Из кабинета появился констебль. — Прошу вас, встаньте так, как мы это проделывали с вами раньше. Констебль подошел к коктейльному столику и, стоя спиной к лестнице, взял в руки шейкер. — Спасибо, — произнес Аллейн, — все правильно. Теперь вы, мистер Уайлд. Согласно моей версии, убийца съехал вниз по перилам, правой рукой вынул кинжал из кожаной ячейки на стене, нагнулся и всадил его в спину жертвы. Вы сможете повторить эти действия? — Но это выглядит слишком уж фантастично, — с сомнением произнес Уайлд. — Да нет, ничего. Давайте попробуем. Итак, начинаем. Опять тишина, во время которой Уайлд медленно взбирался по лестнице. В холле появились двое в штатском и скромно заняли места: один — у дверей гостиной, другой — у кабинета. Через оконное стекло можно было видеть и третьего — он стоял недалеко от входа. Свет, за исключением одного бра над коктейльным столиком, был погашен. — А что, собственно, я должен делать? — крикнул сверху из темноты Уайлд. Аллейн повторил порядок действий. — Вот уж чего я никогда не умел, так это играть в любительских спектаклях, — проворчал Уайлд. — Не имеет значения. Только старайтесь. Хрупкую фигурку Уайлда было едва видно, когда он оседлал перила. Поблескивая в темноте очками, он начал очень медленно съезжать. — Я этого не выдержу! — снова взвизгнула миссис Уайлд. Найджел притронулся к спинке стула, на котором сидела Розамунда Грант. Он вибрировал. — Быстрее! — подстегнул Уайлда Аллейн. Уайлд чуть отклонился назад и, сжав перила коленями, ринулся вниз, к свету. — А теперь нож! — крикнул Аллейн. — Я… я не совсем понимаю. — Понимаете-понимаете. Правой рукой. Ну давайте же, хватайте его из кожаной ячейки. Все. Вот он у вас в руках. Теперь отклонитесь в другую сторону. Осторожнее! Ну, наклоняйтесь же… да быстрее — как молния. А сейчас бейте его. Бейте, вам говорят! Фигура на перилах сделала движение рукой. Банс упал вперед. Раздался зловещий, утробный рокот гонга. Перекрывая его, детектив продолжал: — Вот! Вот как это было! Теперь надо бы выключить свет, да уж ладно, сидите там, где сидели, мистер Уайлд. Вам теперь некуда спешить, ведь вы сейчас одеты. Батгейт, свет! Найджел повернул главный выключатель. Холл затопило море яркого света. Уайлд сидел верхом на перилах. На него было жутко смотреть. Не лицо, а чудовищная маска. Угол рта дрожал. Аллейн подбежал к нему: — Великолепно! Только надо было побыстрее. Как тогда. Помните? И еще, вы забыли кое-что. Глядите! Внезапно он вытащил желтую лайковую перчатку и потряс ею перед лицом Уайлда. — Узнаете? Это же ваша. — Будь ты проклят! — прохрипел Уайлд. — Уведите его, — приказал Аллейн. Роща стремительно удалялась, уменьшаясь в размерах, но сквозь голые ветви еще можно было различить старинные стены Франтока. Голубая спираль дыма из каминной трубы поднималась над крышей. Постояв нерешительно в воздухе, она направлялась в сторону деревьев и растворялась в них. Начинало смеркаться. Найджел перевел взгляд с окна на лицо инспектора Аллейна. — Ну что, Франток, до свидания? — сказал Аллейн. Паровоз свистнул и прибавил ход. Пейзаж за окном сменился. — Для вас, Батгейт, наверное, au revoir? — Кто знает? — произнес Найджел. Долгое время они молчали. Аллейн что-то писал в своем блокноте. Найджел, разумеется, думал об Анджеле. Наконец, не выдержав, он спросил, глядя в быстро темнеющее окно: — Все-таки когда у вас появилась уверенность, что это он? Аллейн загрузил в трубку солидную порцию табака. — Не знаю, — ответил он после долгой паузы. — А ведь это вы с самого начала вели меня по этой дорожке. — Я? Каким же образом? — Неужели не понимаете? Вы снова и снова клятвенно повторяли, что в течение этих роковых пяти минут непрерывно разговаривали с Артуром Уайлдом. То же самое твердила и его, извините за выражение, жена. Его она, конечно, не подозревала, она дрожала за себя. Да, я понимаю, вы говорили это совершенно искренне. Вы были уверены, что все это время разговаривали с ним. Конечно. В этом нет никаких сомнений. У вас перед глазами стояла картина: Артур Уайлд лежит в ванне и трет мочалкой за ушами. Эх, если бы вы могли видеть! — Видеть? — Да, видеть сквозь стену. Если бы стена была чем-то вроде театральной сцены. Если бы вы могли видеть Уайлда, когда он вошел в ванную в своих смешных дурацких подштанниках, над которыми так смеялся Ренкин, — я помню, вы мне говорили. Вы бы тогда увидели, как он открыл оба крана и, хлопая ладонями по воде, начал с вами разговор. А потом бы вы увидели, как он, противно ссутулившись, тщательно вытер руки и проскользнул в гардеробную своей супруги, а затем вернулся с перчаткой на правой руке. Он, наверное, перерыл там все в поисках левой, но она провалилась в щель нижнего ящика старинного комода. Представляю, как удивленно вы раскрыли бы рот, увидев, как он открывает дверь и, все еще разговаривая с вами, на цыпочках делает шаг в холл второго этажа. Тут ему к тому же повезло — в вашу комнату вошла Этель. Он молнией выскакивает наружу, а через восемь секунд раздался удар гонга и ваша комната погрузилась в темноту, поэтому вы все равно не увидели бы, как он возвратился, сбросил одежду и плюхнулся в ванну. И все говорил и говорил с вами, а сам лихорадочно мылся, в страхе, а вдруг на нем осталась кровь Ренкина. Он