Тут я и слышу щелчок двери ванной. На плечах Джонатана капли воды, которые стекают к белому полотенцу, завязанному на тонкой талии. Я прижимаю телефон экраном к груди и сажусь в постели. – Угадай, что случилось, пока ты был в душе? – Что? – Мне написал парень, которого я приметила для Минди! – Ух ты, отлично! Он вынимает из шкафа темно-синий костюм и одну из восьми одинаковых белых сорочек – тех, что не нужно гладить, потому что мама за него это больше не делает, – и кладет все на постель. Снимает полотенце. Выглядит он, конечно, по-прежнему потрясающе, но целый год работы допоздна, когда нет времени на зал, и корпоративные излишества слегка округлили суховатую фигуру. – Знаешь, это даже заводит: представлять, как другие мужики на тебя слюной капают в Интернете. Он качает головой и ухмыляется. Я не знаю, что ответить, но мне не нравится выражение его глаз. – Сглазишь. – Хочу поглядеть, кто пристает к моей девочке в Тиндере, – говорит он, делая движение к моему телефону. Я протягиваю ему мобильник, закусив губу. Он смотрит на мой скудный список совпадений и переходит в профиль Адама, склонив голову набок. – Э. Вот про этого не уверен. В смысле бабушка у него вроде милая. – А что с ним не так? Для тридцати трех лет милашка. – Ну он такой… человек искусства? Я скрещиваю руки на груди и закатываю глаза. – Что ты знаешь о том, как снимать мужиков-натуралов? – Ну, может, ты и права, – он поднимает угольно-серый полосатый галстук и гладкий синий. – Какой тебе больше нравится? Я выбираю серый. Меня немножко раздражает, что Джонатану не понравился Адам. Я и так уже нервничаю из-за встречи с Марком и совещания в «Блаженстве»; а из-за того, что Джонатан не в восторге от Адама, мне только хуже. Я привожу себя в порядок, чищу зубы щеткой, которую держу у Джонатана, впрыгиваю в джинсы и топ, завязываю волосы в хвостик. Джонатан надевает пиджак, раскладывает по карманам личный айфон, корпоративный блэкберри и бумажник. Хлопает себя по карманам, чтобы удостовериться, что ничего не забыл. – Алекса, гаси свет, – велит он голосовому помощнику и выбегает из квартиры. – Саша, идем, – зовет он меня тем же тоном. Мы спускаемся на лифте в вестибюль. Снаружи тротуары забиты медленной туристической толпой. Джонатан хватает меня за руку и быстро тащит через толпу; ноги у него ненамного длиннее моих, но мне всегда приходится почти бежать, чтобы угнаться за ним. Ему терпения не хватает ни на кого, кто движется медленнее нескольких световых лет в секунду. Когда мы добираемся до метро, я желаю ему удачно увернуться от того, чтобы управляющий директор срывал на нем злость: развод – жуткая штука. Он желает мне удачи с Марком. Джонатан занимает положение у подножия тотемного столба «Голдман Сакс», которое означает, что его внимания требует Очень Важная Работа – с той минуты, как он проснулся, до той, когда свалится после полуночи. Технически он просто занимается таблицами в «Эксель» и составляет подробные презентации в «ПауэрПойнт», но настоящая работа – выглядеть как можно более занятым и напряженным, когда он у босса на глазах, что из-за того, как спланирован офис, бывает постоянно. То есть он приходит рано, остается допоздна и никогда ни за что ни с кем не переписывается. Ужасно, я целый день не могу с ним поговорить. Даже когда мы видимся, он пишет боссу имейлы из постели. Иногда я пытаюсь с ним разговаривать, но его отсутствующий взгляд сообщает, что голова у него занята работой, а не мной. Роман с банкиром – это не для всех, но я бы и не стала встречаться просто с банкиром. Когда Джонатан может выйти из рабочего режима и стать собой – ботаном, в которого я влюбилась, – все жертвы оказываются оправданны. Мы выходим из поезда на Чеймберс-стрит, и за нами захлопывается дверь. Мы пробираемся по станции, гребем сквозь пар от потных пассажиров, мужичков из Коннектикута, размахивающих портфелями, и молодых людей в жестких костюмах. Посреди толпы ньюйоркцев, туристов, среди халяльных прилавков Джонатан обнимает меня за талию, целует, и весь мир пропадает. Я наслаждаюсь тем, что все его внимание отдано мне. Каждый поцелуй как подтверждение: да, я выбрал тебя. Джонатан отправляется на работу, а я иду в «Старбакс» встречаться с Марком. Едва я захожу, меня разрывает на части. Кафе окружено несколькими инвестиционными банками, юридическими конторами и консалтинговыми фирмами, и на первый взгляд человек пять могут оказаться Марком. Если разобраться, чем один темноволосый мужик в костюме отличается от другого? Я встаю в очередь и нервно