— Станислав Сергеевич. Я теряюсь. Я правда не знаю, как доказать истинность отрицательного утверждения. Если бы я планировал вас покалечить — я бы вам это доказал. А вот как доказать, что я этого не делал… — Ну не делали, ну и ладно. А почему же вы не спрашиваете, за что я вас ругать собираюсь? — А зачем спрашивать, если вы меня сами позвали и пообещали рассказать? — Тоже верно. Скажите мне, пожалуйста, Максим, вы как в квартире оказались? — Так вы сами у хозяина и спросите. — Ну так хозяина тут нету. — Так пусть он вернется. — А вот это уже интересно. Если он купится на столь нехитрую уловку, это мне может пригодится. — Как же он вернется, если его шофер увез. — Станислав, я видел эту машину, я вообще их много видел, уверен, в ней есть руль. Пусть водитель просто повернет его чуть больше влево, мне кажется именно так разворачиваются. — Так кто ж его догонит та, водителя. А связь в городе не работает. Не верю. Не может не быть у них внутренней системы связи. И на часы нам сообщения они ведь как-то присылают. Жаль, я надеялся хоть в этом вопросе ясность получить. — А кстати, Станислав Сергеевич, вы же меня ругать собирались. Поясните, где я правила нарушил? Я же все правильно делал, ни одну черточку не переступил. — Можно подумать вы, Максим, безгрешны. Ну признайтесь, думали, просчитывали, как мне шею свернуть и до организаторов игры добраться? Он говорил достаточно громко, явно не опасаясь, что кто-то нас подслушает. А может… Интересная мысль пришла мне в голову. Возможно распорядитель специально стоит на крыльце, тянет время, говорит громко, может он просто так вызывает свою команду? Хотя, сейчас мне уже в принципе все равно, один он тут будет стоять, или со своими камуфляжными друзьями. — Чертовски верно, думаю об этом постоянно. Только вот если бы меня судили за все мои преступные мысли, я бы уже давно имел множество судимостей за массовые изнасилования, грабежи, тяжкие телесные. Не считая мелочей, навроде ухода от налогов и нарушения визовых правил. К счастью за мысли не судят. Во всяком случае за не высказанные уж точно. И в этот момент я буквально увидел, как Станислав расслабился. До этого он стоял, сложив руки на груди, будто прикрываясь планшетом. Говорил громко, но как будто чего-то опасаясь. А сейчас двери гостиницы открылись и на крыльцо вышли трое спортивных мужчин, все в мягких белых кроссовках и черных спортивных костюмах. С уже привычными подшлемниками на головах. Интересно, спят они тоже в них? — Вы правда думали, что я вас по голове стукать начну? — Я постарался вложить в голос все возможное удивление. — Именно так я и думал. Ты, дружочек, правила, говоришь не нарушал? Правила не ты, милый, пишешь. Это ты в своих забегаловках царь и бог, а тут ты никто. Запомни это, хорошенько запомни. Тебе самому, если ты это примешь, легче будет. — Станислав преобразился, речь стала тихой, уверенной, спокойной. — Ты не заблуждайся, ты не один такой мудрый, логичный и проницательный. Все вы, олигаршата, одинаковы. Достаточно одного такого бизнесмена, чтобы судить обо всех других. Тургенева в школе читал? «Люди, что деревья в лесу; ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною березой». А мы — хорошие ботаники. И реакции твои — прям насквозь нам видны и нами давно предсказаны. — Ты тоже любишь словоблудить? Стасик, — я заметил, как при этом обращении у распорядителя дернулась щека, но раз уж он перешел на «ты», то не вижу смысла старых норм придерживаться, — ты к чему всю эту демагогию разводишь? — К чему? А вот, слушайте, дорогие товарищи дети, это интересно. Станислав делает шаг в сторону охранников, как будто становясь в их тень для защиты от света гостиничного фонаря. — Ты, Максим, в курсе, что по сценарию, ты со своей командой должен был в первый день в подвал какой-нибудь защемиться, и носа своего на улицу не показывать? А ты все испортил. Конечно, это не твоя вина, это мы тебя недосчитали. Как ты с директором договорился. Прям умница. Мы этого жука проглядели. Пенсионер