Ей пришла на память простодушная улыбка пятидесятишестилетней женщины на фотографии, снятой в долине, где пасутся лошади. Где ее тело? Когда-нибудь, может через тысячу лет, кто-то, вскапывая землю в безлюдном месте, найдет останки безымянной жертвы, которой молотком размозжили череп, а после варварски изуродовали. А может, и этого не случится. Мила почувствовала, что ей необходимо выпить кофе. Закрыла журнал для взрослых, больше не желая об этом думать. Но под ним обнаружила точно такой же и вспомнила, что Бериш собирался сопоставить вырезанные части. Очередная уловка, чтобы сбить ее со следа? Она открыла неповрежденный журнал и наткнулась на женщину в непристойной позе, ту самую, которой в первом экземпляре удалили глаза. Что-то в этом взгляде ей показалось знакомым. Мила поискала ножницы, нашла их на подставке для ручек. Перед тем, как приступить к делу, задумалась, есть ли в этом смысл. Да, есть, решила она. Разрезала фотографию, пошла дальше. Настала очередь носа другой порнозвезды. Потом – ушей третьей. В целом набралось около десяти различных частей. Мила не знала, что делает, или, наоборот, слишком хорошо знала, но боялась себе в этом признаться. Отложила журнал, взяла чистый лист бумаги и собрала на нем фрагменты, как части головоломки. Когда она закончила складывать, появилось лицо. Мила взглянула на него, и у нее засосало под ложечкой. Как две капли воды похоже на лицо пятидесятишестилетней женщины, которую никогда не фотографировали. Кто-то создал из ничего портрет Розы Ортис, а потом наложил его на картину дикой природы. Это нетрудно, достаточно закачать в компьютер хорошую программу. Профили в соцсетях представляли собой отлично сработанный фейк. Вот почему в доме нет отпечатков, догадалась бывший агент полиции: какая уж там рука дьявола. Журнал – разгадка тайны, ей издевательски подсунули его под самый нос. Эта женщина никогда не существовала. Из этого следовало сделать два вывода. Бериш невиновен, а девушка, выдававшая себя за дочь Розы, – сподвижница Энигмы. 23 Пророчество Паскаля начинало сбываться. Дверь Лимба заперли снаружи, но в разноцветной чашке, которая стояла на бывшем столе Милы, еще хранился запасной ключ. Она нашла этот ключ и решила бежать. Хич поднял на нее грустные глаза: Мила поняла, что не может оставить его в одиночестве, и захватила с собой. Едва переступив порог, они попали в самое сердце хаоса, в который погрузилось Управление. Агенты были вне себя, поскольку не могли одновременно присутствовать сразу в нескольких точках города. Исходя из их разговоров, можно было предположить, что преступники, которые в последние годы скрывались в тени, внезапно вышли оттуда, чтобы предать огню и мечу улицы и кварталы. Мила осознала, что присутствует при драматическом конце «метода Шаттон». Паскаль был прав: рано или поздно зло должно было покинуть «Запредел» и наводнить реальный мир. Воспользовавшись суматохой, Мила вместе с собакой вышла из здания так, что ее никто не заметил. Хотелось бы знать, где именно держат под арестом Бериша, но освобождать его не было времени, к тому же это означало немалый риск. Она потом подумает, как выручить друга. И снова придется извиниться перед ним. Они сели в лифт и спустились на второй подземный уровень. Мила решила покинуть Управление через полигон. Обычно там полно агентов, упражняющихся в стрельбе. Но сейчас, при сложившейся ситуации, нет ни души. Выбравшись наружу, Мила стала подыскивать машину. Довольно быстро присмотрела, какую украсть: на этот раз ее выбор пал на бордовый «вольво» восьмидесятых годов, настоящий антиквариат. Она принадлежала инженеру или архитектору, поскольку внутри валялись тубусы с чертежами и образцы строительных материалов. Пока Мила ехала в ночь, с Хичем, разместившимся на заднем сиденье, она заметила, что на дороге совершенно пусто. Только слышались сирены полицейских машин, на полной скорости мчавшихся к центру. Остановившись у светофора, она их насчитала шесть. Мила включила радио. В новостях рассказывали о взрыве бомбы в ночном супермаркете, о перестрелке в каком-то из баров в центре