— Так его, суку! — возбуждался у телевизоров рабочий класс, а интеллигенция в Москве выходила на митинги в поддержку небывалого революционера. Бардак меж тем нарастал: случился ГКЧП, на окраинах ширились националистические движения, и пролилась первая кровь, что привело к плачевным результатам. В декабре 1991-го усилиями Горбачева с Ельциным и при участии их западных друзей Союз Советских Социалистических Республик канул в Лету, а новые «свободные республики», с подачи Ельцина, принялись созидать светлое будущее. Украина получила самое большое наследство, включавшее индустриальный Донбасс, высокоразвитое сельское хозяйство и всесоюзную здравницу Крым — жемчужину Черноморья. Президент Кравчук, один из подписантов Беловежского соглашения, тут же озвучил народу программу великих преобразований: реформа политической системы, приватизация и возрождение страны. Последнее — с душком национализма. В результате гербом «нэзалэжной» стал бандеровский трезуб*, а гимном песня сичевых стрельцов гетьмана Симона Петлюры. У старшего поколения жителей востока страны и в первую очередь у фронтовиков, многие из которых были еще живы, это вызвало волну протеста. — Немецкие холуи с такими «вилами» на конфедератках стреляли нам в спины при освобождении Львова, — возмутился отец Сашки, увидев атрибут новой власти. «Как же так? — думал Сашка, продолжая спускаться в забой дышащей на ладан шахты имени вождя мирового пролетариата. — Была страна, и нету». В один из дней мрачный Сашка шел через парк «Горняк» к ближайшей автобусной остановке. Зарплату не выдавали третий месяц, и прошел слух о закрытии последних двух угольных предприятий объединения. Под ногами шуршали осенние листья, на душе было муторно и тоскливо. Внезапно за поворотом аллеи он услышал собачий лай, когда же повернул, увидел потасовку. Трое молодых парней напали на средних лет мужчину, тот отбивался как мог, а к ним, рыча, полз рыжий пекинес. — Сволочи, — ускорился Сашка и через пару секунд оказался рядом. Первый из нападавших оглянулся и тут же, получив удар в челюсть, рухнул на асфальт; второго, кинувшегося навстречу с занесенным кастетом, Сашка перебросил через себя, а последний ломанул в кусты, только затрещало. Пока приводил в чувство едва стоящего на ногах мужчину, остальные тоже испарились. — Вовремя ты, — прохрипела, хлюпая разбитым носом, жертва нападения. — Дай мне Леву, пожалуйста. Сунув потерпевшему в руки тут же ставшую облизывать тому лицо собачонку, Шубин дотащил их до ближайшей телефонной будки и набрал 03. Вызов приняли. Через неделю, после утреннего наряда, попросив задержаться, начальник участка сообщил, что его вызывают в прокуратуру. — Ты там ничего не натворил? — покосился на мастера. — Да вроде нет. Когда же после смены он приехал на улицу Коцюбинского, 13, в канцелярии сообщили, что его ждет прокурор, сопроводив в приемную на второй этаж. Прокурор оказался тем самым мужиком с Левой, которых выручил Сашка. На нем была форма полковника юстиции, а на лбу нашлепка из лейкопластыря. Для начала, пригласив гостя сесть, хозяин кабинета высказал ему слова благодарности, а затем спросил, где тот научился так мастерски драться. — Служил в морской пехоте и немного занимаюсь боксом, — скромно ответил Сашка. — Звание? — Сержант запаса. — А разряд? — Кандидат в мастера спорта. — Однако! — высоко вскинул брови прокурор. — И с такими данными в шахте! Слушай, Александр… — пристально взглянул на Шубина. — У меня предложение. Как насчет того, чтобы пойти на службу в органы? — В смысле? — Прямом. Я могу составить тебе протекцию в «Беркут». — А что это за птица? Не слышал о таком. — Особое подразделение МВД, вроде армейского спецназа. Создано на Украине год назад, с учетом ухудшения криминальной обстановки. Главные задачи — задержание особо опасных преступников и освобождение заложников, обеспечение общественного порядка при возникновении чрезвычайных ситуаций, силовое сопровождение оперативных мероприятий, ну и ряд других, не менее важных, — закончил правоохранитель. — Понял, — оживился приглашенный. — Круто. — Служба, Александр, — продолжил прокурор, — сам понимаешь, ответственная и опасная, так что берут туда далеко не всех. Только после армии и по строгому отбору. Но и оплачивается соответственно, плюс возможность учебы в высших профильных учебных заведениях и дальнейший карьерный рост, что немаловажно. Он замолчал, и в тишине стало слышно, как за окном стучит дождь, мелко и назойливо. На столе затрещал один из телефонов, прокурор снял трубку. — Ну вот, — послушав, опустил. — В Ирмино разбойное нападение на сберкассу. Надо выезжать на место. Так что подумай над моим предложением. До встречи. Вернувшись домой, Сашка рассказал о предложении