– Ну, смертной казни у нас нет, а последнюю женщину приговорили к высшей мере, кажется, в восьмидесятых годах, так что… но вы правы – этой девушке здорово повезло. – Знать бы, с чем связано такое везение… Виталина развела руками: – Этого я не знаю. И так слишком много вам сказала, но почему-то совершенно не хочется, чтобы вас уволили из вашего издания, – она улыбнулась и посмотрела на часы: – Ой, мне пора! – она потянулась к телефону, явно собираясь оплачивать счет, и Борис протестующе замахал руками: – Что вы, что вы! Еще не хватало! Она пожала плечами и встала: – Ну, спасибо за кофе тогда. Была рада увидеться. Или вы со мной пойдете? – Нет, я еще чашку выпью, пожалуй. – Тогда до свидания, – Виталина снова улыбнулась, поправила волосы и вышла из кафе, оставив Бориса за столиком в совершенно растрепанных чувствах. «Вот это ситуация, – думал он, разглядывая остатки кофе на дне чашки. – Неужели эта маленькая дрянь ничего мне не рассказала? – имея в виду Алису, злился он. – Недавно ведь говорила, что нет подозреваемых, а теперь оказывается, что была, и что ее даже задержали, а теперь вот выпустили! Или все-таки она не знала?» Закружилась голова, Борис почувствовал, как подкатывает тошнота, а перед глазами плывут радужные пятна. «Так, Боренька, быстро встал, рассчитался и на воздух вышел, – твердо приказал он себе, с трудом поднимаясь из-за стола. – Не хватало еще в обморок тут упасть». Кое-как сконцентрировавшись и взяв себя в руки, он расплатился за кофе и вышел из кафе, на ходу расстегивая короткий замок на спортивной кофте и вдыхая наконец-то полной грудью прохладный утренний воздух. Чтобы не привлекать внимания прохожих к своему состоянию, он дошел до ближайшего двора, сел на лавку и вытянул ноги. Голова по-прежнему кружилась, но пятна перед глазами исчезли, да и тошнота сделалась слабее. Борис тяжело дышал, стараясь делать вдохи как можно глубже, а выдохи как можно интенсивнее – такой технике когда-то давно научил его один знакомый отца, и это помогало бороться с подобными состояниями, возникавшими у Нифонтова довольно часто. «Хоть бы она уже ушла, – думал Борис, стараясь направить мысли в какое-то иное русло. – Было бы хорошо, если бы я пришел – а ее уже нет. Не хочу сейчас никого видеть, ни с кем разговаривать, хочу в душ и в постель, и молча полежать хотя бы час». Ему повезло – когда он вернулся в гостиницу, Алисы в номере не было, зато на кровати лежала записка с просьбой позвонить ей в обеденный перерыв. Нифонтов ожесточенно скомкал листок и отшвырнул в угол комнаты, сам не понимая, почему так поступает. – Неужели эта маленькая дрянь знала все и промолчала? – пробормотал Борис, раздвигая темные шторы на окне. – Ведь она понимала, что мне важна любая информация, а уж такая-то… и промолчала? Хотя… она слишком просто устроена, чтобы суметь исполнить такую сложную роль. Наверное, я ошибаюсь… черт, как все неудачно сложилось… Его вдруг охватило ощущение полной безнадежности, как будто он оказался заперт в комнате без окон и дверей – только четыре гладкие стены, и теперь, сколько ни царапай эти стены, найти хоть маленькую щель будет невозможно. «Здесь больше нечего делать, – подумал Нифонтов, сбрасывая на пол спортивную кофту. – Нет смысла сидеть там, где не хочешь, когда ждать нечего. Больше нечего. Надо уезжать». Следователь Полина чувствовала, как сильно устала за последние дни. Физическая усталость, давившая на плечи, делавшая тяжелыми ноги, мешавшая нормально соображать. От количества прочитанных бумаг глаза казались засыпанными песком, и она то и дело капала средство, призванное помочь решить эту проблему, но по факту совершенно никак не менявшее ситуацию. Но все эти мучения то и дело вознаграждались пусть пока и маленькими, но все же удачными находками. Прокурор разрешил передать все дела другим следователям и сосредоточиться только на серийнике, и это сильно облегчило Полине задачу – теперь она все время посвящала исключительно этому. Секретаршу Ноздреватого она нашла, и сегодня Чумаченко должен был поехать и поговорить с ней. Справки о составе семей всех фигурантов старых дел об убийствах на водочном заводе лежали на столе перед Полиной, и она теперь чертила на отдельных листах схемы, попутно вычеркивая всех, кого уже не было в живых. Картина получалась