Хватит… Нельзя нервничать, нельзя срываться, нельзя позволять ему… Нельзя… Нужно успокоиться! Я с силой сжала ладони, пытаясь сдержаться, и ногти впились в кожу. — Не смей! — с неожиданной яростью приказал кесарь. Вздрогнув, удивленно взглянула на него. — Не смей причинять себе боль! — выдал он неподдающийся логике приказ. Горько усмехнувшись, язвительно прошипела: — Ну что вы, мой дорогой супруг, это же исключительно ваша прерогатива! В ответ император вновь отхлебнул из бутылки, а после швырнул ее об стену. Грохот разбившегося стекла, жалобный звон опавших осколков и расплывающееся пятно на стене… А меня тошнило от запаха собственной крови. — Сколько можно об этом думать? — раздраженно вопросил кесарь. — О крови? — вопросила я. — Именно! Не знаю, что на меня нашло, но дальнейшие слова, учитывая сложившиеся обстоятельства, были невероятной глупостью: — А о чем мне сейчас думать?! О вас? Или, может, о ваших постельных и гастрономических предпочтениях?! О чем, ваше величество?! Мне страшно! Мне жутко! Я испугана до дрожи вашим поступком! И единственные мысли, которые я сейчас допускаю, — это о раздражающем запахе крови, потому как думать о чем-либо в вашем присутствии… страшно, глупо и чревато последствиями от удушения до весьма болезненных укусов, а то и смерти! И в свете всего вышеизложенного мое желание видеть вас умершим более чем оправдано! Странные глаза сверкнули во внезапно образовавшемся полумраке. Я испуганно вздрогнула, ожидая очередной демонстрации силы кесаря, но ничего не происходило… Император продолжал сидеть, сжимая зубы, в упор глядя на меня. И он молчал. Не знаю, сколько мы просидели вот так, в тягостном молчании. Я в ужасе от случившегося боялась даже пошевелиться, а кесарь не сводил с меня странного взгляда нечеловеческих глаз. Дворец постепенно погружался в тишину, гасли окна, ярче вспыхивали фонари во дворе и на подъездной дороге, а мы все так же безмолвно сидели. И вдруг кесарь с невероятной горечью в голосе произнес: — Однажды я допустил роковую ошибку, позволив той, которую любил, строить козни за моей спиной. Я знал об этом, нежная моя. Знал со всей очевидностью! Но прощал ее глупую и столь наивную ложь, закрывал глаза на попытки предать и отвечал добром на ее неумелые старания по отправлению меня на смертный путь. Я просто любил Элиэ… любил настолько, что, выбирая между возможностью спастись и жизнью своей старательной убийцы, предпочел сохранить ее жизнь. Я невольно посмотрела на кесаря. Оказывается, любимая женщина была в числе желавших его смерти. Неожиданно! — Вторым был мой брат, — усмехнувшись, сообщил Араэден. — А третьим? — почему-то спросила я. — Ее любовник. Темный. Светлый и темный… Забавно. Кесарь в очередной раз сделал глоток, но мне вдруг подумалось, что жажда вина у него гораздо слабее, чем жажда мести. — Месть?! — чуть приподняв бутылку, император всмотрелся в ее темное содержимое. — Я никогда не думал об этом. Какой смысл думать о мести, если нет возможности реализовать задуманное? Мне нужно было выжить и вернуться. Власть, Прайда, грызня местных царей… все это я никогда не считал важным. По тонким губам скользнула ироничная усмешка, затем Араэден задумчиво произнес: — А сейчас, когда так близок к цели, я вдруг со всей очевидностью осознал невероятное — это тоже уже не важно. Важна лишь цена, которую я должен заплатить за свое возвращение. Должен… но не хочу. Я на мгновение дыхание задержала… Цена за возвращение?! Он серьезно?! — Да о чем речь, — решила высказаться я, — да ради вашего возвращения домой я готова разграбить всю казну Оитлона! Невеселый смех, и едва слышное: — За открытие порталов между мирами нужно платить кровью, нежная моя. И все? — У меня еще много! — с энтузиазмом напоминаю. Араэден улыбнулся, на этот раз с легкой грустью, и спокойно произнес: — Я найду способ избежать уплаты этой непомерной для меня цены. А сейчас услышь меня. — Я и так слушаю очень внимательно. — Слушаешь, нежная моя, — император чуть кивнул, — но не слышишь. Так вот, услышь меня, Кари Онеиро! Однажды я допустил роковую ошибку, позволив той, которую любил, строить козни за моей спиной… Повторно я подобной глупости не совершу. И вся эта фраза произносилась в процессе пристального взирания на меня. От взгляда кесаря вновь стало жутко… что не удивительно после случившегося. — Я был услышан? — чуть насмешливо улыбаясь, вопросил император. Конечно! Кто-кто, а кесарь умел вызвать неподдельный интерес у собеседника, в этом никто никогда не сомневался. Однако изречение… Не спорю, мысль быть осмотрительнее в выборе любимых достойна