«После этого, – подумала Лусия, – Сесар куда-то спрятал мальчика и поехал на работу. А оттуда его отправили осматривать место преступления вместе с напарником Мигелем Ферраном, потому что в Гражданскую гвардию позвонил автомобилист, обнаруживший трупы. И на месте преступления Болкан притворился, что увидел все это впервые». За спиной она вдруг услышала топот ног, и их окружила группа гвардейцев, нацелив оружие на Саломона. – На колени! – крикнул один из них. Тот повиновался на глазах у студентов, гроздьями висящих в окнах общежития. «Ну вот, теперь до самого конца они так и останутся его публикой», – подумала Лусия. * * * – Все началось в музее, – сказал Саломон. – В музее? Лусия удивленно посмотрела на него. Профессор сидел за столом в допросной, сложив на столешнице маленькие белые руки. – Да… – прокашлявшись, ответил он. – В письме Эктора все правильно сказано о моей матери: я ее и обожал, и ненавидел. Она была очень красивой женщиной. И очень легкомысленной. Когда мне было около десяти лет, она стала по воскресеньям водить меня в Прадо, и там оставляла возле одной и той же картины, наказывая вести себя хорошо и никуда не уходить. Он улыбнулся, и на его лице отразилась бесконечная, почти детская печаль. – В Прадо есть много картин, вдохновленных «Метаморфозами». Мать оставляла меня возле большого, два на три метра, полотна Рубенса «Юпитер и Аргос» в семьдесят девятом зале. На картине Юпитер вонзает свой меч в горло Аргоса, пастуха, которого жена Юпитера Юнона наняла для слежки за нимфой Ио, любовницей мужа. Ревнивая богиня потом превратила ее в корову. На свете не существует другой картины, каждую деталь которой я бы так хорошо знал. Саломон попросил, чтобы допрос проходил с глазу на глаз с Лусией, и Пенья согласился – при условии, что вся беседа будет заснята на кинопленку. – А потом однажды, когда мне уже исполнилось десять лет, мне надоело сидеть в зале, и я отправился на поиски матери. Как обычно, мы пришли туда рано утром в воскресенье, и музей был практически пуст… Я нашел ее в каком-то углу в обществе охранников. Я не понял в точности, что происходит, но увидев, как мама их обнимает, а они хватают ее за бедра и лезут руками ей под юбку, сообразил, что тут что-то не так, что происходит что-то странное и отвратительное, и от этого я почти заболел. Я окликнул ее, и мама посмотрела на меня. Таким взглядом она никогда на меня не смотрела; казалось, она стала какой-то другой. Она словно находилась… где-то в другом месте. Высвободившись из рук этих хохотавших мужчин, она быстро повела меня к выходу, по дороге угрожая кучей всяких наказаний, если я скажу папе. Лусии очень хотелось бы верить, что тот мальчик еще не превратился в монстра, в которого превратится потом. Но уверенности на этот счет было мало. «Мы всегда стараемся отыскать в жизни людей что-то такое, что могло бы оправдать их поступки, и в конечном итоге прощаем их», – говорила она себе. Однако всегда считала, что именно ответственность придает вес нашим поступкам. Не прощение. Если все будет простительно, то больше никто и ни за что не станет отвечать. – Ну хорошо, – сказала Лусия, – у тебя внутри поселились гнев, разочарование, ярость и желание кого-нибудь наказать за то, что ты увидел, за… предательство матери. Но в какой момент зародилась мысль о двойном убийстве? Саломон пристально посмотрел в глаза Лусии. – Есть одна вещь, которой я учу своих студентов, – сказал он. – Требуются годы на то, чтобы подобные фантазии достигли такой степени зрелости. Но развиваться они начинают очень быстро. В моем случае именно в десять лет все и началось. – В туннеле произошло твое первое убийство? – Угу… Но не первый скверный поступок. Брови Лусии поползли вверх. – Несколько