нет. Но скоро, мужик. - Ага. Конечно, - Уип кажется таким же искренним, как и я сам. - Буду на связи, - говорю я. Возможно, это ложь, а может, и нет. Я не брал в руки гитару уже почти год, и сейчас у меня нет ни малейшего желания. - Верно. Когда Уип кладет трубку, тишина звенит у меня в ушах. Я больше не знаю, как быть собой, как быть частью группы «Килл-Джон». Как мы можем двигаться дальше? Должны ли сделать это без Джакса? Или с ним? И всё время оглядываться через плечо, со страхом ожидая, что он повторит это снова? Часть проблемы состоит даже не в Джаксе. Я устал. Заскучал. И от этого чувствую себя до чертиков виноватым. Хоть я и на крыльце, но стены давят, выкачивая из меня весь воздух. Мне следует войти в дом, сделать... что-то. Но ноги ведут меня в противоположном направлении. С крыльца моего дома прямо в сторону Либерти. Она сгорбилась над рядом трав и не поднимает взгляд, когда я прислоняю запястья к верхней части забора, доходящего по высоте до уровня моего подбородка. Я наблюдаю за ее работой, не возражая против молчания. То, как она игнорирует меня, довольно забавно, потому что девушке не очень-то хорошо дается данная задачка. Всё ее спокойное «меня не волнует то, что ты здесь» выражение говорит лишь о том, что Либби, охренеть, как волнует мое присутствие. Она просто не хочет, чтобы оно ее волновало. Я усмехаюсь в ответ на эту мысль. Во всем этом есть что-то такое нормальное. - Знаешь, много девушек стояло передо мной на коленях. Но обычно они делали это с улыбкой. Она фыркает. - Я бы больше впечатлилась, узнав, что это ты опускался на колени. Мне нравятся те, кто дает, а не берет. Иисусе. Я могу представить ее с широко расставленными ногами, командным тоном повелевающую мне хорошенько вылизать ее там. Переношу вес с ноги на ногу, отодвигаясь от забора. Не нужно, чтобы она видела нарастающую выпуклость в моих штанах. Не уверен, то ли меня к ней тянет, то ли я вдруг стал мазохистом. - А что насчет идеи дать и взять? Такое тебе по душе? Даже несмотря на то, что я шучу, зазрение совести вспыхивает внутри. Когда я в последний раз чувствовал подобное и чувствовал ли когда-то вообще? Потому что она права - я стал ленивым, сидел, как король, пока девушки сосали мой член, и придумывал песни или планировал выпустить следующий альбом. Я достиг той точки, в которой меня не ебало, что эти девушки делали или куда девались, когда я с ними заканчивал. Теперь Либерти поднимает на меня взгляд.