— Мой мальчик, мне это доставит только удовольствие, — поспешно отозвался адвокат. Он щелкнул замками саквояжа, снял пенсне, задумчиво на него посмотрел, потом бросил быстрый взгляд на Найджела и принял у слуги Робертса пальто и шляпу. — Пошли, — решительно произнес он и направился к двери. — Вы всегда были очень впечатлительным юношей, с богатым воображением, — сказал Беннингден, когда они зашагали по дорожке. — Я помню, ваша матушка всегда была обеспокоена этим, но я заверял ее, что у ваших подростковых печалей короткая жизнь. Надо, дружок, преодолеть в себе эту глупую принципиальность и спокойно принять наследство. — Но это так чудовищно! — воскликнул Найджел. — Я знаю, что меня никто не подозревает, и все же… Ну подумайте, каково сейчас мне. Произошло зверское убийство, а я вроде бы оказался в выигрыше. — Чарльз кое-что оставил и сэру Хюберту Хендсли, и мистеру Артуру Уайлду. Они, вероятно, тоже чувствуют себя неловко, но, уверен, подход к делу у них разумный. Мой дорогой Найджел, не упрямьтесь и последуйте их примеру. — Ладно, оставим это. Вы, конечно, правы, тем более что изменить что-либо я не в силах. Да и деньги, признаться, мне очень кстати. — Разумеется. Но не думайте, что я не понимаю деликатности вашего положения. — Бенни, прошу вас, хотя бы сейчас не говорите тоном семейного адвоката. — А это у меня получается автоматически, — изрек Беннингден. Они продолжили путь молча, пока Найджел не спросил вдруг, не знает ли мистер Беннингден о Чарльзе что-нибудь такое, что могло бы пролить свет на убийство. — Я вовсе не хочу, чтобы вы выдавали какие-то секреты, — добавил он поспешно, — но все же: у Чарльза был враг или, может быть, враги? — Я и сам постоянно задаю себе этот вопрос, с тех пор как это произошло, — ответил Беннингден. — Но так ничего придумать не смог. Мой дорогой Найджел, ваш кузен в отношении с женщинами постоянством не отличался. Но это характерно для всех холостяков его возраста. Я питал надежду, что скоро и эта часть его жизни стабилизируется. Он как-то зашел ко мне — это было два месяца назад, — по-видимому, для серьезного разговора. Долго ходил вокруг да около, а потом все же недвусмысленно дал понять, что намеревается жениться. Полагаю, у меня есть все основания так утверждать, ибо он задал мне несколько вопросов относительно брачного контракта и всего прочего. — Вот это новость! — воскликнул Найджел. — И кто же эта девушка? — Мой мальчик, я не думаю, что… — Розамунда Грант? — Хорошо, Найджел, но только строго конфиденциально. Да, имя мисс Грант было упомянуто… мм… в этом контексте. — А позднее он что-нибудь говорил об этом? — Я рискнул завести разговор на эту тему две недели назад, когда он заходил ко мне по поводу обновления договора на аренду дома. Ответ его меня удивил. Он был более чем странным. — Что же он сказал? Беннингден взмахнул зонтиком, как указкой, словно желая этим жестом подтвердить свою мысль. — Насколько я помню, он сказал буквально следующее: «Ничего не получилось, Бенни. Я был уличен в браконьерстве, и меня лишили лицензии». Я спросил, что все это значит. Он рассмеялся в ответ — очень горько, я бы сказал, и добавил, что брак с женщиной, которая тебя понимает, равносилен эмоциональному самоубийству. Эффектная фраза, но по сути совершенно пустая. — И это все? — Я слегка надавил на него, — смущенно признался Беннингден, — и он сказал, что в лице женщины, которая его еще любит, он приобрел врага. А потом добавил что-то о том, что это все из области искусства высокой оперы, в то время как ему по душе мюзиклы. И вообще мне показалось, что он был очень огорчен и даже встревожен. Тема была исчерпана, и больше мы к ней не возвращались. Помню, уходя и пожимая мне руку, он сказал: «До свидания, Бенни. Надеюсь, я удовлетворил ваше любопытство. Я бы охотно дал вам обещание исправиться, но, как говорится, горбатого могила исправит». Беннингден на секунду задержался и взглянул на Найджела. — И все это он произнес веселым, беззаботным тоном. А вот сейчас, после его смерти, эти слова приобрели какой-то зловещий смысл. Хотя, я уверен, не имеют к трагедии ни малейшего отношения. — Скорее всего нет, — рассеянно согласился Найджел. — А вот и ворота, Бенни. Если я буду нужен, дайте знать. — Да-да, конечно. В полицейском участке я встретился с инспектором Аллейном. Найджел, это очень опытный и способный человек. Я почувствовал уверенность, что смерть вашего кузена не останется неотмщенной. — Мне кажется, здесь высокие страсти не замешаны, — сказал Найджел. — Единственная моя надежда, что убийцей Чарльза был все-таки не один из его ближайших друзей. Ну вот, хотя бы этот русский дворецкий, этот старик. Почему полиция ничего не предпринимает, чтобы его задержать? — А я уверен, что они как раз в этом направлении работают очень интенсивно, — возразил Беннингден. — До свидания, дорогой друг. Я, разумеется, буду в курсе