хренов. Коллаборационист недоделанный. Ну ничего, с ним уже вопрос решили. Тебе, за то, что ты словно Кикаха, в нашем многоярусном мире лазейку нашел, приз, до утра квартиркой пользуйся. Расписочку свою можешь в унитаз спустить, видео уже там. Но на этом хорошие новости заканчиваются. Утром все, на улицу, бомжевать. — И вновь чистая, добрая улыбка человека, напрочь уверенного в своем остроумии. Наверняка все это распорядитель мог мне высказать и наедине, не дожидаясь выхода охранников, значит это еще не плохие новости, плохие будут дальше. Через пол минуты я согласился со Станиславом, что охрана ему и правда нужна. Если бы не эти трое за его плечами… А через минуту я бежал, бежал так, как, наверное, в последний раз бегал только на школьных городских соревнованиях, когда на трибуне сидела нравившаяся мне девчонка. — А знаешь, Максим, как все сегодня должно было произойти? Угадать попробуешь? Нет? Правильно, ни в жизни бы не угадал. Но перед тем, как тебе все рассказать, я тебе про правила напомню. Вдруг ты подумаешь из города рвануть. Как только твой браслет больше пяти минут вне города проведет, или на пять минут связь потеряет или пульс перестанет отсчитывать, так вот на шестой минуте уже процесс запустится. Поверь, необратимый процесс. Даже если брак аккумулятора потом выяснится, или кто с тебя браслет силой снимет, против твоего желания, никто вспять этот процесс не повернет. И через два месяца от целой группы компаний «Максим» останется десяток самоубийц-ипотечников, дочки твоих сотрудников пойдут на панель, а сыновья, вместо универов столичных, по местным техникумам на сварщиков и сантехников пойдут учиться. Проникся? Я утвердительно прикрыл глаза, говорить мне почему-то совершенно не хотелось. — Вот и славно. Так вот по планам. Трое моих парней должны были сегодня к твоей команде прийти и дать вам выбор, кого из вас трахнут. Не в переносном смысле. Эти ребятки настолько тупы, что они о существовании переносного смысла слов и не подозревают. Зато физически крепки, чертяки, прям иногда зависть берет. Так вот, если бы не их безалаберность, или если бы связь у них было, тебя бы дождались. Но тут человеческий фактор, как сам понимаешь, физические данные парней при подборе были в приоритете, вот умственные и пострадали. Им сказали — фас, они и поперлись. Эти парни, они как бы тебе сказать, они в общем, к ослам даже ближе, чем к людям. Им, тьфу, даже говорить противно, им человека лишь бы трахнуть, а кого, это им до фонаря. Вы бы конечно спорить начали, аргументировать. Я вас сам подбирал, знаю. Вы не такие, вы бы на жертву не пошли. В итоге вам троим выбирать бы пришлось. Ибо, если бы не кого-то одного, то вас бы всех. По очереди. Вот так вот. Кстати, прям сейчас первая команда, наверное, уже к подобному голосованию приступила… Я не курю. Изредка, раз в два-три месяца одна-две сигары не в счет. Я регулярно занимаюсь спортом, в том числе кардио нагрузками. Я вообще веду здоровый образ жизни. А еще мне помогала целая цистерна адреналина, плескавшаяся во мне. Поэтому я пробежал примерно полтора километра на запад за четыре минуты. Еще пара минут ушли но то, чтобы разыскать именно тот дом, в подвале которого разместилась команда Романа. Глава 18 Максимальная скорость бега человека — сорок четыре километра в час. Несмотря на отличное здоровье, регулярные занятия спортом и очень правильное питание, мой результат составил в лучшем случае половину от рекордного. Четыре минуты до двора, описанного Грикором. Еще пара минут на то, чтобы опознать нужный дом и подъезд. Хотя Грикор и описал все достаточно подробно, но ориентироваться в незнакомом городе, в темноте, во дворах с одинокими фонарными столбами, скорее освещающими самих себя, чем улицу… По дороге какие-то тени что-то мне свистели, кто-то вроде бы даже делал шаги в мою сторону. Бегущий человек всегда привлекает внимание, а если человек бежит мимо группы пьяных мужчин, интерес к нему будет особенно высок. Но все намерения алко