— Такое сложно забыть, — великий поднялся, — чтобы спуститься быстрее, прикоснись ладонью к стене. Магия крови сократит путь для тебя. Но у меня был еще один вопрос, который я очень хотела задать, и сейчас… может, опять сам ответит? Стоит, молчит и улыбается… вот сво… хороший кесарь. Рассмеялся, но продолжает следить… Спросить или нет? — Спрашивай, — милостиво разрешил император. — Но вы уже поняли вопрос? — решила поупорствовать я. — Мне любопытно, в каком контексте ты его задашь, — кое-кто явно издевается надо мной. Ладно, будем откровенны до конца: — А зачем я вам? — и выпалила это на одном дыхании. Кесарь медленно сделал шаг и спустился на одну ступеньку, затем еще на одну и так, пока не подошел ко мне… а мне страшно, между прочим. — Не бойся, — странные глаза, казалось, начали сверкать еще ярче, — хотя должен признать, ты удивительно хладнокровна для двадцатилетней девушки, Катриона, — прошептал кесарь и вновь начал склоняться к моим губам… Э-э-э, хватит! И я, положив ладони на его грудь, постаралась предотвратить очередное помутнение рассудка. — И все же зачем? — любопытство во мне неубиваемо, это я давно поняла. — Вы знаете меня на протяжении пяти лет, вы много раз скользили по мне равнодушным взглядом, и вдруг столь неожиданное решение и молниеносное его воплощение, но я не вижу смысла. Тонкие пальцы коснулись моего лица, словно пытаясь запомнить каждую черту. Сверкающие глаза смотрели с задумчивой грустью, а затем кесарь произнес: — Идем, расскажу тебе о вашем мире. И, взяв меня за руку, повел наверх. Мы прошли мимо бледного и подавленного Илери, и только тогда я переспросила: — А почему вы сказали «о вашем»? — Это не мой мир, Катриона, — не скрывая печали, ответил кесарь. Когда поднялись в кабинет императора, я все еще размышляла об этом: «Это не мой мир», интересно, а чей тогда? Ответ пришел сам — мой! Это мой мир и мое государство и… мне нравилось править в Прайде, скрывать это от себя самой было бы глупо. Кесарь перехватил и эти мысли: — Мне следовало взять тебя в жены раньше, — он пропустил в кабинет первой, — в этом случае я освободил бы массу времени для себя. Здесь было… необычно. Белые стены, серебристый пол, окна в виде восьмиконечных звезд, и свет, проходящий сквозь них, наполняющий странное помещение доверху. Здесь хотелось петь и смеяться, словно… свет пьянил. И мне это не нравилось! Ощущение ужаса, дикого и панического, как тогда, на Вишневом острове. — Ты была на острове Мейлины? Вопрос отрезвил однозначно. Постаравшись выбросить все мысли из головы, я сконцентрировалась на настоящем. И вновь испугалась своих ощущений. Здесь была смерть. Многократная, многолетняя, подпитываемая кровью смерть! Шаг назад — и я ощутила спиной кесаря… Он преградил путь, а я хотела сбежать и больше никогда не видеть этой наполненной странным светом комнаты… С овальным низким серебряным столиком посередине, где я чувствовала кровь! И столик этот был на восьми ножках, а по краю его пролегали желобки, образуя странный рисунок… и я видела подобный — в маленькой комнатке Лорианы, на том самом серебряном алтаре! И уже не осталось сомнений, что кесарь был причастен к колдовству Велереи! — Отпустите меня, — взмолилась я, — прошу вас… — Катриона, — нежные ладони с длинными пальцами легли на плечи, — что тебя пугает? Вы… и кровь! Здесь чисто и светло, удивительно, завораживающе прекрасно, но я чувствую… Кровь! Смерть! Боль! Мне плохо… — Отпустите меня! — мой крик стал хрипом. Развернув лицом к себе, кесарь пристально вглядывался в мои испуганные глаза, он словно читал меня, как книгу, и уверенно произнес: — Я не причиню тебе вреда, Катриона! Не верю! Не верила с того момента, как он произнес эти жуткие слова: «Согласитесь ли вы стать моей женой?», зная, что я никогда не посмею ответить отказом! — Катриона… Просто отпустите меня сейчас… Мне здесь плохо! Кесарь иронично улыбнулся, его глаза сверкали, как и всё в этом странном помещении, а в следующее мгновение я была подхвачена сильными