и об ограблении ювелирного салона в шикарном отеле. Тут бывшего агента полиции осенила догадка: все эти события случились одновременно не по воле случая, все началось, когда ее задержали в Управлении. Закралась мысль, что приспешники Энигмы хотели, чтобы она вырвалась на свободу и можно было бы заново начать на нее охоту. Им не нужно прилагать особых усилий, ведь она направляется в место, где ее уже ждут. В районе речного порта бурный ветер гнал по небу рыжеватые тучи, словно легионы грешных душ, сбежавших из ада. Мила припарковалась в тупичке перед молом. Сказала Хичу, что скоро вернется, но заодно написала записку, которую сунула под дворники: когда сотрудники дорожной службы станут эвакуировать машину с собакой внутри, они найдут все данные агента Саймона Бериша. Бывшая сотрудница Лимба прошла вдоль лодочной пристани. Ни души. В два часа ночи это, в общем-то, нормально. Но только не для данной конкретной ночи, сказала себе Мила. Поэтому лучше проявить осторожность и подойти к бару Лауры Ортис с другой стороны. Девушка искусно сыграла роль дочери, переживающей за безответственную мать. Сцена, когда она в припадке истерии бросила на пол голубой хрустальный флакончик, была исполнена с истинным мастерством. Бериша подставили на славу. План основывался не на хитрости, но на чувствах: обыгрывались их с Милой близкие отношения. Ученики Подсказчика знали, что от нее не ускользнет деталь, выдающая присутствие женщины в жизни друга. Но если они за такой короткий срок умудрились выяснить, какими духами пользуется подруга Саймона, Милу могла подстерегать любая неожиданность. Но, по причине, которую она не могла себе объяснить, Мила была убеждена, что ее не убьют в реальном мире. Как она уже испытала на опыте, смерть ее наступит в «Запределе». Она приблизилась к бару; как и следовало ожидать, там было темно. Чтобы войти, Мила взломала замок задней двери. В нос тотчас же шибануло запахом крепкого алкоголя. Под ногами хрустели осколки стекла: тот, кто побывал здесь прежде, разбил все бутылки, хранившиеся на полках. Та же судьба постигла и расставленные над стойкой. Мила оглянулась: мебель тоже была переломана. В зале с отдельными кабинетами на единственном целом столе белел конверт. Бывший агент полиции издалека заметила поверх него таблетку – «Слеза ангела». Наверное, содержимое послания – награда за то, что она раскрыла обман насчет Розы Ортис. Долгота, которой не хватало, чтобы вернуться в Дубль. Охваченная страхом, ожидая ловушки, Мила все же сделала несколько шагов по направлению к кабинету. От скверного алкоголя поднималась нестерпимая вонь, и это должно было насторожить ее. Но Мила осознала опасность, только когда задела коленом что-то тонкое. Услышала щелчок, опустила взгляд и увидела нейлоновую леску, которая быстро накручивалась на катушку спиннинга, висевшего на левой стене, в то время как справа леска была привязана к ржавой зажигалке Лауры Ортис, прикрепленной к ножке стула: колесико прокрутилось – и загорелась тряпица, пропитанная алкоголем. Мила поняла, что неосторожно попалась в огненную ловушку. Попыталась остановить процесс, ногой опрокинув стул, но не успела: язычки пламени поползли по полу, залитому горючей жидкостью, и распространились по залу. Перед Милой встала стена огня. Она легко могла спастись, отступив назад, но, чтобы забрать письмо, нужно было броситься в самое пекло. Она ругалась, проклинала Энигму. Но времени на раздумья не оставалось. Мила взяла разбег, сделала глубокий вдох и ринулась в пламя. Огненные языки тотчас же накинулись на нее, обволокли снизу, пожирая ткань брюк и частично ветровки. Защищаясь от жара, Мила прикрывала руками лицо, но, пройдя всего пару метров, была вынуждена остановиться. Отдышавшись и набравшись смелости, сделала вторую попытку, но продвинулась ненамного. Вгляделась в пляшущее перед ней, словно в насмешку, пламя: огонь добрался до письма быстрее, чем до нее, и письмо начинало съеживаться. Рассудок твердил ей, что уже слишком поздно, но материнский инстинкт, о наличии которого она и не подозревала, побуждал идти вперед. До сих