товарищей обрывались тем, что я, не сбавляя скорости, пробегал мимо них. Они даже не подозревали, как им повезло, что они меня не остановили. Потому что нет ничего страшнее меня, когда я злюсь на себя. За четыре минуты бега я успел очень серьезно подумать. Я успел прокрутить то, как я бы голосовал, если бы все пошло по его плану. Если бы случилось невероятное, если бы я выжил в схватке с тремя «ослами» распорядителя, если бы мне пришлось, скованному по рукам и ногам, принимать участие в подобном голосовании. Скованному, потому что, если бы у меня был вариант не выбирать, а зубами вгрызться в горло противника, наплевав на возможные последствия, я рвал бы его горло. Но вот если выбор возможен только в плоскости, меня или кого-то другого… Я слышал от многих своих знакомых, что бег позволяет привести мысли в порядок, принять решение, что-то понять. И хотя это никак не была пробежка, это вообще не имело никакого отношения к спорту, но все же и мне эти четыре минуты помогли понять очень важную вещь. Раньше я предполагал, а теперь я точно знаю, что на себя роль жертвы я бы никогда не принял. Если бы я решал, пострадала бы Наталья. Я это знал. Я знал, что даже колебаться при выборе я не стану. И за это я сердился на себя. Поэтому, алкаши-аборигены должны быть благодарны судьбе за то, что они меня не остановили. Цокольные этажи с отдельными входами вероятно начали делать в жилых домах только после перестройки, когда спрос на коммерческую недвижимость начал расти. Тут попасть в подвал можно было только через подъезд. Такая же, как и в директорском доме, деревянная дверь, с точно такой же пружиной. Я придерживаю ее, чтобы не хлопнула, и стараюсь бесшумно зайти внутрь. Пока я выбирал нужный дом и подъезд, мое дыхание успокоилось, поэтому сейчас я дышал уже ровно и очень тихо. Плотный сумрак, только на фоне темных стен проступают два контура светлых, не широких лестничных марша, справа наверх, слева вниз. Интересно, почему в большинстве домов красят ступеньки только по краям, оставляя центральную часть светло-бетонной? Вероятно, это делается для удобства уборки, ведь мусор скапливается по сторонам, где не ходят люди, а с глянцевой поверхности краски убрать пыль легче, чем с бетона. Тусклая лампочка где-то наверху, возможно на площадке второго этажа. Слева закуток с кривыми и какими-то грязными, даже во мраке, почтовыми ящиками. Запах супа, жареного лука и старости. Я прислушиваюсь, прикрываю глаза. Минута ничего не решит, а вот привыкнуть к тусклому освещению стоит. Спускаюсь на один пролет вниз. Деревянная дверь, похоже оббита каким-то тряпьем или войлоком, по крайней мере свет из-за двери не виднеется. А вот негромкая речь, при приближении, стала различима. Слов разобрать не могу, но тембр, а главное интонации и отсутствие звуковых экстремумов, выкриков или ора, тоже говорят о многом. Судя по всему, я опоздал. Толкаю дверь, вхожу в длинное помещение с бетонными стенами, по которым тянутся какие-то трубы, провода, кабели. Слева, у стены, под забранной в крупную железную решетку тусклой, вероятно сорока ваттной лампой, на двух грязно желтых деревянных поддонах, сидит команда Романа. На меня смотрит три пары глаз. Взгляд у всех троих людей какой-то тусклый, даже пришибленный. Каждый, с кем я встречаюсь глазами — опускает голову. На деревянных помостах сидят Роман, Грикор и Иван. Перед ними, на расстеленном пакете, лежат остатки порванной на куски булки хлеба и обертки колбасы. В воздухе все еще витает ее чесночный дух, споря с запахом сырой плесени. Полуторалитровая бутылка воды. Почему-то я думаю, что переданных мною Грикору денег не хватило бы на этот набор. Почему-то я думаю о том, что команда Романа перед общей встречей ограбила какого-то местного. Почему-то я думаю, что это хорошо, что они не купили алкоголь. Почему-то я думаю об этом, а не о том, что в подвале нет Ольги, антикризисного менеджера. — Их пятеро пришло. Главное, я конечно понимаю, маячки на нас, но знаешь, все равно это очень