Адвокат выдержал паузу, надеясь снова услышать смешки, но их не последовало. – Разве что Брюс Ли не орудовал молотком, – прибавил он. – Вы непрерывно дергаете левой ногой под столом… Вы нервничаете, лейтенант? Вот черт… Лусия бросила на него мрачный взгляд и сразу поняла, что такой реакцией он остался доволен. Потом взглянула на присяжных. Они не сводили с нее глаз. И она догадалась, что яд, который адвокат каплю за каплей вводил в их уверенность, начал действовать – и присяжные стали сомневаться. Вот черт… * * * – Я слабо отбивалась, – сказала Лусия, выходя из зала суда. Она чувствовала себя такой взбудораженной и взбешенной, какой даже представить не могла, когда шла сюда. Лейтенант увидела, с какой ловкостью господин Рубио, этот блестящий «первый тенор», раздававший интервью направо и налево и появлявшийся под ручку с топ-моделями, посеял сомнения в умах присяжных. Когда он наблюдал, как она начала путаться в своих доводах, глаза его сверкнули радостью. Некоторые адвокаты – не все, конечно – испытывают по отношению к сыщикам настоящую злобу, которая граничит с ненавистью. – Да нет, – утихомирил ее Пенья, входя в двери следом за ней. – Ты отлично вышла из положения. У Мелендеса нет ни единого шанса выкрутиться. Не забывай, что присяжные читают газеты. К тому же адвокату не следовало говорить об Альваро. Это была его ошибка. Такое замечание из уст мужчины, известного своими бесчисленными романами и разводами, сразу настроило против него женскую часть присяжных. – Не уверена. Я слышала, что и присяжные, и судьи очень восприимчивы к аргументам защиты. – Если б ты действовала не одна и не за пределами твоей работы, все было бы по-другому, – сказал Пенья, идя по коридору. Это умозаключение вывело Лусию из себя. – Если б я так не действовала, Мелендес был бы на свободе и продолжал убивать, – возразила она. – Что может произойти, если он снова выйдет на свободу? – Он не выйдет, Лусия, могу тебя успокоить. Нет ни малейшей вероятности. Все знают, что это он напал на тебя. Ей очень хотелось бы в это поверить. Она уже навидалась и адвокатов, и политиков, которые указывали на красную стенку и убеждали присяжных и их сторонников, что она желтая. 47 Утро среды Лусия вихрем влетела в учебную аудиторию № 1 университета, как студентка, не расслышавшая утром будильник. Саломон взглянул на нее с лекторского возвышения. – На сегодня все, – сказал он слушателям. – В следующий раз мы займемся вопросом экономики наркотиков и увидим, каким образом в восьмидесятые годы Рику Россу, неграмотному парню из Лос-Анджелеса по прозвищу Халява, удалось наводнить Соединенные Штаты героином, продавая его беднякам по бросовой цене. И нам станет ясно, почему в американских городах наркотический бум случился гораздо раньше, чем в наших. Лусия спустилась по центральному проходу, против течения волны студентов, покидавших аудиторию. – Как прошло слушание? – спросил Саломон, застегивая портфель. – Плохо, но это неважно. Я думаю, он совершил ошибку. Саломон поднял голову. – Мелендес? – Нет, тот, кого мы разыскиваем… – Что за ошибка? – Адвокат Мелендеса сказал одну очень интересную вещь… Они начали подниматься к выходу. – Так вот, он сказал мне: «Как такой тренированный, обстрелянный агент, как вы, мог так легко позволить себя обмануть?» И тут я подумала о Серхио: он тоже был и тренированным, и обстрелянным, и выделялся на фоне коллег. И уж он-то точно не дал бы себя легко обмануть. Во время вскрытия в черепе Серхио обнаружили следы того, что на медицинском жаргоне называется «предварительной анестезией Бруарделя»: это очень сильный удар по затылку, чтобы оглушить жертву. Нам известно, что в квартире их было двое: Габриэль Шварц и еще кто-то. И на холме их тоже было двое. Шварц служил приманкой, отвлекающим маневром. Он отвлекал внимание Серхио, пока его настоящий убийца выходил из «мертвой зоны» обзора. И он же помогал второму негодяю втащить Серхио на крест. Они вышли из аудитории и направились к лестнице, ведущей в подвал. – Но его ошибка не в этом, – продолжала Лусия, – а в том, что он использовал именно Габриэля. Может, просто никого другого в этот момент не оказалось под рукой. А может, Габиэлем было легче манипулировать. Однако Габриэль, сам того не сознавая, в нескольких своих ипостасях оставил нам ценное указание… Саломон остановился посередине коридора. – Как это понять? Что за указание? – Мы знаем, что разыскиваем человека умного и образованного. Он умеет искусно заметать следы, не оставив ни одного. Помнишь, ты же сам сказал, что он