боялся, когда зажжется свет, посмотреть на перчатку — а вдруг она в крови. Я думаю, он засунул ее в карман и позднее, когда миссис Уайлд закатила истерику в холле и вы все сгрудились вокруг нее, у него появился шанс незаметно швырнуть эту злосчастную перчатку в камин да еще насыпать сверху кучку угля. Кнопка бы тоже сгорела, если бы не провалилась между прутьями в поддон. Ну а левую перчатку я ему потом продемонстрировал. А вообще он действовал чрезвычайно хладнокровно. Даже не забыл осалить кого-то на лестнице и крикнуть: «Вы убиты!» Это все приплюсовывалось к остальным свидетельствам его алиби и производило благоприятное впечатление. — Но почему он это сделал? — Ну почему… Мотивы могли быть здесь разные. Например, деньги. Его жена задолжала разным портным больше тысячи фунтов. Его последняя книга принесла одни убытки. Домовладелец все время требовал уплаты, а они ему тоже много задолжали. Он знал, что Ренкин завещал ему три тысячи. Но это первое, что приходит в голову. Еще мы имеем по крайней мере две веские причины, по которым Уайлд мог если не замышлять, то, уж во всяком случае, желать смерти Ренкина. Он вашего кузена ненавидел. Я внимательно изучил историю их прошлых отношений. Когда они учились в Итоне, Ренкин часто изводил его, грубо с ним обращался. И впоследствии он в отношении к Уайлду принял высокомерный, покровительственный тон. Я опросил официантов в клубе, который посещали они оба, горничную, что служила у Уайлдов, да и вы сами тоже подтвердили, что Ренкин открыто флиртовал с миссис Уайлд прямо перед носом у добродушного, рассеянного, ничего не подозревающего супруга. А он был совсем не таков. Он читал письма Ренкина. И тут мне в очередной раз повезло. Я изучил письма, которые привезла мисс Анджела. Внимательно изучил, в том числе проверил и на отпечатки пальцев. Выяснилось, что миссис Уайлд к ним уже долгое время не прикасалась, а вот он ворошил их, и совсем недавно. Уайлд методично и изобретательно шпионил за ней, и, разумеется, для него не составило никакого труда обнаружить Танбридж Ш. и подобрать к ней ключ. Возможно, миссис Уайлд имела в виду и это, когда просила свою портниху тайком сжечь эти письма. Но скорее всего, она боялась, что они могут явиться косвенным доказательством ее вины. А супруг ее, должен вам заметить, был ревнив, очень ревнив. И чрезвычайно умен тоже. С самого начала я понял, что это личность незаурядная. Его поведение во время игрового суда в понедельник было безукоризненным. А чего стоит его последующее признание на фоне им же тщательно выстроенного алиби. Ведь как он рассуждал: «Надо, наоборот, говорить, что это сделал я, тогда мне не поверят. Ясное дело — невиновный человек пытается спасти жену». Как благородно. Прямо как в душещипательной мелодраме. Не сомневаюсь: он все заранее хорошо обдумал. А тут и вы великолепно выступили с подробным перечислением пунктов его алиби. И тогда этот мученик вынужден был смириться перед напором неопровержимых аргументов. С этого самого момента я уже был уверен в нем, но мне надо было очистить «русский след». К тому же требовалось время для составления и оформления дела. И какого дела. Аллейн переменил позу и посмотрел на багажную полку. — Обнаружив на дне комода левую перчатку, застежка которой оказалась аналогичной сожженной, я уже знал, что нахожусь на верном пути. Если бы он надел обе перчатки, а после их сжег, оставив только полуобгоревшую кнопку, тогда бы появилось искушение заподозрить его жену. Хотя следовало учитывать ее маленькие руки. Но левая перчатка затерялась на дне комода, а отпечаток пальца его левой руки был обнаружен на перилах, в нужном месте. — А как вы думаете, его признают виновным? — Сейчас это сказать трудно. Помните, он уже однажды признание делал. — Да-да! Какая горькая ирония. Но мне представляется, что умный адвокат… — О, вполне возможно. Все еще будет зависеть от того, как станут вести себя на суде свидетели. Как, например, Розамунда Грант ответит на вопрос, рассказывала ли она Уайлду о неверности его жены? — А что, она говорила с ним об этом? — Я в этом уверен. На следующее утро после памятного разговора Ренкина и Марджори в гостиной она ходила с Уайлдом на прогулку. Дочка садовника видела их и заметила, что она была не в себе. Скорее всего, она потом пожалела об этом и хотела тогда вечером у Ренкина очистить душу. И вообще у адвоката будет много возможностей. — Да, процесс обещает быть не из легких, — заметил Найджел. — Верно. Он будет неприятным, но на свободу нашему клиенту все равно не выйти. За окном уже появились пригороды Лондона. Аллейн встал и принялся надевать пальто. — Я хочу вам сказать, — неожиданно произнес Найджел, — я хочу вам сказать — вы необыкновенный человек. А этим арестом Уайлда вы вообще сразили всех наповал. Представляю, как были напряжены ваши нервы. Я восхищаюсь вами. И в то же время от вас иногда можно услышать такую пошлость… — Юноша! Что за слова! Это что, ваша манера интервьюировать великих людей? Давайте-ка лучше завтра поужинаем вместе. — Очень хочется, но завтра не могу. Давайте послезавтра. Завтра мы с Анджелой идем на концерт. — Я смотрю — вы с ней воркуете, как голубь с голубкой… — Идите к черту! — Ого, уже Паддингтон. Значит, приехали. На каждом шагу констебли