пор Мила принимала его за чувство вины перед Алисой, ей было стыдно, что она не любит девочку, но теперь она знала – здесь что-то совсем другое, никто не рискует сгореть заживо ради кого-то, кого не любит по-настоящему. И все-таки пришлось отступить, ибо письмо очень скоро превратилось в пепел. Она вернулась назад в плотном облаке дыма, который разъедал глаза и не давал дышать. Чтобы вырваться на волю, пинком распахнула входную дверь, и трагикомический звон китайского колокольчика возвестил о спасении. Выбравшись наружу, рухнула на четвереньки, прямо на мостовую. Закашлялась чуть не до рвоты, даже испугалась, что потеряет сознание. Но мало-помалу снова начала дышать. Как только смогла, оглянулась назад. Все пропало, все кончено. Game over. Нет никакого способа вернуться в «Запредел». 24 Она бесцельно гоняла по городу до четырех утра, а Хич спал на заднем сиденье. Мила ему завидовала. В последние полчаса одна мысль закралась ей в голову и больше не оставляла. Наконец она решила ей последовать. Конверт на столике в баре напомнил ей другое письмо. То, которое она получала каждый год и в котором от нее требовали принять решение. Мила подъехала к клинике, остановила машину и вгляделась в светящиеся окна здания, окруженного парком. Это место напоминало цитадель, где правила внешнего мира значили очень мало или не значили ничего. Что-то вроде «Запредела», только более спокойного. Здесь время существования измерялось по-другому: не ощущалось разницы между днем и ночью, а жизнь приравнивалась к смерти. За этими стенами, в одной из палат на четвертом этаже вот уже десять лет жил и умирал отец ее дочери. Мила часто бывала здесь, даже в такие необычные часы, поэтому, стоило ей в приемном покое назвать себя, как ее впустили. Знавшие, кто она такая, дежурные медсестры решили не обращать внимания на ее внешний вид и на то, что вся ее одежда пропахла дымом. Мила могла бы объяснить им, что больше ей идти некуда. Она вызвала лифт и поднялась в отделение впавших в кому. Палаты освещались неярким голубоватым светом. Словно намекающим, что вечный покой не следует нарушать. Стены были выкрашены в зеленый цвет, линолеум на полу тоже был зеленым. Сотрудники, вышедшие в ночную смену, двигались бесшумно, в полном молчании. Милу интересовала последняя по коридору палата, из которой открывался самый невзрачный вид на внутренний двор, куда никогда не заглядывало солнце. Но мужчина, который лежал, подсоединенный к различным приборам и к механизму искусственного дыхания, не ощущал никакой разницы. Она сама поместила его сюда и месяц за месяцем вносила немалую сумму, чтобы в нем поддерживали жизнь. Каждый год отклоняла предложение врачей, которые хотели положить конец страданиям пациента. Но поскольку единственной его родственницей была дочь, а Мила осуществляла опеку над Алисой вплоть до ее совершеннолетия, только она могла решить, когда отключить жизнеобеспечение. И не решалась сделать это потому, что не верила в смертную казнь. Ублюдок заслуживал каторги. «Тебе наверняка приходилось думать, что бы ты сделала, если бы могла повернуть время вспять…» – сказал как-то Паскаль. А Мила подумала, что, представься ей такая возможность, она не произвела бы на свет Алису. Ведь каждый раз, глядя на дочь, она видела ее отца – мужчину, который ее обманул, использовал, предал. – В то утро, когда исчезла Алиса, здоровенный олень забрался ко мне в кухню, – проговорила она ни с того ни с сего. Сейчас она хотела бы рассказать ему, что в ее жизнь вторгся очередной Подсказчик, подобный тому, который свел их вместе много лет назад. Человек, распростертый на постели, был единственным, не считая ее, кто понял бы всю серьезность положения. Ведь тот факт, что Энигма заключен в тюрьму особого режима, ничего не меняет. От него все равно исходит угроза. Если бы только Мила могла показать ему фотографию этого человека, созданную с помощью компьютерной программы, устранившей татуировки, лежащий в коме человек был бы в состоянии разрешить тайну, скрытую за лицом обычного человека. Ведь и он в прошлом обманул всех своей утонченностью.