— Вот так-то лучше, — пробормотал он, заламывая ему руку. — Он у меня, все в порядке! — крикнул он назад. — Поймал! — эхом отозвался из темноты голос Аллейна. А через мгновение инспектор был уже рядом, склонившись над пленником. Тут же мигом появился констебль Банс с сильным фонарем в руках. Токарев издал тихий стон. Аллейн достал карманный фонарь, и узкий луч высветил Токарева. Он лежал на спине, на нем сидел Найджел. — Возвращайтесь на свой пост, Банс, и чем быстрее, тем лучше, — приказал Аллейн. — Грин еще там? — Да, сэр, — выдохнул Банс, — мы слышали ваш свисток. — Я, мистер Батгейт и мисс Норт через десять минут выедем на «бентли». Держите ворота открытыми. Пропустите нас, а дальше смотрите, чтобы ни одна душа не просочилась наружу. Теперь идите. — Да, сэр, — бросил Банс и вместе с фонарем ринулся в темноту. — Ну а теперь, доктор Токарев, когда вам в ребра упирается дуло этого симпатичного пистолета, я надеюсь, вы начнете вести себя прилично. — Будьте вы прокляты! Прокляты! — заикаясь, прокричал он по-русски. Раздался резкий щелчок наручников. — Ну вот. А теперь поднимайтесь. Некоторое время, пока глаза не привыкли к темноте, они все трое стояли молча. — Не думаю, чтобы у него было с собой что-то страшное, — сказал Аллейн, — но на всякий случай, Батгейт, обыщите его. Доктор Токарев, вы арестованы. В карманах брюк? В заднем кармане? Ничего? Вы уверены? Хорошо. А теперь пошли, и побыстрее. И без того потеряли уйму времени… О черт, еще и это!.. Со стороны дома были слышны голоса. На фоне окна кабинета виднелись силуэты двух фигур. — Аллейн! Батгейт! — позвал сэр Хюберт. — Мы здесь, — откликнулся Аллейн. — Все в порядке. Ничего не случилось. — Ничего себе, «ничего не случилось»! — проревел неожиданно Токарев. — Я позволю себе решительно не согласиться. Произошло! И еще как произошло! Я арестован. Но я ни в чем не виноват! Я никого не убивал! Сэр Хюберт! Мистер Уайлд! — Пошли, — кивнул Найджелу Аллейн, и они повели своего пленника в сторону дома. Хендсли и Уайлд встретили их в квадрате света у окна. — Наш милый гость тут немного нашалил, — объяснил Аллейн. — Пришлось надеть браслеты. Теперь поедем в участок. Ничего страшного, там у доктора второй дом. — Доктор Токарев, — устало произнес сэр Хюберт, — что все это значит? — Токарев! — бормотал Уайлд, обращаясь к Найджелу. — Неужели это все-таки Токарев?! Найджелу очень хотелось расслышать в его голосе нотки облегчения. Или это было только удивление, и ничего больше. Доктор Токарев неистово протестовал, звеня наручниками. Найджелу вдруг ни с того ни с сего захотелось смеяться. — Сэр Хюберт, — сказал Аллейн, вклинившись в паузу между выкриками доктора, — я прошу вас и мистера Уайлда возвратиться в дом. Кратко объясните всем, что произошло. — А что вы собираетесь делать? — Мы будем отсутствовать некоторое время. Я попросил мисс Анджелу подвезти нас до полицейского участка. Доктор Токарев… — Я невиновен! Спросите дворецкого Василия! Он знает, что в тот вечер, когда было совершено преступление… я расскажу вам… — Моя обязанность вас предупредить, — прервал его Аллейн, и Найджел увидел, как он едва заметно подмигнул Уайлду, — что любое ваше высказывание может быть использовано обвинением против вас. Позднее, если вам будет угодно, можете сделать заявление. А теперь, сэр Хюберт, и вы, мистер Уайлд, прошу вас, идите. Я встречусь с вами завтра. Они молча повернули к дому. — Мне нужен адвокат! — продолжал неистовствовать Токарев. — Вызовите адвоката! — В свое время, все в свое время. Уверяю вас, все у вас будет. Пошли, Батгейт. Вокруг дома к гаражу. А вас, доктор Токарев, убедительно прошу — никаких арий, никаких вариаций на тему «Смерть Бориса». Он повел их к заднему выходу, у которого, уютно урча, уже стоял «бентли». — Умница! — похвалил Аллейн. — Доктор Токарев, прошу