отцу, которого глубоко уважал, и тот посоветовал согласиться. — Угольной промышленности конец, — сказал он. — Так что иди в спецназ, это то, что ты умеешь. Спустя три дня, навестив прокурора и дав согласие, бывший морпех был на приеме в областном УВД, у начальника подразделения «Беркут». — По документам военкомата, ты, Шубин, нам подходишь, — сказал майор, просмотрев лежавшую на столе тонкую папку. — Кстати, по запасу ты теперь младший лейтенант. И прыжков у тебя будь здоров. Опять же боксер-разрядник. Короче, пиши заявление на имя генерала, — извлек из стола и сунул ему лист бумаги с ручкой. Так Александр Шубин стал бойцом спецподразделения «Беркут». Жизнь покатилась дальше, и вскоре он потерял счет выездам на операции, силовую поддержку действий угро и разного рода охранные мероприятия. — Ну что, бойцы? — пробасил старший группы, когда бандитов доставили в управление и парни освобождались от снаряжения. — Отметим это дело? — А то! — раздалось в ответ. — За этими отморозками опера гонялись с прошлой зимы. Сдав дежурство и переодевшись в штатское, группа вышла за КПП, где поймала двух бомбил, отвезших их на рынок. Там вскладчину купили водки, а к ней закуски и отправились в пригород, где у старшего имелась дача на шести сотках. — Вы пока накрывайте поляну, — сказал майор, когда приехали на место, кивнув на дощатый стол с двумя лавками под грушей. — А я щас принесу грибки и стаканы. Пока он чем-то гремел в жилище, парни занялись «поляной». Одни стали мыть лук и огурцы с помидорами во дворе у колонки, другие, сорвав по бергамоту, с удовольствием зачавкали, а прапор по фамилии Мороз, достав финку, начал пластать сало с колбасой и хлеб. — А хотите стих? — довольно ухмыльнулся он, когда хозяин принес из дома граненые стаканы и банку маринованных лисичек собственного приготовления. — Валяй, — сказал кто-то из парней, водружая на стол первую пару «Луга-Новой»*. Як романтично пахне ковбаса, І помідори в банці зашарілись. А в пляшечці, дбайливо, як роса, Горілочка холодна причаїлась! — прочувствованно начал Мороз, привлекая к себе внимание честной компании. — Пушкин ты наш, — умилился майор, — а ну, давай дальше. …І сало ніжно зваблює тільцем, І хліб наставив загорілу спину, Якщо ти млієш слухаючі це… Чому ж ти, б… не любиш Україну?! — взмахнув ножом, закончил пиит, и все дружно заржали. — Сам придумал? Здорово! — Не, — помотал прапор головой. — Автор не известен. — Ну, тогда к столу, — сделал радушный знак хозяин. Сидели до первых звезд, а потом разъехались. Женатые по квартирам, у кого были, остальные в общежитие. На следующее утро у Сашки был выходной, что радовало. Их давали не так часто. Он встал пораньше, когда соседи по комнате еще дрыхли, принял холодный душ и спустя полчаса вышел во двор общежития в мотоциклетном шлеме, джинсовом костюме и с туго набитой спортивной сумкой. Там были продукты для родителей, купленные накануне, а также подарок Оксане. После окончания института она вернулась в Стаханов и работала врачом в больнице. У гаражного блока, отсвечивая рубином, стояла его «Ява». Шубин завел мотор и тронулся к будке КПП. Сонный дежурный поднял изнутри шлагбаум, Сашка приветственно махнул рукой и вырулил на еще пустынные, мигающие светофорами улицы. Через десять минут он достиг квартала Гаевого, выехал на трассу, и в лицо ударил ветер. Трасса, по которой неслась «Ява», пролегала средь бескрайних полей, окаймленных посадками, за ними справа тянулась череда меловых гор, у которых в утренней дымке темнели высокие осокори над белеющими в долинах селениями. Потом ландшафт чуть сменился: у горизонта там и сям засинели терриконы, и мотоцикл стал приближаться к металлургическому Алчевску. Несколько уходящих в небо труб когда-то одного из крупнейших в Европе комбината еще дымили, в воздухе чувствовался запах доменного шлака. Вскоре он сменился свежестью рощ и лугов — мотоцикл вымахнул на возвышенность Брянки, за которой на широком просторе раскинулся Стаханов. Миновав окраину, а потом центр с малолюдным базаром, городской с прудом парк и квартал Стройгородок, байкер оказался на другом конце, в Чутино. Когда-то это было основанное еще запорожцами село, а теперь несколько утопающих в зелени улиц, окаймленных сонной речушкой Камышевахой. Со стороны древнего Свято-Николаевского собора звонили к службе. Подъехав к дому родителей, Сашка заглушил мотоцикл и, прихватив с багажника сумку, направился к воротам, на басовитый лай своего любимца Дозора. — Ну, будет, будет, — потрепал он его по загривку, войдя во двор, а навстречу уже спешила мать, вытирая о фартук руки. — А где батя? — расцеловавшись с ней, поинтересовался гость, когда зашли в летнюю кухню. — В саду. Зови его, будем завтракать.