краж… И один маленький мальчик, которого я мучил при каждом удобном случае. И подбивал на это своих приятелей. Он очень плакал. Лусия почувствовала, как вся похолодела. – А дальше? – Ты же сама говорила: преподавал в Сарагосе. Я всегда любил природу, любил горы. Выходные проводил в Бенаске, в Пиренеях, недалеко от французской границы. Возле дороги между Бенаском и Сарагосой было озеро. Я любовался озером, лужайкой, освещенной солнцем, купальщиками, велосипедистами, воднолыжниками… И однажды мое внимание привлекла супружеская пара, расположившаяся неподалеку от меня. Они выглядели такими счастливыми… Я начал приглядываться к ним, следить за ними все свое свободное время, и постепенно мой старый фантазм, старый образ, отпечатавшийся в мозгу, начал обретать конкретную форму. И я почувствовал, что момент настал и я должен его реализовать… Разве не так срабатывает триггер, побуждающий серийного убийцу перейти к действию? – И все это время, – сказала Лусия скептически, – все двадцать шесть лет обошлись без рецидива? В самом деле? – Все это время со мной была Бегонья. – Твоя жена… – …которая умерла от рака в две тысячи пятнадцатом… Ей показалось, что он вдруг стал очень уязвимым. – Я уже говорил тебе, что с первого совместного ужина я знал: она станет женщиной моей жизни… И сможет заставить замолчать всех моих демонов. В ней был тот свет и та внутренняя сила, которая могла им противостоять. – Саломон выдержал взгляд Лусии. – Конечно, за это время случалось, что они снова всплывали и начинали меня доставать, но до убийства дело никогда не доходило. Лусия, вздрогнув, еле удержалась от желания спросить, каким образом демоны его «доставали». Потом спросит. А сейчас надо двигаться дальше. – Но только после того как она… ушла, я понял, до какой степени все эти годы Бегонья была для меня и компасом, и спасительной скалой, и сестрой, и возлюбленной… – Это случилось в январе две тысячи пятнадцатого, а уже через два месяца, в марте, ты убил супружескую пару в Сеговии… Лусия заметила, как в его глазах сверкнула ярость. – Да. Я уничтожил их счастье. Как и с той парой на озере, я наткнулся на них неожиданно, гуляя по городу. Этот город я всегда любил. Я шел за ними по улицам Сеговии, выслеживал их. И выяснил, где они живут. Вид у них был такой счастливый… А я только что потерял любовь всей моей жизни и не мог такого вынести. – Ты ведь уже однажды убивал. Очень давно. И знал, что это такое… Саломон посмотрел ей прямо в глаза пронизывающим, темным, лишенным всякого блеска взглядом. – Да. Но первый раз был, собственно, только опытом. Так сказать, конкретизацией старого образа. – Так что было дальше? – А дальше я стал часто наблюдать за этой парой по вечерам. Как ты знаешь, Сеговия находится в полутора часах езды от Саламанки. Я изучил их привычки, раскрыл их маленькие секреты: например, то, что муж раз в неделю навещал молоденькую двадцатилетнюю булочницу… Всегда думаешь, что знаешь людей, но, в сущности, не знаешь о них ничего, пока не обнаружишь какие-нибудь их гадкие секреты, правда? И конечно, как и в первый раз, меня вдохновили «Метаморфозы». – А потом были Коста-дель-Соль, Бенальмадена… Он кивнул. – Да. Я проводил там летний отпуск в две тысячи восемнадцатом. И точно так же на пляже увидел супружескую пару. Вид у них был до жути счастливый. Они громко хохотали, радовались на полную катушку, тискали друг друга, бесстыдно не обращая внимания на находившихся рядом людей. А я был в одиночестве среди толпы купальщиков и возненавидел их. А потом узнал, что рядом с ними сдается дом. Шикарная вилла, которой никак не могли найти нанимателя. И я решил поселиться в ней под вымышленным именем Назон. Как Овидий. Забавно, правда? А дальше ты