в экипаж. Вы, Батгейт, садитесь впереди. В местную тюрьму, мисс. — Прямо сразу в тюрьму? — прошептала Анджела, нажимая на газ. — Разумеется. Ведь доктор Токарев арестован. — За убийство? — А за что же еще? — Но ведь он все время пел «Смерть Бориса»? — Видимо, плохо пел. — Все, приехали, — объявила Анджела через немыслимо короткое время. — Подождите в машине, — попросил Аллейн. — Доктор Токарев, на выход. Полицейский сержант проводил их в ярко освещенную, тщательно убранную комнату, где их приветствовал высокий офицер в синей форме. — Инспектор Фишер — мистер Батгейт, — представил их друг другу Аллейн. — А это доктор Токарев. Я предполагаю предъявить ему обвинение в… Токарев, который молчал все это время, вдруг снова взорвался: — Я никого не убивал! — А кто говорит, что вы убивали? — устало возразил Аллейн. — Вам предъявляется обвинение в подстрекательской, антиправительственной деятельности. Так, кажется, правильно звучит эта фраза? Я вечно здесь что-то путаю. Правда, Фишер? Этот человек обвиняется в принадлежности к подпольной русской просоветской организации, штаб-квартира которой находится в Сохо, на Литтл-Рекет-стрит. Он обвиняется в изготовлении и распространении листовок, содержание которых носит подрывной характер. — Ясно, — произнес инспектор Фишер. Он подошел к окну и надел очки. После краткого молчания, украшаемого только скрипом пера инспектора Фишера, был вызван сержант, который весело объявил: — Доктор, прошу пройти в соседнее помещение. — Я хочу сделать заявление, — неожиданно произнес доктор. — У вас для этого еще будет достаточно времени, — заверил его Аллейн. — Это все из-за кинжала, — продолжал бубнить доктор. — Дарить кинжал было предательством. Этот поляк Красинский, который подарил Ренкину этот кинжал… это из-за него все неприятности. — Красинский мертв, — сказал Аллейн, — а при нем нашли ваши письма. Кто его убил? — Откуда мне знать? Никто в «Братстве» не знает. Красинский — сумасшедший. Я хочу написать нашему послу. — Пишите сколько угодно. Он будет в восторге. А теперь мы вас покидаем, Фишер. Где-то в час я позвоню. Спокойной ночи. Анджела по пути в Лондон и не пыталась опровергнуть слухи о ее славе отчаянной автомобилистки. Аллейн объявил, что они едут на Ковентри-стрит, и тут же заснул на заднем сиденье. Найджел любовался милым профилем рядом и думал свои собственные думы. — Ты считаешь, Аллейн верит, что это сделал доктор Токарев? — Понятия не имею, — ответил Найджел. — Насколько я понял, Токарев, ваш дворецкий Василий и этот поляк Красинский, с которым Чарльз встретился в Швейцарии, — все они члены какой-то большевистской банды. Красинский, неизвестно почему, подарил Чарльзу кинжал. Судя по тому, что говорили об этом сэр Хюберт, Артур Уайлд и Токарев, этот кинжал — священный символ их «Братства» и передавать его кому-либо — это самое большое у них преступление. Так вот, в субботу ночью в Сохо кто-то убил Красинского. — А в воскресенье во Франтоке кто-то убил Чарльза Ренкина, — закончила Анджела. — Ты думаешь, доктор Токарев смог ринуться из своей комнаты, сбежать по лестнице, вонзить кинжал, бегом возвратиться назад и безмятежно запеть «Смерть Бориса»? — Едва ли. А кто погасил свет? — И что имел в виду Аллейн, когда говорил, что Чарльз сам ударил в гонг? — Даже не могу себе вообразить. Но сейчас я рад, что он спит. Анджела, ты не будешь против, если я поцелую тебя вот здесь, чуть выше вот этого мехового воротника? — А если я врежусь в столб, тогда как? Нашел время для глупостей. — Пусть я умру после этого, — заявил Найджел, — но все равно рискну. — Но это же совсем далеко от воротника. Совсем не там… — Милая… — Интересно, который сейчас час? — раздался голос Аллейна с заднего сиденья. — Через двадцать минут будем на месте, — заверила его Анджела, и вскоре ее слова подтвердились.