— И? — Ничего, махр. Никаких следов. — Прекратить любые поиски на территории, прилегающей к этой поляне ближе, чем на четыре крыла, — холодно приказал Моргран. — Слушаюсь, махр. Что-нибудь еще? — Нет, можешь быть свободен. Демон поклонился и, расправив крылья, взмыл в воздух. Рейшар же улетать не спешил. Он снова внимательно оглядел поляну, затем сделал несколько быстрых пассов руками. В тот же миг от широких ладоней в разные стороны метнулись тонкие ленты. Плоскими змеями они пролетели почти до границы с лесом и свернулись четырьмя массивными шарами. В центре каждого приглушенным светом пульсировал мутный огонек: зеленый, красный, золотой, белый. На любое колебание воздуха, будь то сорвавшаяся с ветки ващага или согнувшаяся под порывом ветра трава, шары реагировали: стягивали к себе потоки, щетинились острыми иглами и замирали, точно готовые к атаке. Раньше мне не доводилось видеть подобной магии, но внутреннее чувство подсказывало: это ловушка. На Кеорсена. Беспокойство кольнуло сердце. Я могла бы развеять опасное заклятие, но для этого нужно подойти ближе. — Махра, боюсь, мне придется попросить вас о помощи. — На крыльцо вышла Тина. Сначала она заметила меня, а потом, проследив за моим взглядом, и высшего. Ее лицо стремительно побелело. — Он нас не видит и не слышит, — поспешила заверить я. — Во всяком случае, до тех пор, пока калитка закрыта. — А если она откроется? — не скрывая страха, выдохнула Тина. — Он сможет нас видеть и слышать, но внутрь без приглашения хозяина не войдет. Не бойся, мы в безопасности. — Вы уверены? Вопрос Пятианы вызвал раздражение. Пока я беспокоюсь за Кеорсена, она переживает только за себя! — Я же сказала, что бояться нечего! — ответила резче, чем следовало. Но тут же одернула себя и тряхнула головой. Что это со мной? — Прости, Тин. — Я потерла переносицу. — Не хотела грубить. Ты говорила, что нужна помощь? Она несмело кивнула. — Надо отодвинуть комод в гостиной. За ним лежит какая-то книга… кажется. Точно не знаю. Протирала пыль и увидела корешок переплета в зазоре между стеной и комодом. — Конечно, я помогу, — улыбнулась, стараясь заглушить все еще тлеющий огонек раздражения в груди. — Только сначала сделаешь мне ромашкового чая? Тина кивнула и поспешила на кухню. Я бросила еще один взгляд на рыскающего по поляне Рейтара и тоже вошла в дом. Пока высший рядом, мне не выйти за пределы кокона. Расставив на столе красивые чашки из голубого фарфора, блюдца в тон и пузатый чайник, от носика которого поднимался ароматный пар, мы опустились на соседние стулья. — Прости еще раз, что повысила голос, — вздохнула я. — Сама не знаю, что на меня нашло. — Все в порядке. — Тина придвинула к себе одну из чашек. — Махр Кеорсен предупреждал о подобном. Мне не понравилось, как это прозвучало. Потухший было огонек раздражения полыхнул с новой силой. — Говорил, что из-за пробуждения демонской крови возможны резкие перепады настроения, — продолжила тем временем Тина. — Велел относиться к вам с пониманием. С пониманием… Окончание фразы разозлило еще больше, упав новыми искрами на труху моей выдержки. Занявшееся пламя стало разрастаться, точно подгоняемый ветром лесной пожар. Слишком стремительно, чтобы я могла его контролировать. — А что еще сказал наш дорогой махр? — процедила сухо. В висках застучало, пальцы непроизвольно сжались в кулаки. — Как часто вы с ним ведете такие задушевные беседы? И давно ли Кеорсен воспылал к тебе столь трогательным доверием? — С каждым новым словом недовольство звучало все отчетливее. Это что же получается? Я