знаешь. Фоторобот, который составили, был на меня совсем не похож. Надо, правда, сказать, что я сбрил бороду и не расставался с каскеткой и солнечными очками. Что же касается ДИМАСа, то в прошлом году проект был уже на мази, а вот результатов приходилось ждать долго. Тогда я решил воспользоваться тремя убийствами, чтобы, так сказать, бросить ДИМАСу кость. И это превзошло все мои ожидания. – А Улисс? Его лицо просветлело. – Улисс – это шикарный подарок судьбы… Когда я услышал историю о двух студентах-хакерах, которые взломали компьютер одного из своих профессоров на факультете точных наук, я захотел с ними познакомиться. Рассказал им о ДИМАСе, и они восприняли мой рассказ с энтузиазмом. Однако, посмотрев на Улисса, я сразу понял, с кем имею дело: с социопатом. Губы его растянула улыбка. – Но благодаря Улиссу у меня все получилось. Я проник в ваши головы. Я оставил там отпечаток, который уже ничем не сотрешь. Я навсегда поселился в твоих ночных кошмарах, Лусия. Она еле удержалась, чтобы не ответить ему как следует. – А зачем было убивать Алехандро и Ассу? – Алехандро за несколько минут до того услышал наш с Улиссом разговор на факультете. Я не мог рисковать: либо она, либо Алехандро могли все рассказать тебе. – Но откуда Улисс мог узнать, что произошло потом? Ведь даже ты был не в курсе… – Улисс ничего не знал – он просто запаниковал, и все. Он все больше и больше боялся, что ты до всего докопаешься… Я думаю, что смерть Алехандро и ощущение, что тиски сжимаются, убедили его, что пора делать ноги… Но это не помешало ему посылать мне сообщения с неизвестного номера с просьбами позвонить ему. Я позвонил. Он был в панике и не знал, что делать. Я воспользовался тем, что ты спала, уговорил его войти в дом и отдал ему оружие, хранившееся у меня еще со времени первого убийства. Это был нож, гораздо более бесшумное и занятное оружие, чем любое огнестрельное. К тому же Улисс прекрасно умел с ним обращаться… – Давай вернемся к ребенку, к маленькому Оскару, – сказала Лусия, и в голосе ее вдруг зазвучал холод. Она заметила, что Саломон словно застыл. – Тогда во дворе ты не закончил начатую фразу. Ты знаешь, что было с ним дальше, верно? – резко бросила она. Профессор не смог удержаться от оценивающей, вызывающей улыбки. – С тех пор как увидел тебя, я сразу понял, что ты причинишь мне кучу хлопот… Да, это верно. Я не соврал тебе, когда сказал, что все эти годы не переставал думать о нем. – И тогда?.. – И тогда я возобновил контакт с Сесаром Болканом. – Когда? – Четыре года назад, после убийства в Сеговии. Я вернулся на то место и заглянул к нему. – И Сесар тебя узнал? – Узнал… А мальчик, которого так и не нашли… Я знаю, кем он стал. Он стал… Анхелем. Лусия вздрогнула. – Значит, Анхель – это Оскар? Саломон кивнул. – Как же Болкану удалось растить и воспитывать его без ведома окружающих все эти годы? – Я полагаю, ты знаешь о деле Наташи Кампуш? Эту австрийскую девочку с десяти до восемнадцати лет держали в подвале. Была еще Джейси Дьюгард, которую похитили из автомобиля на автобусной остановке. В каждом случае жертвам удавалось выбраться на волю. То же самое произошло и с Анхелем… То есть с Оскаром. Разве что ему не удалось сбежать… Первые годы он провел в заточении в подземной комнате в усадьбе. Ни с кем не общался, жил в отдалении от мира. Постепенно Болкан стал позволять ему подниматься на первый этаж, потом играть во дворе. И в один прекрасный день представил его как своего помощника по дому. По всей видимости, ради мальчика он лез из кожи вон, и тот ни в чем не нуждался. Удивительно, но Анхель не выказывал ни малейшего желания расстаться со своим похитителем. Может быть, Болкан подсадил его на наркотики… Лусия недоверчиво покачала головой.