удручающая. Зато нашлось и кое-что интересное. Полина сунула карандаш за ухо, подошла к окну и открыла форточку, собираясь закурить, но тут зазвонил внутренний телефон, и дежурный спросил: – Полина Дмитриевна, тут из отделения в Каляево приехал сотрудник и привез женщину, говорит, что к вам. – Ко мне? Я никого не вызывала, – удивилась Полина. – А по какому вопросу? – Говорит, она что-то принесла в отделение, нашла в квартире, которую сдает. А на днях был у них капитан Двигунов, с участковыми разговаривал, просил помочь обойти квартиры, что посуточно сдаются, на вас ссылался, ну, вот дежурный и подумал, что хозяйка может помочь чем-то. У Полины в голове что-то звонко щелкнуло, даже в ушах зазвенело: – Пропустите, пусть сразу в кабинет идет. Она быстро сгребла в ящик стола бумаги, поправила волосы, попутно вынув карандаш из-за уха, и села, нервно вцепившись пальцами в подлокотники кресла. «Так, немедленно успокойся, ты следователь, а не выпускница театральных курсов, чтобы нервничать, как перед премьерой!» – жестко приказала она себе. Ощущение, что вот сейчас, сию минуту, многое в деле решится, стало почти осязаемым. В дверь постучали, и на пороге появилась маленькая кругленькая женщина лет шестидесяти: – Можно? Вы следователь Каргополова? – Да, проходите, присаживайтесь, – ровным голосом произнесла Полина. Женщина, смешно перебирая короткими полными ножками в леопардовых лосинах и высоких белых кроссовках, в буквальном смысле подкатилась к столу и села на стул для посетителей. – Вот! – она резким жестом положила перед Полиной целлофановый пакет, в котором виднелась красная корочка какого-то документа. – Что это? – Это я нашла сегодня утром в квартире, которую сдаю посуточно. Вы не сомневайтесь, у меня все по закону, я налог плачу, – зачастила она, словно Полина спросила об этом. – Как вас зовут? – Анна Петровна Вараксина. Эта квартира мне от матери досталась, я ее отремонтировала и сдаю, чтобы хоть немного к пенсии… ну, вы понимаете… но я, честное слово, плачу налоги, мне проблемы не нужны, да и соседям рот заткнуть, чтоб не жаловались… – Я поняла, – мягко перебила Полина, – вы все правильно делаете. Теперь о находке поподробнее, пожалуйста. – Так я и говорю… пришла утром квартиру подготовить к сдаче, она у меня уж несколько недель пустая стоит… стала протирать полы, решила диван отодвинуть, шваброй в угол залезла, вытягиваю – а там это. Наверное, жилец выронил. Ну, мне оно без надобности, я попыталась позвонить жильцу, а телефон не отвечает. Я в полицию и понесла, как же – из Москвы человек, вдруг ищет теперь, документ все-таки, а там начальник говорит, что это в прокуратуру надо. Ну, меня на машине к вам и привезли. Полина через пакет развернула удостоверение, прочла и почувствовала, как в глазах темнеет. Но она быстро пришла в себя и, отложив находку в сторону, попросила: – Вы посидите минутку, я сейчас… – и опрометью кинулась в кабинет прокурора. В приемной было много народа, но Полина, проигнорировав предостерегающий возглас Алисы, рванула дверь и вбежала в кабинет: – Валерий Васильевич, мне срочно надо поговорить, срочно! – В чем дело? – откладывая в сторону какую-то папку, спросил прокурор. – Нужно срочно задержать журналиста Нифонтова. – Это московского хлыща, который тут отирался? – Да, и как можно быстрее! – Основание? – Я думаю, что он убийца. Прокурор даже очки снял: – Каргополова… ты в себе вообще? Столичный журналист, известное издание… да ты знаешь, кто меня просил, чтобы ему информацию дали? – Скорее всего, ваш предшественник, но сейчас это неважно. Мы должны задержать его, пока он не успел уехать! У меня на столе лежит его удостоверение, найденное в съемной квартире одного из районов, где произошло убийство. – И все? Он мог снять квартиру, чтобы там с барышней встретиться. – Валерий Васильевич, я вас очень прошу… я сейчас на квартиру опергруппу отправлю, хозяйка сказала, что не успела сдать после Нифонтова, может, еще что-то найдем. Пусть пока у нас посидит… – А извиняться потом я буду? – Сама извинюсь, но думаю, что не придется. Да и на трое суток имеем право и без предъявления обвинений. Прокурор только головой покачал, но за телефонную трубку взялся: – Иди, тряси хозяйку, я все оформлю. Полина выбежала из кабинета, на ходу набирая номер Двигунова.