словно испаряется в воздухе. А на самом деле оставил один очень важный след: след в сознании Габриэля Шварца. Теперь Саломон буквально впился в нее глазами, игнорируя поток студентов, огибавший их. – Я почти уверена, что он сменил свой внешний облик, чтобы приблизить к себе Габриэля, и полностью вошел в роль. И тот, несомненно, никогда не видел его в истинном обличье. Но во время допроса он кое-что сказал. Он сказал, что на дворе стоял настоящий «водяной понедельник», то есть в этот день шел сильный дождь. Тогда я не обратила внимания на его слова. Такая формулировка показалась мне странной, но не более того. Однако сегодня, выходя из зала суда, я ее вспомнила. А вместе с ней вспомнила, что говорил на допросе адвокат Мелендеса, вспомнила Серхио и допрос Шварца… Мой шеф Пенья, который вырос в окрестностях Саламанки, объяснил мне, что «водяным понедельником» называют местный праздник и проходит он только в этом регионе. Криминолог нахмурился и кивнул: – А ведь верно. Эта традиция восходит к шестнадцатому веку: король Филипп Второй, который был очень набожным, запрещал проституткам присутствовать в Саламанке на протяжении всей Страстной недели. Их сгоняли на другой берег реки до конца праздника. В следующий за Страстной неделей понедельник падре Путас, то есть священник всех путан, должен был привезти их обратно в город. Но они могли прибыть только на лодках, дабы не осквернить своей греховностью римский мост… Отсюда и выражение «водяной понедельник». Я понимаю, куда ты клонишь: ты думаешь, что Габриэль, который живет в Мадриде, а не в Саламанке, мог услышать это выражение только из уст того, кого мы ищем. И он просто его повторил. А это подтверждает мою догадку, что он скорее местный, чем житель Верхнего Арагона, хотя все началось именно там. – Верно. – Пойдем-ка со мной, – вдруг сказал Саломон заговорщицким тоном. Они спустились в подвал. Сквозь застекленную стену, выходившую во внутренний двор, проникал тусклый утренний свет; он освещал длинную фразу, начертанную на стене красной краской. – Мы обнаружили это несколько часов назад и ничего не трогали, – сказал Саломон. Лусия быстро достала телефон. – Этой же краской написаны все поздравления на стенах, – продолжил он, – все имена докторов на факультете. Похоже, ты права: он чтит традиции. Лусия набрала номер одного из связных службы криминалистики Гражданской гвардии. – Высылай сокращенный наряд на юридический факультет Университета Саламанки, – сказала она ему. – В подвал. Надо кое-кого оштрафовать за граффити. Она положила телефон в карман и перечитала длинную фразу: «Я нашел умирающую Прокриду, истекающую кровью, в изорванной одежде. Она пыталась вытащить из раны (о, плачьте над моим несчастьем!) стрелу, которую сама дала мне». – Я еще позвонил Ванессе в библиотеку, – раздался рядом голос Саломона. – Той книги об искусстве, о которой говорил мой приятель, у нее нет. Зато она сообщила, что несколько лет назад у них был еще экземпляр. Но его украли… – Украли? – переспросила Лусия. Почти не удивившись, она на секунду погрузилась в свои мысли. Наконец сказала, разглядывая надпись на стене: – Опять «Метаморфозы». В очередной раз… Похоже, разгадка близка: убийца где-то рядом. 48 Утро среды Советник по делам образования при правительстве Кастилии и Леона Эктор Дельгадо внимательно смотрел на Саломона, и его лицо не выражало абсолютно ничего. Криминолог поймал себя на мысли, что сейчас он похож скорее на исполнительного директора какой-нибудь межнациональной компании, чем на советника по делам образования. – Ты сказал, что есть новости по поводу ДИМАСа? – Есть, – ответил Саломон. Эктор Дельгадо сложил пальцы под подбородком. Наверное, этот жест он когда-то видел на телеэкране. – Я тебя слушаю. Саломон глубоко вдохнул и коротко, не вдаваясь в детали, изложил суть последних открытий и расследований, обнародовать которые, в общем-то, не имел права. Он с удовлетворением отметил, что, несмотря на всю свою спесь, этот мерзавец Эктор с трудом скрывал, что потерпел поражение. – И все это вы обнаружили с помощью ДИМАСа? – Скажем так, он был движущей силой, если следовать мысли Аристотеля, – подтвердил Саломон. – Ты говоришь, что к вам присоединился офицер ЦОПа? – спросил Эктор Дельгадо, не уставая удивляться. – Да. Лейтенант Герреро. А это свидетельствует о том, что при необходимости эта программа могла бы представлять большой интерес для криминальной секции Гражданской гвардии, и таким образом ее можно использовать в сотрудничестве с нашими университетскими командами.