наивно полагала, что Кеорсен и не замечает Тину, а он, оказывается, мило общался с ней за моей спиной? Решил найти человечку посговорчивее? Сердце жгли обида, ярость и… ревность. В один миг я осознала все грани ранее не испытанного чувства. Отравилась его ядом и ослепла от вставшей перед глазами алой пелены. — Ну? Давай, расскажи мне. Что еще тебе поведал драгоценный махр? — Мой голос все больше скатывался в рычание. Бушующие эмоции заглушили разум. Я с трудом понимала, что говорю и зачем. — Он беспокоится о вас, махра, — пролепетала Тина. — Просил приглядывать. Говорил, что демоническая кровь будет провоцировать вас, толкать на жестокость… — Приглядывать?! Конечно, куда уж мне без твоего пригляда! — Красная пелена перед глазами уплотнялась. — Мне не нужна твоя помощь! — выкрикнула я и с силой ударила ладонью по столу. Под пальцами что-то звонко хрустнуло, а потом защекотало от расползающейся теплой липкости. Только я не обратила на это внимания, продолжая неотрывно следить за Пятианой. Та испуганно вскочила со стула, отступила на шаг и теперь замерла настороженным зверьком, будто готовая сорваться с места в любой момент. Ее левая рука, чуть подрагивая, прижималась к животу. Мой взгляд зацепился за этот жест. За попытку защитить самое ценное. Я моргнула. Да что со мной такое? Однако найти ответ никак не получалось — красный туман, затянувший не только взор, но и разум, не позволял этого сделать. — Махра, вы порезались. — Губы Тины подрагивали, но голос звучал упрямо. — Нужно промыть рану и перебинтовать. — Не надо ничего! — зарычала я и, из последних сил вырывая себя из алого марева, вылетела во внутренний двор. Я не желала Тине зла, и сейчас единственный способ ее защитить — сбежать. Дождь прекратился, оставив после себя огромные лужи мутной воды и насытив воздух озоновой свежестью. Я стояла на крыльце, жадно дыша полной грудью. Старалась унять бешено стучащее сердце, сжимала и разжимала кулаки. Неторопливо, словно нехотя, красный туман начал рассеиваться. Не желая оставлять ему и шанса, я разулась и побежала, шлепая босыми ногами по осенней слякоти. «Если почувствуешь, что теряешь контроль — беги. Выматывай себя физически», — зазвучал в ушах голос Кеорсена. Где же ты? Куда ты ушел, когда так сильно мне нужен? Я бежала, не чувствуя холода и боли. Сознательно вгоняла себя в транс, надеясь найти в нем убежище. Только теперь не от внешнего мира, а от демонов, живущих в моей душе. В голове всплыли строки давно забытой песни: Когда на город опускается метель И застилает белой пеленой, В миру Двенадцати, где рабство для людей, Откроется проход, но в сердце дверь закрой. Ба пела мне ее, когда я была маленькой. В пропасти разверзшихся эмоций эта песня стала моим канатом, страховкой, удерживающей на краю бездны. И я запела едва слышно: И человек, в чьем сердце зреет сила, В тот самый миг, в тот час мирской… Он осознает: жизнь его любила. Ее дарами были смелость, знания, покой. Брызги от холодных луж оседали на подоле, намокающем и тянущем вниз все сильнее с каждым новым кругом. Я держала его одеревенелыми пальцами и продолжала бежать. Губы сами шептали слова, за которые я отчаянно цеплялась, не позволяя алому туману вернуться. Он сможет победить, сломить, сломать, перевернуть. Он сможет, если верен будет сердцу — выбран путь. Ноги, не чувствуя усталости, продолжали отбивать ритм: правая-левая, правая-левая. Быстрее, еще быстрее. До сведенных судорогой мышц, до изнеможения, до жжения в груди от нехватки воздуха. Но путь тернист: Двенадцать — страшное число.