барабаню впереди стоящего мужчину по плечу, надеясь, что это он. Тот оборачивается, и в глазах мелькает узнавание. – Марк? Кажется, ему немножко неловко здесь находиться, но он протягивает руку и крепко жмет мою. К счастью, выглядит он почти точно так же, как на фото. В Сети он утверждает, что в нем метр восемьдесят, но по моим прикидкам сантиметров на пять меньше. Я мысленно ставлю галочку: привирает. Мы заказываем кофе, и он выбирает столик в глубине, подальше от толпы мужчин в костюмах. Пригибается к столу, поднимает плечи и переплетает толстые пальцы. – Так, ну и что у нас? Я начинаю представление, объясняя, как работает «Блаженство» и почему я посчитала, что он может оказаться хорошей парой для моей клиентки; Минди я пока не называю, защищая ее анонимность. – Вы не возражаете, если я задам вам пару вопросов? – продолжаю я, вынимая телефон, чтобы делать заметки. – Конечно, но можно говорить потише, я буду очень вам признателен. – Он кивает в сторону мужчин в очереди. – Мои приятели, мы работаем вместе… они постоянно тут крутятся. Я не хочу, чтобы они что-то не так поняли. Знаете, я без проблем самостоятельно знакомлюсь с девушками. В мои намерения не входит его унижать. Но сама мысль о том, что я могла бы… не часто достается такая власть над всей этой финансовой братией. Ну, над одним из них. Я понижаю голос и прошу, чтобы он рассказал о работе. Это нейтральное, не вызывающее стресса начало беседы, которое смягчает людей перед серьезными вопросами. Он в двух словах объясняет свои обязанности в «Голдман Сакс», отказываясь вдаваться в подробности. – Вам ведь ни к чему всякие мелочи, да? На них обычно никто не обращает внимания. Я напряженно улыбаюсь. «Эй, козлина, я могу разобраться, что к чему в твоей поганой работе в банке. Я как-то занималась сексом в конференц-зале „Голдман Сакс“, понял?» – Можете рассказывать все, что сочтете нужным. Я не говорю ему про Джонатана. – В основном я оцениваю риски при слияниях и поглощениях на европейском рынке. – EMEA? – спрашиваю я. Произносится в одно слово: и-ми-а. Он смотрит на меня с новым интересом. – Вообще-то да. Откуда вы… – Европейские, Ближневосточные и Африканские рынки, – спокойно отвечаю я. Джонатан в «Голдман Сакс» оценивает риски для иностранных дочерних компаний американских корпораций. Нельзя два года встречаться с инвестиционным банкиром и не нахвататься жаргона. Я перехожу к его жизни вне работы. Он выдает список хобби – пробежки вдоль Гудзона, игры с племянниками, тестирование ресторанов и баров по всему городу, – который представляет собой полупереваренный профиль на «Блаженстве». Прежде чем я спрашиваю о том, какой тип женщин ему нравится, он сует в рот кусок бананового хлеба и продолжает говорить с набитым ртом. – Слушайте, я занятой человек. У меня нет времени на просто свидания. Так что я избирателен в том, с кем проводить время, – я встречаюсь только с очень красивыми женщинами. Девятками, десятками. Восьмерками, если тянет опустить планку. – Он осторожно меня оглядывает, оценивая. – Она должна быть блондинкой, очень худой, с очень большой грудью. Он изображает, как будто держит в потных ладошках тяжелую грудь. – Никого старше тридцати. А, и еще она должна сама хорошо зарабатывать, если только она не модель, тогда я не против раскошелиться. Марку, может, и нужна Барби, но сам он явно не Кен. Я смотрю на мешки под глазами, на неприлично большой логотип Prada на дужке очков. Он не то чтобы нехорош собой, но он явно заблуждается, если считает, что от желания с ним встречаться умирает целая толпа двойников Кейт Аптон. У меня жутковатое ощущение, что у него и моего папы схожий вкус в отношении женщин. – Эм, – говорю я, специально отхлебывая кофе, чтобы выгадать несколько секунд. – Поняла. У вас очень высокие стандарты. А какие-нибудь предпочтения относительно человеческих качеств? – Чтобы не была похожа на мою бывшую, – шутит он, выдавливая улыбку. Рассказывает про «психованных», «истеричных» и «иррациональных» женщин. А потом сбрасывает бомбу. – После нашего расставания я за семь месяцев сходил на сто пятьдесят свиданий через Тиндер. По субботам я их ставил подряд: кофе попить, сходить на «счастливый час» в бар, поужинать. Самую горячую приберегал напоследок – девушка для позднего вечера. Так кто у вас для меня на примете? Слова на долгую неловкую секунду повисают в воздухе. В Сети Марк казался вполне подходящим, но теперь напротив меня сидит неандерталец. Я что, настолько плохо разбираюсь в людях? Когда я отправляла резюме, я гадала, как «Блаженство» удерживается на плаву. Кто согласится платить столько за то, чтобы кто-то незнакомый ради тебя просеивал Тиндер? Но если на арене свиданий в Нью-Йорке полно таких, как Марк, все обретает смысл. Конечно, успешные женщины вроде Минди заплатят сотни или тысячи долларов ради малейшего шанса, что матчмейкер найдет парня их мечты. Если выбирать между тем, чтобы отбиваться от мужиков типа Марка в одиночку, или заплатить кому-то, то, ясное дело, выберешь «Блаженство». Сколько раз я слушала истории Кэролайн о катастрофических свиданиях: с неудачником, который сорок пять минут, как глухарь, говорил о себе, прежде чем спросил, кем она работает; с пьяным уродом, который наблевал на нее, как из брандспойта, в баре; с козлом, который рассказал анекдот об изнасиловании. – Марк, очень рада была познакомиться, – завершаю я, поднимаясь и пожимая ему руку. Следующую реплику я целиком заимствую из обучающего курса Пенелопы, и она вылетает сама собой: – Никто из моих клиентов в настоящее время не отвечает вашим требованиям, но я непременно дам вам знать, если в будущем кто-нибудь появится. Я втягиваю живот и пробираюсь сквозь группку пузатеньких финансистов к выходу из «Старбакса» – со всей грацией, на которую способна. Я зла, и не только на Марка, но на всех мужиков в мире, которые думают и ведут себя, как Марк. Если бы я не была счастлива с Джонатаном, мне бы нужно было иметь дело вот с такими кретинами. Но долго раздумывать об этом некогда, потому что надо бежать в центр на еженедельное совещание матчмейкеров «Блаженства». Я успеваю в особняк как раз вовремя. В период обучения я поняла, что матчмейкеры встречаются, чтобы рассказать друг другу об успехах, обсудить вместе возможные пары и проработать проблемы с клиентами. В большой столовой собрались с десяток молодых женщин, с большинством я незнакома, а они друг с другом не разговаривают. Вместо этого они заняты гаджетами: кто-то сгорбился за лэптопом, кто-то пишет сообщения, кто-то ходит за разговором по комнате. Пенелопа сидит во главе стола, глаза ее прикованы к телефону, она умудряется набирать сообщения, одновременно кивая в ответ Элизабет. Я не знаю, где сесть, поэтому глупо торчу в дверях. Меня, похоже, никто не замечает. Я боялась собрания с тех пор, как Пенелопа о нем впервые упомянула во время обучения. Я не люблю встречаться с незнакомыми людьми в таких больших количествах. Это действует на нервы и напоминает самый большой страх в школе: что я войду в кафетерий и мне не с кем будет сесть. Конечно, я в этом уже должна была стать профессионалом, потому что мне частенько и не было с кем сесть, но дикий страх провала, пузырящийся в животе, никуда не делся. Как-то раз в старшей школе я совершила ошибку – замешкалась у столика популярных девочек. Предводительница стаи, по-настоящему красивая блондинка по имени Лея, которая через год сломала идеальный ровный нос, слишком резко выбросив вверх ногу в канкане, подозвала меня и растянулась в идеальной улыбке дочери зубного врача. Она попросила меня составить ей компанию за обедом; я, словно оглушенная, поставила поднос на свободное место между ее тупым парнем, хоккеистом Томом, и ее подругой Мариссой. Когда я села, девчонки захихикали. Я почувствовала, как у меня загораются щеки, как возникает яма в животе. Что я сделала не так? – Можно подумать, мы когда-то позволяли какой-то швали из трейлера сидеть с нами за столом, – усмехнулась Лея. Губы у нее искривились, обнажив зубы, и она превратилась в уродину. Она слегка кивнула Тому, и он пихнул мой поднос локтем, достаточно сильно, чтобы опрокинуть его мне на колени. Когда паста с томатным соусом впитывалась в белые джинсы, я увидела, как Лея быстро отвернулась, сдерживая смешок и прикусив губу, отказываясь встречаться со мной глазами. Но тут-то работа. А не мерзкая школа. Я делаю глубокий вдох и сажусь на свободный стул рядом с Элизабет. Она улыбается и отодвигает лэптоп, чтобы освободить место для моих вещей. Я достаю телефон и пишу Кэролайн, чтобы тоже выглядеть занятой. Минуту спустя Пенелопа просит внимания. – Дамы, замечательная новость. Я хотела бы представить нового члена нашей команды, Сашу Голдберг. Она выпускница Нью-Йоркского университета, который окончила в этом году, и ей есть что нам предложить. В настоящее время она работает с Минди Каплан. Я неловко машу. Матчмейкеры быстро представляются, потом большей частью утыкаются обратно в гаджеты. Джорджи забилась в угол и говорит по телефону, закрывая пальцем ухо, чтобы ей не мешал шум нашего собрания.