руками, и супруг отнес меня к письменному столу у окна, сел на кресло, усадил к себе на колени и, перебирая пальцами мои волосы, улыбаясь, произнес: — Забавно, но только сейчас я начинаю понимать, почему держал тебя на расстоянии столько лет. Все еще дрожа от ужаса, с удивлением проследила за тем, как маска холодной отчужденности на лице кесаря сменилась каким-то мечтательным выражением. И о чем мы сейчас мечтаем, интересно?! Учитывая пристрастия императора, явно о моей мучительной смерти. — Нет, не угадала, — он рассмеялся, чуть откинув голову назад, затем поинтересовался: — Неужели я настолько страшен, Катриона? — А вы в этом сомневаетесь?! — возмущенно поинтересовалась я, откровенно говоря, напуганная этим смехом. Просто никогда ранее не допускал подобного проявления эмоций наш жестокий повелитель. Я и смех его впервые услышала в нашу первую брачную ночь. Его улыбка стала очень загадочной, после чего, пристально глядя на меня, кесарь насмешливо произнес: — Это лишь страх, испуганная моя. Он пройдет. И тогда ты сумеешь увидеть во мне нечто большее, чем своего жестокого и властного повелителя. — Своего очень-очень жестокого супруга? — предположила я. Усмехнувшись, кесарь ответил: — Мужчину. Это к чему было сказано? Я, между прочим, и сейчас даже мысли не допускаю, что он женщина! Хохот кесаря повторно потряс своды данного немаленького помещения. Вежливо промолчала, чувствуя себя крайне некомфортно. — Катриона… — загадочно протянул угомонившийся супруг, — ты невыносима. «Меня носить и не нужно, меня желательно просто отпустить, и я сама уйду!» Вслух я, конечно, ничего не сказала, но тут же вспомнила, что кесарю вслух и не надо, он и так все слышит. — Вы собирались мне что-то рассказать, — напомнила я, очень неуютно ощущая себя, собственно, на венценосном супруге. Кесарь кивнул, устремив взор куда-то вдаль, словно смотрел сквозь стены, и произнес: — В своей столь длинной по вашим меркам жизни я любил лишь раз… Удивленно взираю на супруга, и как-то совершенно случайно вспомнились слова Динара: «Утырка, тебе больше не с кем обсудить эти розовые сопли?!» Кажется, кесарю их тоже обсуждать не с кем… вот и женился. Император улыбнулся, сверкнув клыками, и продолжил: — Она так не похожа на тебя… Элиэ — прекраснейшая из светлых… Элиэ… В ее глазах отражалось небо… Элиэ… когда она смеялась, мир смеялся вместе с ней! Элиэ… девочка, которая от рождения принадлежала другому… — и на красивом лице вновь скептическая ухмылка. — В сравнении с ней — ты уродлива до безобразия. Не сомневалась даже! Я в сравнении со многими уродлива до безобразия, и ничего, живу как-то! Процветаю даже… временами. Когда замуж не выхожу. Император рассмеялся, несомненно, считав и эти мысли, прикоснулся к моим волосам, пропустил черную прядь между пальцами и задумчиво произнес: — В тебе столько жизненной силы, Кари. Знаешь, — его пальцы неспешно переместились на мое лицо, начали осторожно обрисовывать губы, — глядя на тебя, я начинал чувствовать себя иначе… И я так долго не мог осознать почему. Нервно сглотнув, я поинтересовалась: — Вам для понимания я обязательно нужна? Или мне уже можно идти? Дел много, знаете ли! Кесарь вновь рассмеялся, взяв мою руку, поднес к губам, ласково поцеловал все еще дрожащие пальчики и произнес: — Тебе не нужна магия, Катриона, тебе с лихвой хватает упорства в стремлении достичь цели. Эта жизненная сила пульсирует в тебе с рождения, и ты как сама жизнь — яркая, восхитительная, страстная, изменчивая, упорная, непостижимая и понятная, приземленная и возвышенная, сильная и слабая, логичная и нелогичная одновременно. И это притягивает, нежная моя. Безумно, бесконечно, неудержимо. Теперь понимаешь, для чего нужна мне? Я все понимала. Красивые слова, но суть та же, что выразил и Та Шерр. Подумала и произнесла, не скрывая насмешки над ситуацией: — Попробую предположить: холодный расчет и возможность иметь потомство с магией в крови? Великий Араэден удивленно посмотрел на меня и, словно размышляя вслух: