Часть 37 из 43 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Борис открыл глаза, потянулся и скосил глаза вправо, где на второй подушке, раскинувшись, крепко спала Алиса.
Оказалось, что не так уж она строга и неприступна, как хотела показаться, и вчера после непродолжительных уговоров согласилась пойти с ним в гостиницу.
Борис не испытывал угрызений совести – с чего бы, он ведь никого не тащил силой. Кроме того, он был совершенно уверен в том, что у девушки останутся только приятные впечатления от близости с ним, так что чего ему стыдиться? Жениться он не обещал, да и Алиса, похоже, отлично понимала правила игры. Для него это приятный, необременительный роман в командировке – мало ли он заводил подобных романов в разных городах и даже в столице, ухитряясь потом никогда больше не пересечься со своими временными пассиями. А девочке явно льстила близость с известным московским журналистом – так почему бы и нет?
Он пошел в душ, долго стоял под тугими струями, зажмурившись и подставив под них лицо.
«Пробежаться, что ли, пока она спит?» – думал Борис, испытывая желание оказаться где угодно, только не в номере рядом с Алисой.
Так бывало часто – после проведенной ночи он терял интерес к женщине и даже начинал испытывать отвращение, нежелание дышать одним воздухом. Сейчас же ему просто хотелось выйти из номера и вдохнуть свежего утреннего воздуха.
Убедившись, что девушка все еще крепко спит, Борис оделся, сунул в карман мобильный и банковскую карточку и вышел в коридор. На часах была половина седьмого, слишком рано даже для Хмелевска, не говоря уж о Москве, но Борис все равно решил пробежаться по набережной.
К его удивлению, утренним бегом увлекался не он один, даже в такое раннее время – ему навстречу то и дело попадались люди, мода на здоровый образ жизни докатилась и до провинции, чему Борис не переставал удивляться.
Его предубеждение к маленьким провинциальным городкам никак не исчезало, да Борис и не стремился от него избавиться. Столичная жизнь всегда представлялась более выигрышной, более комфортной, более перспективной во всех отношениях. Возможно, подобный столичный снобизм в нем воспитала мать, которая категорически отказывалась выезжать на гастроли в маленькие города. Отец считал, что она совершает ошибку, что подобное отношение к публике мешает ее карьере, однако Валерия Федоровна, особенно не обольщавшаяся насчет возможности когда-то стать «примой», считала, что совершенно нет необходимости совершать те телодвижения, которые все равно ни к чему в конечном счете не приведут, зато сил и нервов потребуют значительных.
Борис, будучи ребенком, часто слышал споры родителей на эту тему, и возможно, потому испытывал к маленьким городам не то что отвращение, но некую настороженность и предубеждение.
Хмелевск ему тоже не нравился, он будил в Борисе что-то непонятное, что-то темное и тревожное, как будто внутри разливалась чернота и страх.
Порой ему начинало казаться, что он уже был в этом городе, просто забыл об этом, а сейчас некоторые места кажутся ему смутно знакомыми, словно бы раньше он их видел. Но нет – название города, названия его улиц и районов ничего Нифонтову не говорили, и слышал он их впервые, как и приехал сюда – тоже впервые.
Вдруг прямо перед собой он увидел знакомую фигуру и длинные каштановые волосы, забранные в хвост на затылке. Этот хвост буквально заворожил его, как заклинатель змей – кобру, хвост мотался равномерно влево-вправо, и Борис невольно подстроился под темп бегущей впереди женщины в серо-розовом спортивном костюме и кроссовках.
«Надо же, следачка бегает по утрам», – думал Нифонтов, держась на небольшом расстоянии вслед за бегущей впереди Каргополовой.
Внезапно она побежала медленнее, сунула руку в карман кофты и произнесла:
– Обгоните меня.
– Что? – не понял Нифонтов.
– Я сказала – обгоните меня, если не хотите шокером в шею получить.
Нифонтов захохотал:
– Ну, вы даете, Полина Дмитриевна!
Женщина резко остановилась, повернулась и протянула:
– А-а… это снова вы… если не ошибаюсь, Борис, да? И вы снова приняли меня за сестру.
Борис опешил – это опять была не следователь Каргополова, а ее сестра, ну, надо же…
– Конфуз… – растерянно пробормотал он. – Но у меня в мыслях не было вас преследовать, даже если бы это была ваша сестра, а не вы. Я на пробежку вышел…
– Ну, я так и поняла. Извините за шокер, это Полька настаивает, чтобы я с собой носила – мало ли кто тут по утрам мотается, не только бегуны же.
– Ничего… послушайте, Виталина, – как-то сразу вспомнил довольно экзотическое имя Борис, – а уж если мы второй раз вот так нелепо сталкиваемся… может, кофе выпьем после пробежки? Или вы спешите?
– Не спешу. Но имейте в виду – я замужем, у меня двое детей, – с улыбкой произнесла она.
– Да я же просто на кофе… нет, серьезно – вы в знаки не верите? Второй раз такая ситуация просто так не могла сложиться, значит, это зачем-то нужно.
Она задумчиво смотрела на него, что-то решая, а потом сказала:
– Хорошо, возможно, вы правы. Но сперва давайте-ка закончим дистанцию. Мне еще… – она изящно вскинула запястье, посмотрела на браслет, – так… полтора километра осталось. Выдержите?
– А то! – молодецки приосанился Нифонтов. – Ну, побежали?
И они двинулись по набережной дальше в довольно быстром темпе, Борис даже немного задохнулся.