расследования. А пока до свидания. Найджел медленно поплелся к дому. Перспектива провести остаток дня в помещении его не привлекала. Жизнь в доме, казалось, застыла, окаменела. Каждый замкнулся в себе, каждый подозревал каждого — Найджел чувствовал это, — и все это разрушало, отравляло и без того мрачную атмосферу Франтока. Найджел замедлил ход и, внезапно что-то решив, свернул на боковую дорожку, ведущую в парк. Ему удалось пройти не больше нескольких десятков метров, как изгиб дорожки вывел к зеленой скамейке, на которой, странно съежившись, сидела Розамунда Грант. С момента трагедии Найджел видел ее всего пару раз. Сразу, как только был закончен официальный осмотр комнат, она заперлась в своей комнате и постоянно находилась там. Розамунда подняла голову, их взгляды встретились. Найджел чувствовал, что поворачивать назад уже поздно. С ощущением крайней неловкости он подошел к ней и вежливо справился о здоровье. — Мне лучше, благодарю вас, — ответила она своим глубоким голосом. — Можете быть спокойны, когда начнется опрос свидетелей по делу об убийстве вашего кузена, я вовремя присоединюсь к нашей веселой компании. — Ну зачем вы так? Не надо. Она резко передернула плечами. — В последнее время мне пришлось много беседовать с Анджелой. Вернее, говорила она, а я только слушала. Своеобразная личность эта наша Анджела. Найджел не отвечал. Она в упор посмотрела на него: — О чем вы думаете? Гадаете, не я ли убила его? — У нас тут все гадают друг о друге, весь день напролет и большую часть ночи, — резко ответил Найджел. — Что касается меня, то я не гадаю. — Значит, вы счастливее остальных. — Я гадаю о другом. Чем занимается этот Аллейн, какую пирамиду выстраивает он из всей этой мешанины фактов и фактиков, к каким чудовищным выводам приходит? Я слышала, сотрудники Ярда никогда не ошибаются в своих заключениях. Вы верите в это? — Все мои знания в этом вопросе основаны только на детективной литературе. — Как, впрочем, и мои. — Розамунда тихо засмеялась и снова передернула плечами. — А вот теперь эти люди из Ярда предстали перед нами, что называется, во плоти. Чего стоит этот Аллейн, его изысканные манеры, его голос и все остальное. Аристократ, да и только. Он угрожал мне с таким haute noblesse [6], что я чувствовала себя почти польщенной. О боже, бедный, бедный Чарльз! Найджел молчал, и она продолжила: — Неделю назад, да что там неделю — всего три дня… Боже мой, всего три дня! Я почти серьезно мечтала, чтобы он умер. Представляете… какой ужас! — О чем это вы? — нарушил молчание Найджел и тут же поправил себя: — Нет-нет, не надо рассказывать, если не уверены, что хотите этого. — Я расскажу вам, все расскажу. Ведь вы же не детектив, которого я боюсь. — А почему бы вам не пойти к нему и не объясниться? — Что? Это означало бы предать себя! — Я вас что-то не понимаю. Почему вы не хотите рассказать Аллейну, что вы делали там, наверху? Ничего не может быть опаснее вашего молчания. — Предположим, я скажу, что была в комнате Чарльза. — Что?.. И зачем? — Сюда кто-то идет, — быстро произнесла она. Действительно, за деревьями послышались легкие шаги. Розамунда встала как раз в тот момент, когда из-за поворота появилась Марджори Уайлд. Она была в черном пальто, с непокрытой головой. Увидев их, Марджори резко остановилась. — О, привет, — сказала она. — Я не знала, что вы здесь. Тебе уже лучше, Розамунда? — Да, спасибо, — ответила Розамунда, глядя на нее. Воцарилось тягостное молчание. Неожиданно Марджори попросила у Найджела сигарету. — А мы тут так мило болтали, и все насчет убийства, — сказала Розамунда. — Присоединяйся к нам. Как по-твоему, кто это сделал? Глаза Марджори расширились, полураскрытые губы обнажили ряд стиснутых зубов. Голос ее, обычно довольно пронзительный, приобрел наконец нормальное звучание. — Я не понимаю тебя! Как ты можешь так говорить?! И вообще… — Ты прекрасно играешь роль глубоко потрясенной женщины, — сказала Розамунда. — Возможно, ты что-то и чувствуешь, но не так много, как пытаешься нас убедить. — Я вижу, тебе это нравится! — выкрикнула миссис Уайлд. — Я вижу, тебе нравится говорить, и говорить, и говорить, то есть умничать. Это умничанье, оно возвышает тебя над всеми нами. А я от всего этого устала. — Мы все устали друг от друга! — в отчаянии воскликнул Найджел. — Но ради всего святого, давайте говорить. Не надо молчать. Молчание ужасно. — Я больше не задумываюсь над тем, кто это сделал, — быстро проговорила Марджори Уайлд. — Это очевидно. Это сделал Василий. Его взбесило, что у Чарльза кинжал. Он вообще не любил Чарльза. Никогда. Он убежал. Почему его до сих пор не поймали? — Я пошла, — резко произнесла Розамунда. — В четыре тридцать явится доктор Янг со своей микстурой. Она быстро зашагала прочь, будто спасалась бегством. — Вы, когда шли сюда, Артура не встречали? — спросила Марджори. — Я думал, он в доме, — ответил Найджел.