– Что там в дневниках Лута? – спросил он, чтобы сменить тему. Мила подняла тетрадку и пролистала страницы перед его глазами. Бериш покачал головой. – Это нам ни о чем не говорит… – заметил он. – Если бы мы приблизились к разгадке тайны, то нашли бы новые координаты для входа в «Дубль». – Значит, придется начинать все с начала… – Почему? – С этим Мила не могла согласиться. – Потому, что теперь мы вынуждены подвергнуть сомнению все, что сказал нам лжесвященник: солгал ли он, чтобы направить нас по ложному следу, или рассказал правду, которую отец Рой уже не мог нам поведать, поскольку давно мертв? – Следует отталкиваться от фактов… А факты свидетельствуют, что Норман Лут сознался в преступлениях, приведя подробности в таком изобилии, потому что знал, – возразила Мила. – Но его алиби действует, – заметил Бериш. – Однако после того, как он покончил с собой, ни одна студентка не погибла. Саймон одним глотком осушил бокал. – Всему этому обязательно должно быть какое-то объяснение. – Числа в дневниках понятны лишь больному сознанию безумца, но это, конечно, не простое совпадение, – с уверенностью заявила Мила. – В них – доказательство того, что Норман заходил в «Дубль» и, возможно, был знаком с Энигмой. – Эти числа – еще не доказательство, – возразил Саймон, хотя ему и нелегко было опровергать ее слова. – Мы должны превратить их в доказательство… – Но как? – Мила совсем пала духом. – Продолжить расследование, – ответил Бериш чуть ли не с яростью. – Поискать там, где мы еще не искали, сунуть нос туда, докуда еще не добрались, покопаться в дерьме, в которое еще не наступали. Мила ни разу не видела его таким ожесточенным. – Мы условились считать, что имеем дело с серийным убийцей, если он убил по меньшей мере три раза одним и тем же способом. Но кто сказал, что это обязательно так? Мы приняли такое решение только потому, что узнаем о его существовании слишком поздно, тогда, когда он уже нанес удар. И тешим себя подсчетами, раз уж не смогли вовремя остановить его! Мила не понимала, к чему он клонит. – И что мы делаем, обнаружив очередного серийного убийцу? Ждем, когда он убьет снова, в надежде, что на сей раз он допустит какую-нибудь ошибку… В серийных убийцах плохо то, что они не в силах остановиться. Хорошо в серийных убийцах то, что они остановиться не в силах. – Так вот, сегодня мы пошли по тому же пути, – заключил Бериш, по-прежнему виня себя во всем. – Кинулись допрашивать священника, хотя главный вопрос следовало задать себе самим… Как серийный убийца учится убивать? Мила наконец-то поняла. – Этому его учит первая жертва. ⁂ На основании каких характеристик серийный убийца выбирает себе жертвы? Для криминологов это один из ключевых вопросов. Зачастую убийству вовсе не предшествует выбор. Достаточно того, что жертва – женщина и что она оказалась в правильном месте. Правильном с точки зрения убийцы, разумеется. Иногда же направленность на определенный тип жертвы обусловливается чистой случайностью. Мила помнила серийного убийцу, который насиловал и резал на куски только официанток, работающих в баре. Когда его поймали, он признал, что никакой особой причины не было: поскольку первая убитая женщина работала официанткой в баре и убийство сошло ему с рук, он решил продолжать в том же духе. Можно сказать, из суеверия. Но имелась и более глубокая связь: для серийного убийцы повторение способа совершения является таким же источником удовольствия, как и само убийство. Это значит для него, что он хорошо делает свою работу. Мысль о том, что он изобрел метод убивать и при этом не быть пойманным, греет ему душу, подпитывает эго, размышляла Мила. «Если торт выпекается на славу, зачем менять рецепт? – часто повторяла она слова человека, который ее всему научил. – Со временем, набравшись опыта, ты можешь его усовершенствовать. Иногда можешь даже позволить себе заменить какой-то ингредиент. Но не станешь его коверкать, рискуя тем, что тесто не пропечется». Леа Мьюлак, белокурая студентка в очках, сделалась прототипом жертвы для монстра УНИКа. Она же и предшествовала всем прочим. Каждый убийца имеет свой идеал жертвы, припомнила бывший агент полиции. Мать девушки жила в красивом многоквартирном доме у залива. После смерти дочери она развелась и год назад вышла замуж за адвоката. Мила и Бериш постучались к ней в дверь, в надежде, что в это дождливое воскресенье застанут ее дома. Прислуга провела их в просторный салон с окнами на море. Семь лет прошло с тех пор, как Барбара Мьюлак чуть ли не каждый день звонила в Лимб, спрашивая, как продвигается расследование по поводу исчезновения ее дочери. Через несколько месяцев звонки стали реже. А когда в полиции решили, что Леа входит в число жертв монстра УНИКа, связь оборвалась вообще. Едва Барбара Мьюлак вошла в комнату, Мила тотчас ее узнала. «Такое выражение застынет и на моем лице, если не удастся найти Алису», – сказала она себе. Бессилие и смятение. На женщине был серый комбинезон из синели. Волосы, все еще светлые, она подкрашивала: возраст давал о себе знать. Пряди были собраны в конский хвост, что подчеркивало ее невероятное