— Не все верят в Бога, миссис Дойл, — заметил инспектор. — Это неважно, доктор, — заверила миссис Дойл. — Он-то старика в свою сеть поймает. Гонка, которую хотел посмотреть Мартен, кончилась. Зрители вопят, пилоты поливают друг друга шампанским. Снаружи, на скамье у пруда, беседуют несколько постояльцев. Они никогда к этому не привыкнут. Мартен представляет, как снимает одежду и всем весом погружается в воду. Дно мягкое, и его ноги проваливаются в зыбкую тьму. Он уходит под воду и открывает глаза. Их щиплет, но можно смотреть. Человек, которого он даже не помнит, отдал его матери. Он предполагает самое лучшее, потому что знает слишком мало. Тогда не было дома престарелых «Старлайт». Лос-Анджелес был пригородом, полным роскошных машин и лотков с гамбургерами. Здесь всегда было жарко и пыльно. Ночами бульвары озарялись вспышками неонового света. Тело мистера Хьюго увозят. Мы переходим от памяти к воображению, лишь смутно осознавая перемену. Ковер в кафетерии, на котором умер старик, когда-то был низкорослым леском. А за ним текла медленная река, откуда большими глотками пили львы, и с их морд капала вода. Вдали поднимался дым от горящей сухой травы. Местные собирали желуди и ракушки. Убивали оленей и мелкую дичь. Под прудом «Старлайта» погребены кости женщины, прославившейся в своем племени исполнением песен предков. Когда она пела их у костра, никто не шевелился. Больше всех на свете она любила свою дочь. Им нравилось делать украшения из перьев. Остальные отрывались от своих занятий и наблюдали за ними. На обочине, у которой припаркована «Скорая», дочь той женщины однажды нашла маленькую птичку. Она весь день ждала птичкину маму, а потом, в сумерки, принесла птичку домой. Другие дети прибежали взглянуть, что там у нее, и расшумелись. Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Выгодно купить можно у нашего партнера.