внимания… — Любимых не выбирают, нежная моя. Молча жду продолжения, супруг также молча смотрит на меня. И чего он от меня хочет? Какого именно понимания и, главное, понимания чего? Всем и так ясно, что ни одна из любовниц кесаря никогда не пойдет против него… у них же, помимо наличия здравого чувства самосохранения, еще и любовь, и немое обожание вплоть до обожествления. — О да, я бог, — кесарь усмехнулся, — я жестокий и кровавый бог Рассветного мира… Я зло… — Всемирное, — почему-то добавила я. — А еще узурпатор. А еще… — Достаточно! Жаль, лично я бы с удовольствием продолжила. И снова тишина заполнила пространство, но на сей раз молчание длилось недолго. — Я дал тебе время на урегулирование вопроса по поводу брака между айсиром Грахсовеном и айсирой Лорианой, наследницей Оитлона. Поторопись с решением данного вопроса. Стараясь вообще ни о чем не думать, я кротко ответила: — Да, мой кесарь. — Что касается твоих реформ по усилению Прайды, особо не усердствуй, это бессмысленно. — Я… учту, мой кесарь. — И самое последнее, но в то же время и наиболее важное — подумай о моих словах, нежная моя! Именно осознание смысла мною сказанного является твоей приоритетной задачей, Катриона! И кесарь исчез в открывшемся портале. А я нервно помянула дохлого гоблина! И вот что меня бесконечно бесит в кесаре, так это даже не его желание крови попить в буквальном смысле, меня откровенно злит его нежелание сделать хоть что-то для собственного государства! «Что касается твоих реформ по усилению Прайды, особо не усердствуй, это бессмысленно» — и это слова правителя! — У него рабство еще существует в окраинных владениях, у него ни нормального законодательства, ни контроля над качеством работы торговцев и мастеровых, ни функционирующей городской стражи, и ему плевать! — от возмущения я даже начала говорить вслух. — Мне за Праер перед народом стыдно, а нашему уважаемому вечно молодому абсолютно все равно! Я вскочила, швырнула салфетку на стол, а после прошла к креслу, где только что восседало его наплевательское величество, схватила оставленную бутылку и с наслаждением запустила ее об стену… Толстое стекло и не подумало разбиваться, и бутылка с глухим звуком упала на ковер, а вино пролилось темным пятном. Ну и… ладно. Видно, не дано мне разрушать, так что займемся тем, что у меня лучше всего получается — улучшать имеющееся. Вновь подойдя к столу, взяла лист с пунктами намеченных реформ, вернулась с ним в свою канцелярию, пугая стражей окровавленным видом собственной рубашки, и просидела над планами до самого рассвета, старательно игнорируя усталость. Потому что на усталость времени не было, и о длительном сне в ближайшие месяцы придется забыть. Потому что у меня есть цель, и я не позволю всяким кровососущим у меня ее отнять! И потому что у меня есть Прайда — огромная, раздробленная территориями степей и гор, несуразная и столь различная даже в религии, но это моя Прайда! Хотя… эм… название нужно будет сменить определенно. * * * И началась череда наполненных напряженной работой дней. Ранние подъемы, не более часа с моим любимым папочкой, и возвращение во дворец кесаря, чтобы позавтракать в обществе придворных. Супруг моего общества не требовал, я также не стремилась к общению, мне было чем заняться. Ему, похоже, тоже, ибо кесарь во дворце практически не появлялся. Еще никогда мне не было так тяжело и настолько сложно. Моя денежная реформа настроила против меня всех торговцев. Реформу военную я провела жестко и в сжатые сроки, и она вызвала очередную волну ненависти к императрице-утырке. Как выяснилось, к массовым казням народ вполне привык за годы правления кесаря, а вот к порядку и соблюдению законодательных норм — нет! Но именно налоговые реформы стали последней каплей для жителей Прайды. Теперь меня не просто ненавидели — меня ненавидели люто! Араэден для них был привычным злом, я оказалась злом не только новым, но также принесшим множество неприятностей. Особенно поразило поведение королей и властителей — кесарь убил отцов многих из них. Убил жестоко, казнив прилюдно, но при этом императору они благоволили, а меня ненавидели! И причина — тот факт, что я просто увеличила дань, взимаемую с подвластных государств. Где логика?! — И это они еще не ведают о ваших планах в отношении военных и экономических реформ, — напомнил Свейтис, когда я, получив очередное послание шпионов из Хорнии, в бешенстве рвала его на мелкие клочки. — Начинаю понимать кесаря, — немного успокоившись, сообщила я секретарям. — Райхо, мне доставили указы венценосного супруга за период первого столетия его правления?