сходство с дочерью. Барбара Мьюлак расплакалась. – Вы ее нашли? – спросила женщина еле слышно. Мила бросилась к ней, хотела поддержать. – К сожалению, нет… – Тогда зачем вы пришли сюда? – смешалась Барбара. – Затем, что снова занялась этим делом, – слегка приврала бывшая сотрудница Лимба. Целью ее несанкционированного расследования была не Леа, но Алиса. – Это агент Саймон Бериш, новый начальник Отдела пропавших без вести. Покончив с ритуалом знакомства, они устроились на светлых кожаных диванах перед лоджией. На море бушевал шторм, но беззвучно: грохот волн не проникал сквозь стекла. – Из нее получилась бы изумительная женщина. – Барбара Мьюлак взглядом указала на фотографии в серебряных рамках, стоявшие на столике. На них запечатлелись разные моменты короткой жизни дочери. Новорожденное дитя. Девочка задувает свечи на одном из своих первых дней рождения. Стоит на лыжне, сидит в седле на лошади. В костюме мажоретки. Наконец, улыбающаяся, с дипломом в руках. – Она была первой во всем, никому не желала уступать. И в смерти тоже, подумала Мила. Стала первой в серии. – Знаю: когда говорят о мертвых, особенно о тех, кто умер молодым, легко утверждать, что при жизни они были прекрасными людьми, что их все любили, – продолжала Барбара. – В сущности, это даже трогательно. Но Леа даже не успела наделать ошибок. – Она перевела дыхание. – Когда она сказала, что хочет изучать восточные языки, я ее поддержала. Отец, наоборот, предпочел бы, чтобы она стала экономистом. Но Леа хотела путешествовать, я сама об этом мечтала в молодости. Лишенная эмпатии, Мила не могла сочувствовать этой женщине, но хорошо знала, из чего складывается чувство вины. Когда на дороге судьбы возникают препоны, мы это именуем «если бы». Если бы она не увезла Алису в уединенный дом на озере, если бы отказалась выполнить просьбу Шаттон, если бы не столкнулась с Энигмой, может быть, и для Милы все теперь обстояло бы по-другому. – Госпожа Мьюлак, – вступил Бериш. – Как вам хорошо известно, Леа включена в число жертв серийного убийцы УНИКа… Но по сравнению с двумя другими девушками имеются существенные отличия: тело вашей дочери так и не было найдено и нет никаких указаний на то, что она общалась в соцсетях с таинственным парнем по имени Ларри и тот заманил ее в ловушку. Возможно, это и не имеет особого значения: убийца мог воспользоваться другим профилем… Но я хочу спросить вас: могла ли Леа заигрывать с молодым человеком в Интернете? Уверен, у такой красавицы не было недостатка в ухажерах. – Вы правы, агент Бериш, но ублюдок появился далеко не в лучший период ее жизни. Леа только что порвала с приятелем по лицею, хотя они очень долго встречались. Сами знаете, как оно бывает, когда поступаешь в университет: отдаляешься от старых друзей, меняются привычки, складываются новые знакомства… Думаю, дочке было одиноко, но она пока не отваживалась на новый роман. Тогда университетская социальная сеть стала чем-то вроде терапии, подумала Мила. Ты снова с кем-то встречаешься, но без каких бы то ни было обязательств. – Она пошла с мерзавцем в кино только потому, что это ей казалось совершенно невинным времяпрепровождением… После того как она исчезла, в шкафу недоставало джинсов, куртки и футболки: если бы Леа шла на свидание, она бы оделась по-другому. – Как вы знаете, несколько лет назад человек по имени Норман Лут признался в ряде преступлений, в частности в убийстве вашей дочери, – напомнил Саймон. – Ах да: внушаемый мифоман, – тут же отмахнулась женщина. – Знаете, что я вам скажу? Полицейские правильно сделали, что не поверили ему: этот сукин сын Лут лгал, потому что моя Леа никогда не поддалась бы на его уловки. Парень, не вылезающий из психушки, не может вскружить голову красивой, блестящей девушке. Тут Барбара Мьюлак ошибается, подумала Мила. К сожалению, все совсем не так, и многие маньяки, охотящиеся в соцсетях, отнюдь не умны и не обаятельны, им достаточно показать впечатляющий внешний облик, чтобы привлечь жертву. Остальную часть работы проделывает она сама, веря в сказочку, которую себе же и рассказывает. Мила вспомнила слова своего таинственного друга в красной лыжной маске. Ум видит то, что ум хочет видеть. – Мы здесь не для того, чтобы вселять в вас несбыточные надежды, госпожа Мьюлак, – сказала Мила. – Мы пытаемся свести воедино все данные по делу; Леа – первая среди жертв, и мы начали с нее, так же как и убийца. Вмешался Бериш: – Тот факт, что тело вашей дочери так и не найдено, может многое поведать о личности убийцы… Он ее убил, но не выбросил на обочину дороги, как всех прочих. Саймон пытался дать ей понять, что, может быть, серийный убийца спрятал труп, поскольку в глубине души все еще стыдился того, что совершил. Со временем такая щепетильность пропадет, но Леа удостоилась особого внимания: об ее останках он позаботился. Но матери трудно поверить в то, что в этой жуткой цепи нашлось место для угрызений совести и проявления заботы. – Что может поведать такое пренебрежение к чужим чувствам, когда родителям не позволено поплакать на могиле собственной дочери? – и в самом деле оскорбилась женщина.