неожиданно случилось. И главное, они молчали. Мы только хлеб поломали, руки даже помыли, спасибо, кстати, Грикор сказал, что ты ему деньги передал, мы только тут сели, я эти поддоны притащил, а тут они входят. И главное, молча. Они ничего не говорили, они молчали, это самое страшное было. Роман говорил тихо, не глядя мне в глаза, рассеянно водя рукой по колену, иногда почесываясь и вообще, из спокойного уверенного мужика он сейчас превратился скорее в дерганного и испуганного подростка. — А еще, понимаешь, они в масках. Только глаза и рот видно, лиц не видно. Наверное, это те же охранники, что в гольф клубе в Нахабино были. Они зашли и просто встали. Я продюсер, у меня музыкальный лейбл, я, не глядя на хронометр, длительность трека на слух с точностью до секунды скажу. Они стояли пять минут. Понимаешь, Максим, пять минут, молча, не двигаясь, просто смотрели на нас. Пять минут это очень много. За пять минут, я по себе сужу, я в начале хотел броситься на них, я готов был с ними подраться, никогда не дрался, я без охраны уже лет десять никуда не хожу, а тут я был готов их порвать. Но они просто стояли и смотрели. И я начал бояться. Да я чуть в штаны не наложил уже на четвертой минуте. Понимаешь? Они просто стояли, а я все больше и больше их боялся. Роман говорил не громко, уставившись в пол. Я посмотрел на чиновника и армянина. Такие же опущенные головы, такие же размякшие, круглые спины. Вероятно, они уже друг с другом что-то проговорили, иначе Роман не стал бы о таком рассказывать. — А потом они из карманов три бутылки водки достали. И сказали, что пока они будут пить, мы должны решить, кого из нас они отымеют. Понимаешь, они даже шокеры с поясов не снимали. Просто сказали, сами решайте, кого выберете, того и поимеем. А если не выберем, мол, тогда всем достанется. И главное, они это спокойно, без угрозы, буднично так говорили. И еще, сказали, что они десять минут будут водку пить. Вот нам на решение десять минут и дали. Десять минут это очень мало. Мне кажется, я даже вздохнуть не успел, а они уже пустые бутылки куда-то в сторону покатили. И этот звук. Знаешь, Максим, у меня музыкальная студия, у меня слух идеальный, меня, катящаяся по бетону бутылка, в ступор ввела. Я не помню, что я говорил. Я правда не помню. Я в аффекте был, я себя не контролировал. Я очнулся уже когда Ольгу в угол потащили. Роман замолчал. Я тоже не произнес ни слова. Десять минут назад я бы мог осуждать его или его товарищей. Но те мысли, через которые я пробежал от гостиницы до этого подвала… — Они ее убили. — Грикор говорил тихо, акцент стал очень выраженным, до этого мягкая текучая речь стала какой-то каркающей. — Сначала они ее туда потащили, — он мотнул в сторону далекого темного угла, — с нами двое остались, шокеры вытащили, улыбались, а Ольгу трое в угол утащили, копошились там, я слышал пощечины, она кричала что-то, хрипела. А потом, когда двое этих уродов вернулись и те, с шокерами ушли к ней, потом она, наверное, кого-то укусила, или может ударила. В общем сначала кто-то из мужиков оттуда крикнул, а потом удар был. Глухой такой. Я бы подумал, что они ее просто вырубили, но они слишком засуетились. По ним видно было, что им убийство не приказывали. В общем, они унесли Ольгу. — Вы смотрели, там кровь или какие-то следы есть? — Мы туда не ходили. А смысл? Тут единственная лампочка, — Роман махнул на стену у себя за плечом, — ни фонарика, ни зажигалки у нас нет, что мы там увидим? — Давно это все случилось? — Минут за десять до тебя они ее и унесли. А пришли они сюда меньше часа назад. В таком случае у меня есть шанс. Я умею и люблю готовить, по работе тоже, к кухне имею самое непосредственное отношение. Мне очень повезло, я свой бизнес из хобби вырастил. А еще я проходил множество профильных обучений, я не курю и правильно питаюсь. Естественно, мое обоняние очень развито. Осторожно, стараясь не тревожить застоявшиеся воздушные массы, прохожу в угол подвала. Сырость, плесень, мокрый бетон. А еще терпкий