Домой, на родину, возвращались не вчерашние пацаны, а отслужившие по два-три года крепкие и уверенные в себе мужчины. Во втором часу ночи, когда, сморенные первыми впечатлениями от «гражданки», уснули самые стойкие, Сашка прихватил гитару, сунул в рукав форменки бутылку портвейна и тенью заскользил к служебному купе. Тук-тук-тук — постучал костяшками пальцев в наглухо задвинутую дверь с табличкой. — Мариша? — Открыто, — глухо ответили изнутри. Он откатил ее в сторону. В приглушенном свете на диване сидела бабуля типа «божий одуванчик» и чего-то вязала, приспустив на нос очки. — А где Маринка? — выпучил глаза Сашка. — Я за нее. Чего, сынок, надо? — Да так, ничего, — вздохнул гость, накатил дверь обратно и почапал назад несолоно хлебавши. На вторые сутки военных в вагонах стало меньше, на их места садились гражданские. В Москве, на Ленинградском вокзале, Сашка распрощался с последними из своей «шестерки» и направился к метро, рядом с которым прохаживался наряд милиции. У старшего поинтересовался, как добраться до аэровокзала, спустился эскалатором под землю. Метро впечатляло красотой, массами народа и небывалым ритмом жизни. Стиснутый со всех сторон, чуть обалдевший Сашка вышел на станции «Аэропорт», откуда троллейбусом добрался до аэровокзала, взял билет на ближайший рейс «Москва-Луганск» и перекусил в кафе бутербродом с колбасой, запивая кофе. А поскольку времени до отлета у него было «воз и маленькая тележка», решил прошвырнуться по столице. В Москве он никогда не был, хотелось взглянуть на Кремль с Красной площадью, а если повезет, то и побывать в Мавзолее. Сдав чемодан с гитарой и бушлат в камеру хранения, морпех снова воспользовался услугами метро, домчавшего его до станции «Площадь революции». Восхищенно обозрев шедевр инженерии и пластики, Сашка с восторгом обнаружил у одного из пилонов увековеченного в бронзе матроса. — Здорово, браток! — остановился рядом. А затем пощупал отполированный многими руками ствол его нагана. Определившись с выходом, гость столицы вознесся наверх и через десять минут с трепетным чувством (сказались политзанятия) ступил на гранит брусчатки Главной площади Страны Советов. Она оказалась меньше, чем казалось по документальным лентам, которые видел, но все остальное впечатляло. Зубчатые стены древнего Кремля, Мавзолей с застывшими у входа часовыми и уходящие в небо увенчанные рубиновыми звездами Спасская и Никольская башни. Народу на площади было немного — школьники да несколько групп туристов, а вот к Мавзолею тянулась очередь. — М-да, — подойдя ближе, нахмурился Сашка. — Хрен попадешь к «дедушке». Тут рыл двести будет. В это время его кто-то тронул сзади за локоть. Обернувшись, увидел стоящего рядом мужчину средних лет, в сером костюме с галстуком, который с интересом его оглядел и довольно хмыкнул. — Понравился? — спросил Сашка с иронией. — Еще бы. Я когда-то служил в ВДВ, богато у тебя прыжков, сержант, — кивнул тот на форменку, где в числе других красовался жетон «Парашютист» с цифрой «15» на подвеске. — Ясно, — понял его интерес морпех. — У нас, в десантно-штурмовом, у ребят было и побольше. — В отпуск или запас? — На дембель. Еду через Москву, хотел посетить Мавзолей, да, видно, не судьба. Народу много. — Это не беда, — чуть улыбнулся незнакомец. — Щас решим. — И сделал знак прохаживающемуся вдоль очереди милицейскому капитану. — Слушаю, товарищ майор, — подойдя, тихо сказал тот и покосился на Шубина, — нарушает? — Наоборот, отдав стране воинский долг, возвращается домой и желает видеть Ильича. Проводи в начало очереди. — Есть, — ответил капитан. И Сашке: — Пройдемте. — Спасибо, товарищ майор, — поблагодарил тот незнакомца и поспешил за капитаном вперед. К революционной святыне. «Интересный дядька», — промелькнуло в голове Шубина. Они подошли к началу очереди. — Прошу задержаться, — протянул руку капитан перед третьей от входа тройкой. А потом Шубину: — Пожалуйста. Сашка монолитно стал впереди, подумав про себя «вот это пруха», и сделал приличествующее месту лицо, выражающее скорбь и отрешенность. Через несколько минут, в числе других, он ступил под гранитный свод, где в небольшом фойе стояли еще два милицейских стража и один гражданский, шарящие по процессии глазами. Лежащий в стеклянном освещенном приглушенным светом гробу вождь мирового пролетариата был похож на восковую куклу. «В кино он совсем не такой», — мелькнула в голове мысль. Но Сашка ее тут же отогнал. Впечатляясь. Миновав постамент с выставленным на обозрение телом, он вышел вслед за хлюпающей носом теткой на свежий воздух и проследовал вдоль Кремлевской стены с многочисленными на ней табличками. Затем Сашка выяснил, где находится Старый Арбат, доехал туда и послушал песни бардов. Когда же на столицу опустился вечер, автобус-экспресс помчал его в аэропорт Внуково. Там морпех прогулялся по громадным залам, в бодром шуме прибывающих и улетавших граждан полюбовался электронной россыпью многочисленных рейсов на громадном табло, а также многочисленными красивыми девицами. В связи с задержкой рейса посадку объявили в три ночи, сонные пассажиры погрузились в ЛиАЗ и стоя доехали до трапа самолета. Спустя минут пятнадцать, вырулив на бетонку, Ту-154 взлетел, размеренно загудели турбины. — Так-то лучше, — бормотнул сержант, посасывая взлетную карамельку. Проснулся он от похлопывания по плечу и нежного девичьего «просыпайся, морячок». Салон был пуст, в него вливалась утренняя прохлада, рядом стояла бортпроводница. — Подъем! — открыл глаза Сашка, разом вскочил, чмокнул девушку в щечку (та рассмеялась) и, шмякнув на голову бескозырку, направился по ковру в сторону открытого люка. Спустившись вниз по трапу и оказавшись на твердой земле, моряк, разведя руки в стороны, заорал: — Здравствуй, Донбасс! Я вернулся! Глава 2 Это было под Ровно — Вставай, хлопче, — послышалось сквозь сон, и Васыль перевернулся на бок. Рядом стоял дед Андрий и, поглаживая вислые усы, смотрел на внука выцветшими глазами. — Сниданок на столи. Одягайся. Васыль Деркач, студент исторического факультета Львовского университета, приехал к деду в Ровно на каникулы, и они собирались съездить в лес за грибами. После нехитрого завтрака со двора крытой железом добротной хаты с яблоневым садом вокруг и обширным, в пятнадцать соток, огородом, тихо поуркивая мотором, выкатился «Днепр» и порулил вдоль улицы. За рулем в брезентовом плаще сидел дед, а в люльке Васыль в свитере, сонно зевая. Старшему Деркачу было за шестьдесят, но он был еще крепок и ворочал за двоих. Родители Васыля давно жили в старом добром Львове, относя себя к местной интеллигенции (отец имел зубоврачебную практику, а мать работала в торговле). Дед же, схоронив бабку, к ним переезжать отказывался и жил один там, где родился. Через год после присоединения Западной Украины к СССР, тогда еще молодой парубок, он был призван в армию, однако с началом войны дезертировал, вернулся в родные края и, вступив в УПА*, предложил немцам свои услуги. До 44-го в ее составе грабил и угонял в Германию местное население, принимал участие в карательных операциях. Когда же его хозяев погнали до Берлина, ушел с недобитыми бандеровцами в лес, откуда делал налеты на «комуняк», и при одном таком попал в засаду НКВД. Почти всю банду чекисты порубили в капусту, а оставшиеся в живых Андрий и еще несколько получили по двадцать лет колымских лагерей, откуда вышли в 1953-м по амнистии. Устроившись грузчиком на мукомольный завод, Деркач впрягся в хозяйство. Для начала чуть подправил старую батькову (та почти завалилась) хату, а потом стал выращивать на продажу кабанов, откармливая их высевками*, которые по ночам таскал с работы. Вскоре Андрий женился на разбитной вдове с села Грушки, и та стала «курить» самогон, обзаведясь многочисленной клиентурой. Через два года на месте убогой мазанки супруги возвели каменный дом с мурованным подвалом, заложили сад и расширили огород, дающий для базара всяческий овощ. Когда же в колыске* запищал наследник, Андрий окрестил его в костеле и дал там слово вывести в люди, что с успехом и проделал. По окончании школы за хабар* пристроил его в медицинский институт, после которого молодой Деркач стал врачом-стоматологом. Гроши получал не абы какие, но имел солидный приработок, ставя нужным людям коронки и мосты из драгметалла. Два золотых дуката для почину подарил ему батько. Он же помог с деньгами на кооперативную квартиру в областном центре, где наследник нашел достойную подругу жизни. Теперь вот вырос внук, который трепетно любил дедуся. После его рождения, устраивая свою городскую жизнь, сын с невесткой часто определяли Васылька до батькив у Ровно, где бабка Мирослава рассказывала хлопчику сказки о ведьмах и вурдалаках, а дед о героях Украины — Мазепе, Кармелюке и Олексе Довбуше. От него маленький Васылько впервые услышал слово «москали», с которыми и бились эти самые герои. Внук подрос, стал ходить в школу и приезжать к старикам на каникулы, где дед Андрий продолжил свое воспитание. Ко времени поступления в университет Васыль люто ненавидел «москалей», знал, что они упекли деда в Сибирь, как когда-то Кармелюка, и считал его для себя примером. В стенах же родной альма-матер посеянное в душе внука старым бандеровцем семя пустило корни в благодатную почву. Носящий имя Ивана Франко старейший университет Украины к тому времени имел ряд достойных выпускников. В их числе были Андрей Бандера — ярый националист и отец идеолога украинского фашизма, Евген Коновалец — создатель ОУН-УПА* и много других, не столь известных, ставших впоследствии антисоветчиками, диссидентами или сбежавших на Запад. Окончательно дедовские «лекции» подкрепились у Васыля участием в националистической организации «Рух», официально созданной к тому времени в республике.