«Она, кажется, говорила, что портнихой работает? Не слабая подготовка для такой сидячей профессии», – думал он, искоса бросая взгляды на бегущую рядом женщину.
Виталина бежала спокойно, ровно, как будто занималась этим всю жизнь. К концу дистанции, пришедшемуся на небольшой причал для моторных лодок, Борис почувствовал, что по спине течет пот, а мышцы напряжены и даже слегка побаливают.
– Почему я не знал, что вы бегаете здесь по утрам? – тяжело дыша, спросил он. – Давно бы могли делать это вместе, в вас чувствуется подготовка.
– У меня вообще-то разряд, я в молодости бегала за сборную области, – улыбнулась Виталина. – Теперь просто стараюсь себя в форме держать, работа-то малоподвижная.
– А муж что же, не поддерживает?
– Ему на работе бегов хватает, он полицейский.
– Да у вас просто трудовая династия, – усмехнулся Борис, – сестра-следователь, муж-полицейский… Зять, наверное, тоже в органах служит?
– Нет, зять у нас бизнесмен, – улыбнулась Виталина. – А с мужем я забавно познакомилась. Он меня от наркомана защитил. Вечером в арке наркоман с ножом напал, сумку отобрал и серьги хотел выдрать из ушей, а тут патруль, и Степа наркомана этого лицом в стенку впечатал. Пока протокол составляли, пока я заявление в отделении писала – познакомились, и назавтра он пришел прямо к нам домой, с букетом и тортом. Вот так и познакомились.
– Оригинальная история… полицейский-романтик воспользовался служебным положением, – улыбнулся Борис, а Виталина вдруг нахмурилась:
– А вы бы не насмехались, господин столичный журналист. Я ведь могу и того… шокером.
Борис поднял вверх руки:
– Бог с вами, Виталина Дмитриевна! Даже в мыслях не было! Это на самом деле интересная история. Так что – идем в кафе? Здесь рядом что-то есть?
– Есть сетевое, там неплохо. Или вы подобным брезгуете?
– То есть вам надо мной насмехаться можно? – уточнил Борис с серьезным видом. – Поскольку вы-то знаете, что у меня в кармане шокера нет?
Виталина рассмеялась мелодичным смехом:
– Вы меня уели, Борис. Извините, больше не буду. Так идем?
В довольно просторном кафе, принадлежавшем известной столичной сети, было абсолютно пусто. За барной стойкой скучал бородатый молодой бариста, подперев кулаком щеку, смотрел на экран подвешенного телевизора – там шло местное утреннее шоу с новостями и какими-то развлекательными сюжетами. На звук колокольчиков над входной дверью он оторвался от просмотра и приветливо прокричал:
– Доброе утро! Насладитесь нашим бодрящим кофе!
– Непременно! – отозвался Борис, подавив в себе внезапно возникшее раздражение по поводу напускной веселости молодого человека. – Виталина, вы каким кофе предпочитаете взбадриваться в это время суток?
– Двойной раф с апельсиновой цедрой.
– Ого, двойной! Да вы серьезный игрок – после такой-то пробежки.
– Иначе до дома не доберусь.
– Отлично. Тогда двойной раф с цедрой для дамы, а мне американо, – сказал Борис, и бариста, кивнув, предложил им присесть за столик.
Они расположились у панорамного окна, выходившего как раз на набережную. Народа там стало заметно больше – к бегунам добавились собачники с питомцами.
Виталина вынула телефон, проверила сообщения, видимо, ничего не обнаружила, отложила аппарат на край стола.
– Ну что, Борис, как продвигается ваша работа? – спросила она, опустив подбородок на скрещенные руки.
– Увы – практически не продвигается, благодаря вашей сестре, – честно сказал Борис. – Она так запугала сотрудников, что я не смог добыть даже крупицы нужной информации. Она всегда такая суровая?
– С детства, – с улыбкой подтвердила Виталина. – Если что-то решила, все – по-другому не будет. Я вам сочувствую, Борис, но у вас, скорее всего, ничего не выйдет.
– Уволят меня, как пить дать – уволят, – пробормотал Нифонтов. – Я сдуру пообещал главному целое расследование, на несколько номеров – такой сериал по свежим событиям, а тут… Ну, кто мог знать, что для вашей сестры вообще никаких авторитетов не существует…
Бариста принес кофе, большой бокал с трубочкой и длинной лодкой на блюдце – для Виталины и снежно-белую чашку для Бориса. Запах кофе мгновенно окутал все вокруг, немного успокоив начавшего нервничать Нифонтова. Он сделал глоток и зажмурился – в этой кофейне умели варить кофе даже, пожалуй, лучше, чем в подобных заведениях столицы, в которых Борису доводилось бывать.
– Отлично, – пробормотал он.
– Я слышала, что подозреваемую отпустили, – вдруг сказала Виталина, и Нифонтов едва не поперхнулся кофе:
– Что?! Как это – отпустили, когда?!
– А говорили, что не смогли ни крупицы информации добыть, – тут же уличила она. – Но, оказывается, знали, что подозреваемая была, и что была даже задержана.
– Ну, я ж не совсем уж безнадежный, – попытался выкрутиться он, – кое-что все-таки сумел вынюхать. Но как же ее отпустили-то?
– Я, как вы понимаете, подробностей не знаю, но от Полины слышала, что девушка оказалась вообще ни при чем.
– Хорошо, что сейчас не старое время – разобрались и отпустили. А могли ведь и расстрелять в горячке, бывали в истории прецеденты, – произнес Борис, в голове которого лихорадочно завертелись мысли.