запах пота и кислый флер водочного перегара. Ну а что я в самом деле, рассчитывал почувствовать запах крови или насилия? Я вернулся к деревянным поддонам и сел слева от Романа, скрестив ноги по-турецки. — Мужчины, не мне вас судить или что-то вам говорить. К моим людям тоже приходили. Приходили, когда меня не было. И из-за этого, из-за того, что меня не было в квартире, — на слове «квартира» все трое удивленно подняли взгляд, но я не стал отвлекаться, — моим людям голосование не устраивали. Из этого можно сделать вывод, что тут смысл не в самом физическом действии, а в шоу, им нужно нам шоу показать, нас наизнанку вывернуть. А отсюда и следующий пункт. В шоу обязательно актеры участвуют. Поэтому, давайте представляться, кто тут кто. — Как актеры? Тут актеры? — Грикор вскинул руки, пальцы правой щепотью вверх и взмах при каждом слове. — Нет, я не понял, ты что, хочешь сказать, тут актеры? Кто актеры? Ты актер? Он? Или Ольга актер? Я на шоу в Амстердаме был, я видел актеров. А ты тут не был, ты не видел, тебя тут не было, ты бы так не говорил. — Так же, как резко он взорвался, так же скоро его запал иссяк и армянин, закрыв рукой глаза, сел на корточки и стал покачиваться вперед-назад, что-то шепча на журчащем языке. — Ты Максим не понимаешь. Знаешь, что такое семья по-армянски? Семья переводится «под одной крышей». Она со мной под одной крышей сидела. — Ну так почему же ты сейчас на своих ногах сидишь, на целых, не на переломанных? И рука, которой ты глаза прикрываешь, она тоже вроде целая? Может по телу синяки? Вы, мужчины, скулить кончайте. Вы свой выбор сделали, когда сидели и смотрели как члена вашей команды насилуют. Повторяю, не мне вас судить, я не знаю, как я бы поступил, дай Бог мне никогда этого не узнать. Только смысл не в этом. Я еще раз спрашиваю, вы кто? Вас организаторы за деньги наняли или вы участники, которые тут из-за заклада? Грикор дернулся было, но тут, неожиданно для меня, все так же не поднимая головы, заговорил Иван, заместитель министра. — Вы оба правы. И ты, Грикор прав, это никакой не спектакль был, это все взаправду тут случилось. Но и ты, Максим, тоже угадал. Ко мне две недели назад обратились. Я в Саратове, в драмтеатре служу, между прочим, у меня высшая категория, амплуа — характерный герой, скоро мастера сцены получу. Мне ангажемент на три недели предложили, роль чиновника-взяточника. Заплатили, надо признаться, честно, предоплата больше моего полугодового оклада в театре. Я еле успел удержать Романа, который уже было прыгнул на Ивана. Навалившись всем весом ему на плечи, я обхватил его руки и не дал подняться. — Погоди, Ром, мы тут в одной команде получаемся. Как Грикор сказал? Семья по-армянски — под одной крышей? Это прям про нас. Грикор, ты актер или игрок? — Я игрок, — Грикор что-то добавил на армянском, — я, к сожалению, игрок. Отели «Грим» знаешь? Это мое. Не только мое, мы с братом, но начал я сам, я Грикор Минокян, потому и «Грим Отель». Только как ты сейчас это проверишь? — А зачем проверять? Вы же сами видели только что, у всех нас тут в игре один выход. Вернее, их два, один — тот, который нам организаторы прописали, а второй, который мы сами сейчас себе нарисуем. — А ты сам то, Максим, кто? — Подал голос Роман. — Я Максим Романов, группа компаний «Максим», рестораны. И я — это честное слово я. — Роман Полий, но меня с детства друзья Гарсиа звали, поэтому, может слышали, «Гарсиа Рекордз», «Радио Гарсиа»? Это я. — У меня в команде тоже один актер, Сергей. А Наталья — она участник, у нее мать в заложниках у наших кукловодов. Получается, я, вы, Роман и Грикор, и Наталья — участники, ты Иван и мой Сергей — актеры. — Мы же только что договорились, что мы все тут «участники»… — начал было Иван, но я его осек. — Да да да, вам, когда нанимали, уверен тоже не все сказали и не обо всем предупредили. И кстати, по моим прикидкам, вас, уж прости Вань, первыми должны кошмарить начать, чтобы мы бояться стали и с деньгами поскорее согласились бы расстаться.